Светлана что-то шептала ему на ухо, смеялась тихонько — женщина красивая, ухоженная, сорок пять, но выглядит на тридцать пять.
Работают вместе уже три года, а роман начался месяца четыре назад. Когда Марина первый раз уехала на курсы повышения квалификации.
— Илюша, — Светлана провела пальцем по его груди, — а что, если мы…
Щелчок замка в прихожей.
Илья замер. Сердце ухнуло куда-то в пятки.
— Марина же завтра должна вернуться, — прошептал он.
Светлана тоже напряглась. Звук шагов в коридоре. Медленных, усталых. Знакомых до боли.
— Илья? — голос жены донёсся из прихожей. — Ты дома?
Боже мой. Илья считал себя порядочным человеком. На производстве уважают, мастер золотые руки, к мнению прислушиваются. А тут!
— Что делать? — Светлана побледнела, судорожно натягивала блузку.
— Не знаю, — выдохнул Илья. Руки тряслись.
Шаги приближались. Медленно. Марина снимала пальто, ставила сумку.
— В ванную, — прошептал он Светлане. — Быстро.
Но поздно.
Дверь спальни приоткрылась. В щели показалось лицо жены — усталое, с дорожной пылью, с улыбкой. С этой её вечной улыбкой «я дома, мой дорогой».
Улыбка исчезла мгновенно.
Марина стояла и смотрела.
На её лице ничего не отображалось.
—Мариночка, — начал Илья.
Но жена уже развернулась. Быстро. Резко. Хлопнула дверь.
Звук её шагов — другой теперь. Твёрдый. Решительный. Хлопок входной двери.
Илья сидел на кровати, дрожащими руками одеваясь, и понимал: всё кончено. Семья. Дом. Уважение к самому себе.
Всё — за четыре месяца глупости.
— Илья, — Светлана тронула его за плечо.
Он даже не обернулся.
Илья просидел на краю кровати минут двадцать. Может, больше. Время словно потеряло смысл. Светлана суетилась рядом — одевалась, что-то говорила, но он её не слышал. В ушах стоял только звук захлопнувшейся двери.
— Мне нужно идти, — наконец произнесла она. — Илья, ты меня слышишь?
Он кивнул, не поднимая головы.
— Позвони мне, — Светлана наклонилась, поцеловала в макушку. — Мы всё обсудим, да?
Когда она ушла, в квартире стало совсем пусто. Илья встал, дошёл до кухни, включил чайник. На автомате.
Телефон. Нужно позвонить Марине.
Первый звонок. Второй. Пятый. Абонент недоступен.
— Чёрт, — выругался он и набрал номер старшего сына. Виктор жил в соседнем районе, своя семья, но с родителями поддерживал связь.
— Пап? — удивлённый голос. — Что-то случилось?
— Витя, мама к вам не приезжала?
— К нам? А что, она уже вернулась? Думал, завтра только.
— Вернулась, — Илья сглотнул. — Мы поругались. Она ушла.
Пауза. Долгая такая.
— Серьёзно поругались?
— Да.
— Понял. Если что узнаю — позвоню.
После разговора с сыном Илья понял: врать больше не получится. Дети рано или поздно узнают правду. Марина расскажет. Или не расскажет — но они почувствуют.
Вечер тянулся бесконечно
Он прошёлся по квартире — везде следы Марины. Её тапочки у порога. Фотографии на комоде — свадьба, рождение детей, отпуска… Её крем на тумбочке, книга с закладкой.
Тридцать лет совместной жизни. И он всё разрушил за четыре месяца.
Утром не спал ни минуты. В половине седьмого — будильник. На работу идти надо. Как будто ничего не произошло.
В автобусе увидел Светлану. Она села рядом, взяла за руку.
— Как ты? Спал хоть немного?
— Нет.
— Илюша, не казни себя. Эти вещи случаются. Люди расходятся, находят друг друга заново.
Он посмотрел на неё — красивую, ухоженную, говорящую правильные слова. И вдруг понял: она не понимает. Совсем. Для неё это — новое начало. Для него — конец всего.
— Светлана, — сказал он тихо, — мне нужно время.
Она сжала его руку крепче.
— Конечно. Я понимаю. Но ты же знаешь — я буду ждать. У нас с тобой может быть красивая жизнь.
Илья высвободил руку. Красивая жизнь. Легко сказать.
На работе вёл себя как робот. Делал то, что надо, говорил то, что от него ждали. Мастер участка — должен быть в форме. Но внутри была пустота.
В обед позвонил Витя.
— Пап, мама у тёти Гали. Она просила передать — вещи свои заберёт на выходных. И ещё сказала, чтобы ты не звонил пока.
— Понял.
— Пап, что случилось-то? Серьёзно?
— Очень серьёзно, сын.
— Хочешь поговорить?
— Потом. Может быть, потом.
Вечером Светлана снова появилась на пороге. С пакетом продуктов, в красивом платье, с улыбкой.
— Приготовлю ужин, — сказала она. — Поговорим спокойно.
Илья пустил её. Что ещё делать? Сидеть в пустой квартире и жалеть себя?
Она готовила, рассказывала что-то о работе, о планах. Даже включила музыку — джаз, который он любил. Всё как полагается. Но он слушал и думал: а где Марина сейчас? Плачет? Или уже собралась с силами?
— Ты не слушаешь, — заметила Светлана.
— Слушаю.
— Нет. Ты думаешь о ней.
Он промолчал.
— Илья, пойми — она тебя не простит. Никогда. Такие женщины не прощают. Они могут сделать вид, что простили. Ты будешь виноват до конца жизни. Зачем тебе это?
— А зачем мне ты? — вырвалось у него.
Светлана побледнела.
— То есть как?
— Ну как? Зачем ты мне? Что мы с тобой строим? Семью? Или просто развлекаемся?
— Мы, мы же говорили…
— Говорили. А я вот думаю — о чём говорили? О том, что я брошу жену ради тебя? О том, что в пятьдесят лет начну новую жизнь? С нуля?
Светлана поставила тарелку на стол резче, чем нужно.
— Значит, я для тебя — развлечение?
— Не знаю, — честно ответил он. — Правда не знаю. Я вообще ни в чём не уверен сейчас.
Она собралась быстро. Почти не попрощавшись.
И снова — тишина. Пустая квартира. Недоеденный ужин.
Илья сел у окна, закурил — первый раз за десять лет. Смотрел на двор, где играли дети, где гуляли пары. Обычная жизнь. А у него что?
Неделя прошла как в тумане
Илья работал, приходил домой, сидел у телевизора и не понимал, что там показывают. Звонил Марине — трубку не брала. Писал сообщения — не отвечала. Один раз набрал номер тёти Гали, но та коротко сказала: «Илья, не надо пока» — и отбилась.
Светлана тоже не объявлялась. На работе здоровалась сухо, по-деловому. Словно ничего между ними не было.
В субботу утром зазвонил домофон. Сердце подскочило — может, Марина?
— Папа, это я. Открой.
Витя. С серьёзным лицом, с пакетом в руках.
— Мама попросила принести, — поставил пакет в прихожей. — Документы какие-то, справки. Говорит, ей нужны.
— Как она?
— Не знаю. Молчит. Тётя Галя говорит — не плачет даже. Сидит, смотрит в окно.
Илья кивнул. Не плачет. Это хуже слёз.
— Пап, — Витя помялся. — Можно прямо спросить? Что случилось? Мы с Димкой голову ломаем. Вы же никогда не ругались серьёзно.
— Не ругались, — согласился Илья. — Сядь. Расскажу.
И рассказал. Коротко, без подробностей. Сын слушал, хмурился, качал головой.
— Блин, пап. Ну зачем?
— Сам не знаю. Голову потерял.
— И что теперь?
— Не знает никто.
Витя помолчал, потом спросил:
— А ты хочешь, чтобы простила?
Илья задумался. Хочет ли? Или просто боится остаться один?
— Хочу, — сказал наконец. — Хочу всё вернуть.
— А та женщина?
— Кончено всё с ней.
— Точно?
— Точно.
Сын кивнул, встал.
— Тогда жди. Мама справедливая. Если поймёт, что ты правда раскаиваешься.
Но не договорил.
Во вторник вечером звякнул ключ в замке
Илья сидел на кухне, пил чай, читал газету — делал вид, что живёт нормальной жизнью. Хотя какая там нормальная.
Марина вошла в кухню. Худее стала. Постарше. На лице — никаких эмоций.
— Здравствуй, — сказала она.
— Здравствуй, — отозвался он. Голос дрогнул.
— Я за вещами. Много не надо. Самое необходимое.
— Марина.
— Не надо.
Она прошла в спальню. Илья пошёл следом. Смотрел, как она складывает в сумку бельё, лекарства, косметику. Аккуратно. Без спешки.
— Маринка, — позвал он тихо. — Поговорим?
Она остановилась. Не обернулась.
— О чём говорить, Илья?
— О нас. О том, что случилось.
— Что случилось? — она повернулась. В глазах — не злость. Усталость. — Ты спал с другой женщиной. В нашей постели. Всё очень просто.
— Я запутался. Понимаешь? Не знаю, что на меня нашло.
— Не знаешь, — повторила она. — Четыре месяца не знал?
Он опустил голову.
— Знал.
— Вот именно. Знал — и продолжал. Каждый день принимал решение. Каждый день выбирал её, а не меня.
— Но я же выбрал тебя! Сейчас! Я понял.
— Что понял? — Марина села на край кровати. — Что удобнее жить с привычной женой? Что не хочется делить имущество? Или что та, другая, оказалась не такой интересной, как казалось?
Илья молчал. Потому что всё это было правдой. Частично.
— Я понял, что натворил, — сказал он наконец. — Что потерял самое главное.
— Самое главное, — усмехнулась Марина. — Тридцать лет я была для тебя самым главным? Когда ты забывал поздравить с днём рождения? Когда говорил, что у меня работа не настоящая, ерунда какая-то? Когда я болела, а ты ни разу чаю не принёс?
— Марина.
— Нет, дай договорить. Тридцать лет я была удобной. Готовила, стирала, убирала. Не скандалила, не требовала подарков. А ты встретил женщину, которая смотрела на тебя влюблёнными глазами. И забыл про меня. Легко так забыл.
Он хотел возразить, но понял — она права. Во всём права.
— Прости меня, — сказал он. — Прости, пожалуйста.
— За что простить? За то, что предал? Или за то, что попался?
— За всё. За то, что не ценил. За то, что был слепым.
— Илья, — остановила его Марина. — Хватит. Поздно.
— Не поздно. Мы можем начать заново.
— Нет. Не можем. — Она встала, застегнула сумку. — Тебе со мной было настолько скучно, что ты готов был рискнуть всем ради острых ощущений?
— Нет.
— Да. Именно ради этого. И теперь ты хочешь вернуться? Потому что острые ощущения кончились, а домашний уют остался?
Илья понял — спорить бесполезно. Она всё правильно понимает.
— Что теперь будет? — спросил он.
— Пока не знаю. — Марина взяла сумку. — Мне нужно время. Подумать.
Она дошла до двери, остановилась.
— И ещё, Илья. Эта квартира — моя тоже. Половина. Если решу разводиться — подам на раздел. Так что подумай — может, тебе лучше самому съехать? К сыну, например. Или к своей, как её там.
— Марина, я же сказал — с ней всё кончено.
— Сказал. Только я больше твоим словам не верю.
И ушла.
Илья остался стоять посреди спальни. Один. Без жены, без любовницы, без уверенности в завтрашнем дне.
Месяц прошёл в подвешенном состоянии
Илья жил как привидение — ходил на работу, возвращался в пустую квартиру, разогревал в микроволновке полуфабрикаты. Светлана перевелась в другой цех. Говорили, сама попросилась.
Марина не звонила. Дети заезжали изредка — Витя приносил передачки от мамы, молчаливо ставил их в холодильник и уезжал. Дима, младший, вообще перестал общаться. «Пока не помиришься с мамой», — отрезал он в последний раз.
В пятницу вечером снова звонок в дверь. Илья открыл — Марина.
— Можно войти?
— Конечно. Это же твой дом тоже.
Прошла на кухню, села за стол. Он заварил чай — автоматически, как раньше. На двоих.
— Решила, — сказала она без предисловий.
Сердце ухнуло.
— Развод?
— Нет. Пока нет. — Марина подняла глаза. — Но условия.
— Какие?
— Ты уезжаешь. На полгода. К Вите, снимешь квартиру — мне всё равно. Я остаюсь здесь одна. Подумаю, пойму — хочу ли дальше с тобой жить.
— А если захочешь?
— Тогда поговорим. Но это будет уже другая жизнь.
— Какая?
— Увидишь. Если захочу тебя вернуть.
Илья кивнул. Выбора не было.
— А если не захочешь?
— То же самое, что и сейчас. Только официально.
Он собрал вещи за полчаса. Нужного оказалось удивительно мало. Марина сидела на кухне, пила чай, смотрела в окно.
— Я буду звонить, — сказал он, стоя в дверях.
— Не надо. Я сама позвоню. Если захочу.
— Маринка.
— Илья. — Она повернулась. — Ты сломал нас. Может быть, безвозвратно. Но я дам тебе шанс понять, чего ты действительно хочешь.
Вечером он сидел на скамейке во дворе Витиного дома, курил и смотрел в окна. В одном горел свет — сын с невесткой ужинали, смеялись чему-то. Нормальная семейная жизнь.
А где-то в другом конце города, в их квартире, сидела женщина, которую он предал. Наверное, тоже смотрела в окно. Думала о тридцати годах. О том, стоит ли давать вторую попытку.
Впервые за все эти месяцы Илья почувствовал не жалость к себе, а настоящий страх. Не за комфорт, не за привычную жизнь. За то, что потерял человека, который любил его просто так. Не за красивые слова, не за подарки. А за то, что он есть.
И может быть, уже потерял навсегда.
Окурок погас под ногой. Илья поднялся, пошёл к подъезду. Завтра начнётся новая жизнь. Какая — зависело теперь не только от него.
