— Что такого? — Наталья Ивановна подняла брови, как будто не понимала, в чем проблема. — Я просто заметила: ребенок вообще не похож на тебя. Посмотри, у него волосы темные, носик… Если ты так уверен в своём отцовстве, может, стоит сделать тест ДНК? Для собственного успокоения.
Алина стояла на крыльце роддома, прижимая к себе сверток с крошечным сыном. Макс поддерживал её под локоть, его взгляд был прикован к этому маленькому существу, которое всего пару часов назад появилось на свет и, казалось, стало частью её самого сердца. Февральский ветер гонял розовые ленты на букетах, что держали счастливо улыбающиеся родственники. Весь мир вдруг наполнился чем-то светлым, новым, как утренняя роса на траве.
— Ну, давайте, покажите, покажите! — воскликнула Наталья Ивановна, с трудом пробираясь сквозь толпу. — Бабушке не терпится увидеть внука!
Алина с трудом приоткрыла угол одеяла. Малыш морщился от яркого света и слабенько всхлипнул. И в этот момент в её груди что-то сжалось, будто что-то важное и невидимое ушло вместе с этим первым звуком.
— Ой, ну и кто это такой? — свекровь склонилась и принялась изучать его личико, словно распознавая какой-то важный секрет. — Не вижу, чтобы он был похож на нашего Максима…
— Мам, ну он только что родился, — сказал Максим, нежно обнимая Алину, как бы пытаясь оградить её от этих не слишком приятных слов. — Он еще сто раз изменится.
Наталья Ивановна не сказала ни слова, но взгляд её был такой, что сразу стало понятно: её что-то не устраивало. Алина заметила, как свекровь достала телефон, и внутри у неё всё напряглось — вот оно, начало сравнения.
Следующие дни были похожи на один длинный, бессонный круговорот. Дни становились серыми, а ночи — бесконечными, когда Алина успевала только между кормлениями и сменой подгузников зацепить хоть пару часов сна. Максим, как мог, поддерживал её: он качал малыша, когда тот капризничал, готовил ужины, помогал по дому.
Но с каждым днём к ним всё чаще заходила Наталья Ивановна, вечно за что-то переживая и всегда с телефоном в руках. Как будто ей было важнее всего на свете найти фото, которое могло бы доказать, чьи гены внук унаследовал.
— Алина, а в твоем роду темненькие были? — как бы между делом спросила свекровь за чашкой чая. — Потому что Максим-то беленький был, совсем не на меня… Да и носик у него другой какой-то…
Алина сжала чашку так, что её пальцы побелели, но старалась не выдать себя.
— У моей бабушки волосы темные были, — сказала она, глотая обиду.
— Вот, смотри, я тут старые фотографии нашла, — свекровь протянула телефон, с хитрым прищуром следя за её реакцией. — Это вот Максим в том возрасте. Видишь, какой светлый был? И носик такой милый, аккуратненький, не то что…
— Мама! — Максим резко поднял голос, входя в кухню. — Ты что, совсем не понимаешь, что ты говоришь?
— Я просто интересуюсь, — свекровь сжала губы, убирая телефон, как будто это было её последнее оправдание. — Это нормально, наверное, знать, чьи гены у моего внука.
Через неделю после родов гости заполнили маленькую квартиру. Стол ломился от угощений, и все с восторгом разглядывали малыша в коляске, который мирно спал, не зная, что происходит вокруг. Но Алина не могла избавиться от ощущения, что взгляд Натальи Ивановны пронзал её насквозь. Эти взгляды… они были такими острыми.
— Алиночка, помнишь, на вашей свадьбе был такой симпатичный парень, брюнет? — неожиданно спросила свекровь, когда все расселись за стол. — Твой одноклассник, по-моему? Как его звали?
— Дима, — сказала Алина, не понимая, к чему это. — Что-то не помню, почему ты его вспоминаешь?
— Да так, просто подумала, — свекровь улыбнулась, оглядывая коляску с малышом. — Парень темненький был, симпатичный…
— Мама! — Максим встал, гремя вилкой по столу. — Это что ещё за бред? Прекрати немедленно!
— Что такого? — Наталья Ивановна подняла брови, как будто не понимала, в чем проблема. — Я просто заметила: ребенок вообще не похож на тебя. Посмотри, у него волосы темные, носик… Если ты так уверен в своём отцовстве, может, стоит сделать тест ДНК? Для собственного успокоения.
Тишина в комнате стала такой тяжелой, что Алина почувствовала, как она буквально давит на её грудь. Её глаза заслезились, а в горле встала комом боль, которую невозможно было скрыть.
— Извините, — сказала она тихо, стараясь не выдать себя. — Мне нужно покормить малыша.
Алина вышла из комнаты, чувствуя, как за её спиной, с того места, где стояла свекровь, по её спине скользит взгляд, колючий, как иголки. Он не отпускал её, не давал встать на место. В детской она прижала сына к себе, ощущая жар его маленького тела, его дыхание, которое казалось, растворяет всё вокруг. Слёзы катились по её щекам, смешиваясь с радостью и непонятной болью, которая начинала сжигать её внутри.
Через полчаса Максим нашёл её. Она сидела в кресле-качалке, под ногтями впиваясь в мягкую ткань, а в руках держала малыша, убаюкивая его, как будто это был единственный способ сохранить мир.
— Прости за маму, — Максим опустился на колени перед ней, его голос был мягким, полным той искренности, которой так не хватало в их доме. — Она просто с ума сходит от беспокойства. Ты же знаешь, какая она… переживает.
— Переживает? — Алина едва удержала смех, что смешался с горечью. — Она меня в измене обвиняет! Ты это называешь переживанием?
Максим взял её за руку и сжал так сильно, что пальцы побелели. Она ощутила этот жест, как попытку защитить её, защитить их.
— Не обращай внимания, — он посмотрел ей в глаза с такой уверенностью, что, казалось, этот взгляд мог порвать все сомнения на части. — Это наш сын. И точка.
Алина почувствовала, как в её груди что-то замерло, а потом снова забилось. В её глазах мелькнула надежда. И любовь. В этот момент она поняла: несмотря на все страхи и трудности, эта семья всё равно будет крепче, чем любые подозрения.
Но, как бы она не надеялась, на следующий день всё началось заново. Наталья Ивановна появилась, как гроза в ясный день, с альбомом в руках, полным детских фотографий Максима, словно это были священные реликвии, которые она вынула из хранилища старых воспоминаний.
— Вот, посмотри! — свекровь развела фотографии по столу, будто раскладывая карты судьбы. — Максимка в роддоме, в три месяца, в полгода… Ни одной черточки не узнаю! Я мать, я вижу!
Алина молча собрала фотографии и вернула альбом обратно, не встречая взгляда свекрови. В комнате повисла тишина, только малыш в кроватке, мирно посапывая, нарушал её. Наталья Ивановна сделала паузу, а потом, словно решив, что всё-таки чего-то не хватает, сменила тон на сладковато-ласковый.
— Дай-ка я малыша подержу, — сказала она, поднимаясь с дивана. — Ты, наверное, устала, да? Не выспалась по ночам? Ну, давай, отдохни, а я с внуком.
Алина покачала головой, чувствуя, как усталость, которой не было конца, снова начала подниматься в груди, как лавина.
— Спасибо, но…
— И слушать ничего не хочу! — Наталья Ивановна уже встала и направилась к кроватке. — Ты совсем измучена. Иди, приляг, я пока с ним.
Наталья Ивановна не нуждалась в разрешении, чтобы стать частью этой картины. А Алина, хотя и сопротивлялась, понимала, что бесполезно что-то объяснять. Она села на диван, не отрывая взгляда от того, как свекровь ворковала над малышом, поправляя одеялко, перебирая игрушки на бортике кроватки.
Вдруг свекровь, как бы между прочим, вытащила из сумочки маленькие ножницы с перламутровыми ручками. Она присела ближе, и, с восторгом, произнесла:
— Смотри, какой локон у нашего ангелочка! Надо срезать на память. В альбом положу, как у Максима в его время. Помнишь, я тоже в три месяца срезала?
Алина застыла. Ножницы блеснули на свету, и что-то внутри неё оборвалось. Свекровь аккуратно срезала прядь и положила её в маленький конвертик, который, казалось, был важнее всего на свете. В голове у Алины прокручивалась мысль, что что-то здесь не так. Она пыталась не обращать внимания, делать вид, что всё нормально. В конце концов, бабушка имеет право на сентиментальные моменты. Но её сердце болело. Очень болело.
— Какие мягкие волосики, — Наталья Ивановна приговаривала, убирая конверт в сумку, словно это был её секрет. — Только темные… В кого бы это?
Алина почувствовала, как её грудь сжалась. Она не знала, что ответить. Молчала. Только молчала, смотря на эту сцену, на это предательское спокойствие. Всё внутри неё бурлило, но она не могла позволить себе выразить эту бурю. Всё-таки это была всего лишь прядь волос. Но за ней скрывался океан недовольства, который мог затопить всё.
Алина продолжала протирать бутылочки, как будто именно этим могла отвлечься. Как будто это давало ей право на маленькую победу, на ускользание от всего, что случалось. В этот момент в комнату вернулся Максим. Он посмотрел на неё, на свекровь, на сцену, которую невозможно было не заметить. Это была не просто сцена. Это был абсурд.
— Что тут происходит? — спросил он, пытаясь разорвать этот паук, который плёлся вокруг них.
— Да вот, помогаю невестке с малышом, — Наталья Ивановна поспешно сказала, убирая сумку. — Пойду я, пожалуй. Дел, как всегда, много.
Алина почувствовала, как за свекровью захлопнулась дверь. Но её тревога не исчезла. Через несколько дней Наталья Ивановна снова появилась. В её глазах искрились огоньки, а улыбка была загадочной, как у того, кто скрывает от тебя важную тайну.
— Как тут мои дорогие поживают? — спросила она, заходя в кухню, где Алина кормила малыша. — Скоро всё прояснится, невестушка. Правда всегда на стороне нашей семьи.
Алина застыла с бутылочкой в руках, ощущая, как по спине пробежал холодок.
— О чём вы говорите, Наталья Ивановна?
— Узнаешь в своё время, — свекровь снова улыбнулась, разглядывая малыша, как будто он был частью головоломки. — Главное, чтобы все точки над «i» были расставлены. А то живем как в тумане…
Вечером того же дня Максим вернулся домой таким, что даже тени в его присутствии казались мрачными. Он не стал разуваться в прихожей, прошел прямо на кухню в ботинках, как-то по-новому, словно в доме было что-то неправильное. Швырнув ключи на тумбочку, так что они едва не упали, он посадил себя на стул с таким видом, будто его спины стиснули все беды мира.
— Ты знаешь, что моя мать задумала? — его голос был тяжёлым, как обрывки ржавого металла. — Она собирается сделать тест ДНК! Подговорила свою подругу из медицинского центра. Представляешь, какой бред?
— Что? — Алина схватилась за стол, вдруг ощутив, как колени подкашиваются. В голове крутились лишь оборванные мысли, как будто что-то давно уже предсказывало этот момент. — Так вот зачем ей нужны были волосы… Она срезала их не для альбома?
— Я пытался её остановить, — Максим закопал руки в волосы, отчаянно пытаясь скрыть растерянность. — Позвонил сразу, как узнал от тёти Вали. Но она твердит про честь семьи, какие-то свои предчувствия… Говорит, что она обязана докопаться до правды.
Слова Максима обрушились на Алину, и она поняла, что теперь это уже не просто семейная чехарда. Это была война, война за их мир, их семью, и если она не поборется, их жизнь перевернется.
На следующее утро, в супермаркете, где Алина пришла без особого настроения, она снова наткнулась на этот голос. Он проник в её сознание с самой глубины магазина, как тёмная тень.
— Да, Валечка, через три дня результаты будут готовы. Я тебе говорила, что этот ребёнок не от нашего Максима! Вот увидишь… Глаза у него совсем чужие, и характер… Нет-нет, я почти уверена. А тест всё подтвердит.
Алина выронила корзину, и банки с детским питанием раскатились по полу с глухим звоном. Словно в ответ, среди магазинов раздался женский голос, но не тот, который она ждала. Наталья Ивановна с телефоном у уха выглянула из-за стеллажа, словно сама боялась услышанного.
— Как вы могли? — Алина шагнула к ней, а каждый шаг словно отбирал у неё силы. — Какое право вы имеете лезть в нашу жизнь? Проводить какие-то тесты за нашей спиной?
— Я имею право знать правду о своём внуке! — Наталья Ивановна встала, как на скамье подсудимых, гордо вскинув подбородок, как будто её слова могли все утихомирить. — Если тебе нечего скрывать, то чего ты боишься? Или есть что-то, что ты от нас утаила?
Вокруг начали собираться прохожие, тянущиеся с телефоны, перешептывающиеся между собой. Алина почувствовала, как её сердце сжалось, а глаза затуманились. Несколько секунд, и она не могла сдержать этот вихрь. Развернувшись, она выбежала на улицу, сквозь слёзы, пытаясь найти силы. Ноги двигались, но на душе было пусто, как после урагана.
Как только она оказалась дома, мысли захватили её. Мелькали в голове, как тени. Она металась по квартире, не зная, где найти спасение, пока не приехал Максим. Его тишина только усиливала боль.
Уложив малыша, супруги сели на кухне, и за окном сгущались сумерки, как будто весь мир ожидал шторм. Где-то вдалеке выла собака. И в этот момент Алина тихо, почти шёпотом сказала:
— Я больше не могу так жить. — Сжала руки в кулаки, чувствуя, как пальцы вонзаются в кожу. — Твоя мать превратила нашу жизнь в ад. Каждый день новые подозрения, намёки… Либо ты что-то решаешь, либо я забираю ребёнка и уезжаю. У меня нет больше сил.
Вдруг тишина стала тяжёлой, и можно было услышать, как его сердце бьётся в груди. Он молчал. И Алина, чувствуя, как весь этот мир вот-вот рухнет, продолжала сидеть, не зная, как будет дальше.
Максим, наконец, вытащил телефон и, сжав челюсти, сказал:
— Мама, нам надо поговорить. Сейчас же. Приезжай.
Полчаса спустя Наталья Ивановна сидела на кухне. В воздухе витало напряжение, и вся комната казалась готовой разорваться.
— Мам, верни волосы ребёнка, — его голос дрожал от сдерживаемых эмоций. — Немедленно. Я не позволю тебе устраивать этот цирк с тестами.
— Нет у меня никаких волос! — Наталья Ивановна взвела подбородок, но её щёки слегка порозовели, выдавая волнение. — Я уже отдала их в лабораторию. Через два дня мы всё узнаем. И вообще, я делаю это ради тебя, сынок!
Два дня длились как целая вечность. Алина не могла заснуть, вздрагивая от каждого звонка. И вот, на третий день в дверь позвонили. На пороге стояла Наталья Ивановна, сжимая в руках белый конверт. Лицо её было бледным, как тень.
— Вот, — она протянула конверт дрожащими руками. — Можете сами прочитать.
Максим выхватил бумаги, и, развернув их, прочитал:
— Вероятность отцовства — 99,9%.
— Что, мама? — он швырнул бумаги на стол, как будто хотел выместить всю боль. — Довольна? Получила свою правду?
Наталья Ивановна опустилась на стул, сжимая платок в руках. В её глазах не было того привычного достоинства, которое обычно она так высоко несла. Сегодня всё было иначе. Мучила совесть — сжигала изнутри, но она не могла себе позволить уйти, не говоря слов.
— Сынок, я просто хотела убедиться… Понимаешь, материнское сердце… — её голос дрожал, как умирающая свечка в ночи.
— Выйдите. — Алина произнесла это тихо, но в её словах было что-то такое, что заставляло Наталью Ивановну как-то внутренне сжаться. В этом голосе была не просто решимость — была бездна. Алина взглянула ей в глаза, и свекровь чуть не задохнулась от того, что увидела. Она переспросила с недоумением, не веря своим ушам.
— Что?
— Выйдите из моего дома. Сейчас же.
На следующее утро в доме стало пусто. Тишина села на плечи, как тяжёлый шар, и не отпустила. Телефон молчал — Наталья Ивановна не звонила. И эта тишина стала чем-то вроде щита, который Алина держала перед собой, чтобы отгородиться от всего того, что произошло.
Максим несколько раз пытался поговорить с матерью, но Алина не позволяла. Её взгляд был холодным и усталым. Она не хотела снова наступать на эту мину, на этот щербатый мост, который они строили и разрушали снова и снова.
— Не надо. Мне нужно время.
Он старался загладить вину матери, чтобы хоть как-то улучшить атмосферу в доме. Каждый вечер готовил ужин, гулял с малышом, чтобы Алина могла хоть немного расслабиться. Но что-то в её взгляде было странным, как бы отстранённым, а стены между ними всё росли и росли, пока не стали почти неприступными.
Прошло полгода. Вдруг за окном расцвела весна, и деревья распустили листья, как юные девушки в первой любви. В воздухе витал запах свежей земли, как обещание нового начала. Однажды утром в дверь несмело позвонили. На пороге стояла Наталья Ивановна, осунувшаяся, с огромным тортом в руках, как с символом того, что она хочет сделать первый шаг, как бы извиниться.
— Можно войти? Я… я хотела поговорить. — её голос был не так уверен, как раньше. Он звучал как просьба, почти как извинение.
Алина не сказала ни слова, просто отступила в сторону, пропуская её. Малыш, играющий в манеже, радостно загулил при виде бабушки, и эта простая детская радость на секунду словно растопила лёд между ними.
— Господи, как вырос, — прошептала Наталья Ивановна, глядя на внука. — Копия Максим в этом возрасте…
— Теперь заметили сходство? — Алина скрестила руки на груди, пытаясь не выдать, как сильно ей не хотелось всё это видеть.
Наталья Ивановна сгорбилась, будто призналась себе в своей ошибке, как будто тяжёлый груз упал с её плеч.
— Прости меня, если сможешь. Я… я всё испортила. Своими руками разрушила нашу семью.
— Вы разрушили доверие, — Алина отвернулась, поглядывая в окно, как будто из него можно было увидеть всё, что произошло. — Это хуже.
Смолкли. Максим собрал их всех в гостиной, взгляд его был скользким, как жидкое серебро. Он долго молчал, а тишина становилась всё тяжелее, как если бы они все стояли на краю пропасти, готовой поглотить их.
— Мама, я хочу, чтобы ты поняла раз и навсегда: мы с Алиной — семья. Отдельная семья. Ты не имеешь права вмешиваться в нашу жизнь. Если хочешь видеть внука — научись уважать его мать.
Наталья Ивановна опустила голову, в её глазах была боль, которую она не пыталась скрыть. Слёзы катились по её щекам, и даже эти слёзы уже не могли всё исправить.
— Я всё поняла, — её голос дрожал, но она пыталась говорить спокойно. — Но как мне искупить вину?
— Никак, — Алина покачала головой, будто одно это движение могло унять её внутреннюю боль. — Просто больше никогда не переходите эту черту.
И вот, спустя неделю, Максим принёс новость, которая всё изменит.
— Меня зовут на повышение. В филиал в Санкт-Петербурге.
Алина подняла глаза от колыбели, где их малыш мирно спал, как в своих маленьких снах.
— Ты хочешь согласиться?
— А ты? — Максим присел рядом, и в его голосе звучала искренность, как что-то долгожданное. — Может, нам всем нужно начать с чистого листа? В новом городе, подальше от… всего этого?
Алина сидела, уставившись на своего малыша. Он был как копия Максима — такие же ямочки на щечках, такой же взгляд, даже глаза, как у отца. И вот, сидя так, в тишине, она поняла: больше не может. Невозможно продолжать в том состоянии, которое их сковывало, как цепи.
— Знаешь… — она медленно перевела взгляд на Максима и вздохнула. — Наверное, ты прав. Давай начнём сначала.
Максим ничего не сказал, только слегка кивнул, зная, что это решение, которое они оба долго откладывали, сейчас стало неизбежным.
Наталья Ивановна узнала о переезде последней. Как всегда, всё случалось так, как она не хотела. Она пыталась отговорить сына, плакала, как только могла, но Максим был как камень — твёрд, не сдвигаемый.
— Решение принято, мама, — сказал он. — Мы уезжаем через месяц.
В день отъезда Наталья Ивановна стояла у подъезда, кутаясь в старую шаль, как будто она могла защитить её от того, что было неминуемо. Грузчики выносили коробки, Максим крепил автокресло, Алина укладывала сына, и каждое их движение было как прощание. И когда машина тронулась, свекровь прижала ладони к лицу, как будто хотела остановить слёзы, которые бежали из её глаз, как дождь, не прощённый небом.
Стоя в пустой квартире, Наталья Ивановна поняла, что осталась одна с этой тяжёлой тишиной, и всё в её жизни уже не будет прежним. Те простые радости, которые она когда-то принимала как должное, исчезли, как дым, ускользнули из её рук. И, возможно, уже не вернутся.
Она взяла старый фотоальбом. Пылинки танцевали в лучах солнца, как воспоминания, которые оживают, как только ты на них взглянешь. Первая страница — маленький Максим, с яркой, искренней улыбкой. А рядом — внук. И, глядя на два этих одинаковых лица, Наталья Ивановна почувствовала, как время уходит. Оно ускользает сквозь пальцы, и она не успевает за ним.
— Как же я была слепа… — прошептала она, проводя пальцем по пожелтевшим страницам, ощущая, как сердце сжимается от боли. — Что же я наделала…
Телефон молчал, и тишина в квартире была такой громкой, что казалась почти осязаемой. Наталья Ивановна подошла к окну и увидела, как по улице гуляют молодые мамы с колясками. Она знала, где-то там, в другом городе, Алина тоже возила её внука в коляске. Того внука, которого она могла бы держать на руках, если бы не её собственные подозрения и страхи.
Звонок телефона заставил её вздрогнуть. Имя сына высветилось на экране, и сердце Натальи Ивановны забилось быстрее.
— Мама, мы доехали. Устроились в гостинице, завтра будем смотреть квартиры.
— Как малыш? — её голос дрогнул, и Наталья Ивановна почувствовала, как её грудь сжалась.
— Нормально. — Максим помолчал. И его молчание стало тяжёлым, как камень в душе. — Слушай… — он вздохнул. — Если хочешь, можешь приезжать. Но только если научишься доверять людям.
— Я постараюсь, сынок… — прошептала она, и в её словах звучала вся её уязвимость, вся беззащитность. — Я очень постараюсь…
На другой стороне раздался детский смех, звонкий и искренний. И эти звуки проникли прямо в её сердце, заставив слёзы заполонить глаза. Потом она услышала голос Алины:
— Передавайте привет бабушке!
Наталья Ивановна закрыла глаза. И в этот момент её охватило ощущение, что, возможно, не всё ещё потеряно. Может быть, есть шанс всё исправить? Может быть, ещё можно стать частью их жизни? Только бы не упустить этот шанс. Только бы научиться доверять, как если бы это был единственный ключ, способный вернуть её назад, в их мир.
