— Ну и как ты себе это представляешь, Анна? — Павел сидел на кухне, упершись локтями в стол, над которым давно висела лампочка без плафона. — Ты? На работу? В твоём возрасте? После… скольки там? Десяти лет у плиты?
Анна положила на стол кипу бумаг. Там было всё: паспорт, ИНН, диплом, справка о разводе — ещё не подписанной, но поданной. Павел смотрел на них, как на чеки из чужого магазина: вроде бумажки, а ничего не понятно.
— Четырнадцать, Паша, — сказала она устало. — Четырнадцать лет у плиты, у стиралки, у твоих бутылок с пивом. Восемь из них — с тобой.
— Ну, вот, опять начинается. Да кто тебя просил?! Я тебя кормил, поил, одевал! Машину купил — пусть «Жигули», но зато свои! А ты… — он глотнул воздух, чтобы перейти к следующему пункту обвинения, но не успел.
— Это твои «Жигули» с гнилыми порогами. Ты кормил меня дошираками и «красной ценой». А одевала я себя сама. На рынке. За твои копейки, — Анна говорила спокойно, но пальцы сжимались в кулак. Ещё чуть-чуть, и чайная ложка в её руке сломается, как её терпение.
Павел шумно вздохнул, крякнул и подался вперёд:
— Так куда ты собралась? К кому?
— К Зойке переночевать. Потом — на работу. Денис позвал, помнишь? Твой друг, если что.
— Он тебе на что намекает, а? Ты ж понимаешь, я его знаю! Он как к бабе доброй приглядывается, сразу жрёт глазами!
Анна усмехнулась. Этот взгляд — не ревнивый. Жалкий. Павел давно понимал, что теряет контроль, но всё ещё играл деспота.
— Успокойся, ревнивец. Он мне работу предложил — бухгалтером. И ты сам знаешь, что я неплохой бухгалтер, — она подтянула к себе рюкзак, старенький, с потёртыми уголками. — А вообще, это не твоё дело уже. Я оставила ключи Наташе. Из пятой квартиры. Она будет заходить, проветривать, — на этом голос у неё чуть дрогнул, но она быстро справилась.
— А вот хрен! — Павел вскочил. — Ты чё, думаешь, я тут, как дурак, сидеть буду?! Меня ж с работы выгнали — всё, трындец! Сиди-ка тут, Павлуша, в квартире без жены, без еды, без всего, как идиот?!
— Ну, — Анна нахмурилась, — во-первых, ты и с женой был идиотом. А во-вторых — иди к маме. Она тебя снова приласкает, блин, как пятилетнего. Только не забудь взять с собой пиво и лапшу быстрого приготовления — твой гастрономический репертуар.
Она ушла. Не хлопнув дверью. Даже не бросив прощального «прощай». Просто закрыла за собой дверь — ровно, спокойно. Павел остался стоять на кухне, окружённый запахом прошлогоднего борща и своего собственного бессилия.
Автосервис оказался не совсем тем, что она ожидала. В представлении Анны это должно было быть что-то вроде сервиса у метро: грязный, вонючий, мужики в майках-алкоголичках и ключи на цепочках. Но у Дениса был стиль. То есть попытка его создать. Вывеска — новая, буквы на латинице, внутри — приёмная с кофемашиной, даже кактус в углу, правда, уже мёртвый.
— Ну, чё, бухгалтер мой, — Денис усмехнулся, вытаскивая из кофемашины поддон. — Будем работать. Карина тебе всё покажет. Пока она за главного по бумажкам, но я надеюсь, что ты у нас тут останешься.
Карина оказалась женщиной не из тех, кто говорит «добро пожаловать». Скорее из тех, кто в первый же день даёт понять: не расслабляйся. Дорогая стрижка, блузка с претензией и взгляд, как у стоматолога: вроде улыбается, а ты чувствуешь себя пациентом без анестезии.
— Бухгалтер, значит, — сухо протянула она. — Ну, ладно. Папки вон там. Софт — «1С», если не забудешь пароль, сама виновата. Обед — с часу до двух. Не опаздывай.
— Приятно познакомиться, — спокойно ответила Анна. — Пароли я не забываю. И у меня нет привычки опаздывать.
Карина кивнула, как будто сдала экзамен по физике.
Анна начала вникать. Работы было много. Папки, проводки, акты сверок. И кое-что настораживало. Некоторые документы были словно из параллельной реальности: те же счета, но с другими суммами. Повторяющиеся поставщики с незнакомыми ИНН. А главное — странная папка на флешке с надписью «Архив Петровича». Кто такой Петрович, не знал даже Денис.
— Ты там ничего лишнего не копаешь? — спросила Карина однажды, когда Анна задержалась после работы.
— Просто наводила порядок. Ты бы видела, как у вас всё запущено, — ответила та с невинной улыбкой. — А Петрович уволился, да?
Карина чуть замешкалась. Потом пожала плечами:
— Да, умер вроде. Или уволился. Не знаю. Давно это было.
Вечером Зоя налила ей белого вина и подала салат с тунцом — редкость в их широтах.
— Ну и как ты там, на новом месте?
— Как в сериале. Только без пафоса и со сальными бумагами, — Анна засмеялась. — Денис хороший. Карина — сложная. Чую, что-то у неё не чисто. Но пока молчу. Не хочу спешить.
— Только смотри, — Зоя нахмурилась. — Ты слишком долго была в тени. Сейчас не дай себя снова загнать под плинтус. Ни начальству, ни мужьям бывшим.
Анна кивнула. Снова налив вино.
— Я в этот раз не отступлю. Хоть что-то в этой жизни я должна сделать правильно.
И она даже не знала, насколько скоро ей придётся выбирать между правильным… и человеческим.
***
— Это что ещё такое? — Анна ткнула пальцем в экран. — Оплата за «ТехПрофТранс», четыреста тысяч? Второй раз за месяц. Хотя в накладных — только шесть позиций на сто семьдесят.
Карина хрустнула пальцами. У неё была странная манера при напряжении массировать мизинец — как будто пыталась успокоить свою внутреннюю ящерицу. В этот момент эта ящерица смотрела на Анну с плохо скрытым раздражением.
— Ну, это предоплата. Старая договорённость. Петрович так делал. Мы продолжили.
— А Петрович у нас кто? Святой бухгалтер? Или герой подполья?
Карина посмотрела мимо Анны, словно искала спасительную трещину на потолке. Потом всё же ответила:
— Петрович… Ну, он закрыл глаза на пару моментов, потому что времена были сложные. У него дочь болела. Очень. Сейчас — я на его месте. А времена у меня — не легче.
Анна села, устало потерев глаза.
— Слушай, я понимаю, что жизнь — не учебник этики. Но это уже не просто «закрыл глаза». Это — фирмы-однодневки. Это уже уголовка, Карина. И я не уверена, что хочу в этом участвовать.
— А ты уверена, что хочешь снова оказаться у Пашки под крылом? В его «домашнем аду», где вместо подушки — его пивной живот? — Карина почти зашипела, её лицо стало острым, как резец. — Ты только начала дышать. Ты только вернулась к себе. А теперь хочешь закопать себя в донос?
— Это не донос, — тихо сказала Анна. — Это просто правда.
Карина бросила на стол флешку. Красную, с откусанным уголком.
— Вот тебе правда. Тут всё. От и до. Хочешь — иди к Денису. Сдай меня. Только помни: у меня мать в онкологии. Счёт за химию — двести пятьдесят в месяц. Ты думаешь, кто мне поможет? Эти? — она махнула рукой в сторону окна, за которым мычали машины и пахло бензином. — Эти мужики, которые чинят «Опеля» за пятёрку и скидываются на пельмени?
Анна молчала. Потому что спорить было не с чем.
На следующее утро Павел стоял у входа в сервис. В кожаной куртке, которая с тех пор, как он растолстел, сидела на нём как капроновый пакет. Лицо было распухшее — видно, ночевал в обнимку с «Ягуаром» и собственной тоской.
— Аня! — закричал он, как только увидел её. — Мы должны поговорить!
— Мы? — Анна даже не притормозила. — Ты и твои обиды?
Он кинулся вперёд. Неуклюже, по-пьяному, но неожиданно быстро. Вцепился в её руку, грубо, с нажимом.
— Ты что, совсем офонарела?! Работаешь у моего друга, ходишь как королева, а мне даже ключей не оставила! Наташка, между прочим, мне дверь не открывает!
— Потому что Наташка — не дура, — сквозь зубы прошептала Анна, — и она знает, что ты — чудовище. Отпусти меня.
— Ты мне жена! Ты моя! — Павел вдруг ударил кулаком по стене здания, прямо рядом с её лицом. — Я тебя, между прочим, из грязи поднял! Ты помнишь, как жила до меня? В общаге с тараканами!
— А ты знаешь, — Анна не отступила, — с тараканами было легче. Они хотя бы не воняли перегаром и не швыряли тапки в стену.
— Мразь! — рявкнул Павел и снова рванулся к ней.
Карина вылетела из здания первой. За ней — один из механиков, Женька, молодой парень с короткой памятью, но сильными руками. Через десять секунд Павел лежал в лужице масла и соплей, а Карина вцепилась в его ухо с такой ненавистью, как будто это оно продырявило её жизнь.
— Скотина, — выдохнула она. — Убирайся отсюда. А ещё раз подойдёшь — вызовем полицию.
Вечером они сидели в маленьком кафе рядом с автосервисом. Анна глотала кофе, как лекарство. Карина пила воду. Молчали долго. Потом Карина вдруг заговорила:
— Я ведь тебя тоже не сразу поняла. Сначала думала: пришла, свеженькая, морально чистая, сейчас будет строить из себя святошу. А потом увидела — ты настоящая. Битая. Сломанная, но стоящая. И знаешь… Мне бы твою силу. Я всё делаю неправильно.
— Неправильно, — подтвердила Анна. — Но не бесчеловечно. А это, как ни странно, хуже.
— Значит, сдашь меня?
Анна посмотрела на неё. В этом взгляде не было гнева. Только усталость и внутренняя борьба.
— Завтра поговорю с Денисом. Но не как обвинитель. А как человек, который хочет, чтобы всё было по-честному.
Карина посмотрела в окно.
— Тогда мне конец.
— Может быть, — тихо сказала Анна. — А может, наоборот — начало.
Дома она включила телевизор, чтобы заглушить мысли. Шёл сериал, где женщина с тремя детьми сбегала от мужа в деревню и начинала варить сыр. Анна выключила телевизор с ненавистью. Она не хотела варить сыр. Она хотела жить.
Телефон пискнул. Сообщение от Дениса:
«Завтра пораньше зайди. Нужно поговорить.»
Анна долго сидела, уставившись в экран. Потом написала:
«Хорошо. Но будет непросто.»
На следующий день Денис сидел в своём кресле и крутил в руках ту самую флешку. Красную. С откусанным уголком.
— Ты уверена, Ань?
— Да, — она вздохнула. — Карина… нарушила закон. Но не из корысти. У неё мать умирает. Это не оправдание. Но это объяснение.
Он помолчал. Потом отложил флешку.
— Я уволю её. Но дам шанс вернуть всё. Без суда. Только — тишина. Ни шагу в сторону. Ни копейки мимо.
Анна кивнула. Не победа. Но и не поражение. Промежуточная станция. Перекрёсток, где не все дороги ведут в ад.
***
В автосервисе стояла та особая тишина — когда каждый знает: сейчас начнётся что-то важное. Денис собрал всех в небольшой комнате, которая служила одновременно и офисом, и штабом. Анна сидела у окна, поглядывая на заснеженный двор, а внутри неё гремело, словно в кузнице: страх, надежда, сомнения — всё смешалось в жгучем коктейле.
— Карина, — начал Денис, — я решил дать тебе шанс. Ты уходишь с поста бухгалтера, и… у тебя есть полгода, чтобы вернуть деньги. По частям. Без шума и ссор.
Карина опустила глаза. В ее лице читалась горькая благодарность, но и стыд — как у того, кто осознал, что предал себя и окружающих.
— Я сделаю всё, — прошептала она.
Анна не знала, радоваться ли такому решению или плакать. Где-то глубоко в душе ей хотелось верить, что можно найти выход и без катастроф.
Вечером, когда автосервис уже затихал, в дверь резко постучали. Анна открыла, и на пороге стоял Павел — с лицом, как будто только что съел лимон, обваленный в соли.
— Ты меня решила унизить, — сказал он, голос дрожал от злости и обиды. — Уйти без объяснений, работать с этими… этими твоими новыми друзьями? Ты совсем забыла, кто ты и откуда.
— Павел, — Анна вздохнула и скрестила руки, — я не собираюсь больше молчать и терпеть. Ты ушёл в бутылку, а я решила вернуться к жизни. К себе.
— Ты думаешь, эта жизнь тебя спасёт? — он сделал шаг вперёд, чуть не задел её плечо. — Ты попала в яму. Там не место для таких, как ты.
— Может, но это моя яма, — с трудом выдержав взгляд, ответила она. — И я выберусь. По-своему.
На следующий день в офис зашла женщина средних лет с холодным, будто стальной взглядом. Она представилась: инспектор финансовой службы. Проверка по сигналу о возможных нарушениях.
— Вот это поворот, — пробормотала Карина, едва заметно сжав пальцы в кулак.
Анна почувствовала, как весь её внутренний мир вдруг сжался — теперь и правда начался самый сложный этап. Ей пришлось рассказать обо всём Денису, Карине и инспектору. Объяснять, оправдываться, пытаться сохранить хрупкий баланс.
— А почему вы не сразу сообщили? — резко спросила инспектор. — Почему позволили схеме работать так долго?
Анна молчала. Потому что ответить было страшно и просто больно.
В тот же вечер она стояла на балконе своей квартиры. Ключи оставила соседке — с мыслями, которые как камни, падали на дно души. «Как я дошла до этого? Почему всё так сложно? И есть ли выход?»
Павел позвонил. В голосе слышалась смесь отчаяния и гордости.
— Ты правда решила всё разрушить? Семью, меня?
— Семью разрушил ты, — ответила она твердо. — Я лишь взяла право жить.
Он молчал. Потом едва слышно прошептал:
— Я боюсь, Аня. Боюсь, что уже не удержу тебя.
И больше не звонил.
Прошло полгода. Карина выплачивала долги, иногда едва сводя концы с концами. Анна продолжала работать, учась не только бухгалтерии, но и новой жизни — без страха, без оков.
В один дождливый вечер Денис пригласил Анну к себе в кабинет.
— Слушай, — сказал он, — ты мне помогла больше, чем сама понимаешь. У нас теперь порядок. А ты? Готова ли ты пойти дальше?
— Что значит — дальше? — улыбнулась Анна, впервые по-настоящему расслабившись.
— Начать всё с нуля. Свое дело. Без теней прошлого и коррупции.
Анна посмотрела в окно. За стеклом темнело, но в душе зарождался рассвет.
— Давай, — сказала она. — Я готова.
