— Андрюша, ты видел? Видел, что эта… натворила?! — Елена Ивановна влетела в комнату сына, размахивая телефоном, словно боевым штандартом.
Андрей лежал на диване, уставившись в потолок. Полдень, а он всё ещё не вставал. Зачем? Работы нет уже полгода, жены — год, а смысла вставать — ещё дольше.
— Мам, я сплю.
— Какой там сон! Посмотри, что твоя бывшая выложила! — мать ткнула ему в лицо экран телефона.
На фото Светлана стояла на фоне Чёрного моря, загорелая, с улыбкой. Рядом — какой-то мужчина. Подпись: «Новая страница жизни начинается с правильных людей».
Андрей отвернулся к стене.
— Ну и что?
— Как что?! Она насмехается! Специально выкладывает, чтобы позлить! Знает, что я слежу за её страницей!
— Зачем ты вообще туда лазаешь?
Елена Ивановна присела на край дивана, её лицо перекосилось от гнева.
— Я должна знать, что вытворяет эта змея! После всего, что мы для неё сделали! Я её как родную дочь приняла!
Андрей горько усмехнулся. Как родную дочь… Он вспомнил, как мать впервые увидела Светлану. Окинула её взглядом с ног до головы и буркнула: «Ну, за неимением лучшего и эта сойдёт».
Это было семь лет назад. Светлане тогда было двадцать пять, ему — тридцать два. Познакомились случайно, в очереди в поликлинике в Киеве. Он пришёл с матерью на её обследование, Светлана — с простудой. Разговорились, пока ждали. Она смеялась над его шутками, и он впервые за долгое время почувствовал себя не просто маминым сыном, а мужчиной, которому есть что сказать.
— Андрюша, где ты пропадаешь? — ворчала мать, когда он начал задерживаться после работы. — Я же волнуюсь! Ужин остывает!
— Мам, мне тридцать два.
— И что? Я перестала быть твоей матерью?
Когда он объявил, что хочет жениться, Елена Ивановна закатила скандал. Рыдала, хваталась за сердце, обзванивала подруг, жалуясь на неблагодарного сына.
— Я всю жизнь ему посвятила! Одна его растила, после того как отец нас бросил! И вот тебе благодарность!
Но Андрей тогда настоял. Впервые в жизни он хотел чего-то своего, настоящего. Светлана была как луч света в пыльной комнате его жизни. Она смеялась, строила планы, тянула его в театр, на прогулки, в Карпаты. С ней он чувствовал себя живым.
Свадьба была скромной. Елена Ивановна весь вечер сидела с недовольным лицом, бросая колкости в адрес невесты. Светлана улыбалась, делая вид, что ничего не замечает.
— Она терпеливая, твоя мама права, — сказала она Андрею в тот вечер. — Мы справимся.
Первый год они снимали квартиру. Маленькую однушку на окраине Киева, но свою. Андрей впервые ощутил, что значит быть взрослым. Возвращаться домой к жене, а не к матери. Самому решать, что есть на ужин. Не отчитываться за каждый шаг.
Но Елена Ивановна не отступала. Звонила по десять раз в день. Приезжала без звонка. Критиковала всё: как Светлана готовит, убирает, одевается.
— Андрюша, ты исхудал! Она тебя не кормит!
— Мам, я в порядке.
— Какой порядок! Кожа да кости! И рубашка мятая!
— Мам…
— Молчи! Я вижу, что творится! Она тебя не ценит!
А потом случилась авария. Глупая, нелепая. Андрей переходил дорогу в неположенном месте, спешил на работу. Машина не успела затормозить. Перелом позвоночника, три операции, полгода в больнице.
Елена Ивановна переехала к ним. «Временно», — сказала она. — «Пока Андрюша не поправится».
Светлана не спорила. Понимала — сейчас не время для ссор. Надо поддержать мужа, помочь ему встать на ноги. В прямом смысле.
Но «временно» затянулось. После больницы Андрей восстанавливался медленно. Ходил с трудом, о работе речи не шло. Целыми днями лежал, смотрел телевизор. А Елена Ивановна обжилась в их квартире, как у себя. Переставила мебель, повесила свои шторы, выбросила Светланины цветы — «от них пыль и аллергия».
— Потерпи, — просила Светлана мужа. — Ты поправишься, всё наладится.
Но Андрей не поправлялся. Не телом — врачи говорили, что прогноз хороший, нужна только реабилитация. Душой. Он снова стал мальчиком, за которого всё решает мама.
— Андрюша, тебе нельзя напрягаться! — твердила Елена Ивановна, когда Светлана предлагала ему упражнения.
— Андрюша, тебе вредно волноваться! — когда приходили друзья.
— Андрюша, тебе нужен покой! — когда Светлана звала его на прогулку.
И Андрей слушался. Лежал на диване, ел мамины борщи, смотрел мамины сериалы. А Светлана работала за двоих, возвращалась домой к свекрови, которая встречала её упрёками.
— Опять задержалась! Муж голодный!
— Я предупреждала, у меня собрание.
— Работа важнее семьи, да?
Светлана молчала. Шла на кухню, разогревала ужин, несла Андрею. Он ел, не глядя на неё.
— Как ты?
— Нормально.
— Может, завтра к врачу? Он говорил про новую методику…
— Мама сказала, не надо. Шарлатаны эти частники.
Через год после аварии Светлана не выдержала.
— Андрей, так больше нельзя. Ты можешь ходить! Врачи говорят, ты здоров! Почему не ищешь работу?
— Какую работу? Я инвалид!
— Ты не инвалид! У тебя даже группы нет!
— Мама говорит…
— Мама, мама! Тебе тридцать пять! Когда ты начнёшь жить своей жизнью?
Он посмотрел на неё с обидой.
— Ты не понимаешь. Мне тяжело.
— А мне? Мне не тяжело? Я одна тяну семью!
— Никто тебя не заставляет.
Эти слова стали последней каплей. Светлана собрала вещи и ушла. Елена Ивановна ликовала.
— Я же говорила! Она тебя не любила! Чуть трудности — и сбежала! А я никогда тебя не брошу!
Андрей лежал на том же диване, в той же квартире, которую теперь оплачивала мать из пенсии и подработок. И думал — было ли это всё? Светлана, свадьба, год свободы? Или приснилось?
Развод оформили быстро. Светлана не претендовала ни на что, хотя квартиру покупали в браке, в том числе на её деньги. Она просто хотела закрыть эту главу.
Но Елена Ивановна не унималась. Следила за бывшей невесткой в соцсетях, обсуждала каждое её фото с подругами.
— Видели? Новый телефон купила! На наши деньги!
— Какие наши, мама?
— Она же с тобой развелась! Значит, обокрала!
Логика была непробиваемой, как бетонная плита. И такой же неподъёмной для разума.
Потом начались мелкие пакости. Елена Ивановна узнала, где работает Светлана, и стала звонить её начальству с жалобами. Писала злобные комментарии под её фото с фейковых аккаунтов. Распускала слухи среди знакомых.
Андрей всё знал. Мать не скрывала, наоборот — хвасталась каждой своей «победой».
— Я ей показала! Пусть знает, с кем связалась!
— Мам, зачем?
— Как зачем? За тебя мстить!
— Я не просил.
— Ты слишком добрый, Андрюша. А я твоя мать, я должна тебя защищать!
От кого защищать? От женщины, которая просто пыталась жить дальше?
Кульминация наступила через полтора года после развода. Светлана встретила другого мужчину. Елена Ивановна узнала об этом из соцсетей и пришла в ярость.
— Она издевается! Специально эти фото выкладывает! Вот гадина!
— Мама, это её жизнь.
— Нет! Она должна страдать! Как ты страдаешь!
А страдал ли он? Андрей уже не знал. Он просто жил. День за днём. Диван, телевизор, мамины борщи. Иногда пиво с бывшими одноклассниками, которые всё реже звали — скучно с ним стало.
И тогда Елена Ивановна придумала «гениальную» месть.
— Помнишь, она оставила коробку с вещами? Говорила, заберёт потом?
— Ну?
— Там её альбомы, документы. И бельё.
— И что?
— А то! Вывесим её бельё на флагштоке во дворе! Пусть весь район видит, какая она!
Андрей подумал, что мать тронулась.
— Мам, ты серьёзно?
— Абсолютно! Это будет символично! Грязное бельё на обозрение!
Он пытался отговорить, но Елена Ивановна уже загорелась идеей. Достала из коробки несколько кружевных вещиц, хихикая, как девчонка, задумавшая шалость.
— Мам, это глупо. Что люди подумают?
— Пусть думают! Пусть знают, кто она!
Ночью они пошли во двор. Андрей плёлся следом, понимая всю нелепость, но не в силах противостоять материнскому напору. Как всегда.
Елена Ивановна ловко прицепила бельё к верёвке флагштока и подняла вверх. Оно затрепыхалось на ветру, как странный символ поражения. Поражения разума.
— Вот! Пусть теперь позорится!
Утром во дворе собралась толпа. Люди снимали, смеялись, обсуждали. Кто-то вызвал коммунальщиков. Бельё сняли, но фото уже разлетелись по местным чатам.
«Чокнутая бабка вывесила чужое бельё на флагшток» — гласил заголовок. В комментариях шутили, жалели «бедолагу-сына», гадали, что за этим стоит.
Потом кто-то опознал Елену Ивановну на записи с камер. И началось. Многие знали историю про бывшую невестку, которую она травила. Сочувствовали Светлане. Осуждали мать и сына.
Светлана не стала писать заявление. Просто отправила Андрею сообщение:
«Не знаю, что твоя мать хотела доказать этой выходкой. Но она доказала только одно — я правильно ушла. Живите как хотите, только оставьте меня в покое. И да — бельё оставьте себе. На память о том, до чего вы докатились».
Андрей прочитал и посмотрел на мать. Она сидела за столом, пила чай и весело болтала с подругой по телефону. Наверное, хвасталась своим «подвигом».
А он вдруг увидел себя со стороны. Тридцатишестилетний мужчина, позволивший матери разрушить его брак, его жизнь, его достоинство. Который ночью пошёл вешать бельё бывшей жены на флагшток, как последний дурак.
Флагшток… Высота, до которой он никогда не поднимется. Так и будет лежать на диване, слушать мамины жалобы, есть мамины борщи. А где-то там, наверху, будет развеваться флаг его позора. Не бельё Светланы — его собственная слабость.
Телефон пиликнул. Новое фото Светланы. Она стояла на вершине горы в Карпатах, раскинув руки навстречу солнцу. «Когда отпускаешь прошлое, открывается будущее», — гласила подпись.
— Андрюша, ты видел? Опять провоцирует! — мать снова сунула телефон.
Он посмотрел на фото. На женщину, которая смогла подняться. Уйти. Начать заново. А он?
За окном качался флагшток. Пустой. Как его жизнь.
— Мам, — сказал он устало, — хватит.
Но Елена Ивановна не слушала. Писала очередной злобный комментарий с фейкового аккаунта. Мстила. За сына.
А Андрей закрыл глаза и подумал — может, Светлана была права. Может, то бельё на флагштоке — не её позор. А его белый флаг. Знак капитуляции перед жизнью.
Где-то вдали смеялись дети. Обычные дети обычных родителей. Которые вырастут и будут жить своей жизнью. А он останется здесь. На этом диване. Под флагштоком своего позора. Вечным мальчиком при вечной маме.
История не обрела счастливого финала. Не было озарения, решительного разрыва, новой жизни. Андрей так и лежал на диване. Елена Ивановна продолжала следить за бывшей невесткой и придумывать мелкие пакости. Только теперь весь район знал их как «ту чокнутую бабку с бельём» и «её безвольного сына».
А Светлана жила. Просто жила. Поднималась в горы, встречала рассветы, любила, строила планы. И иногда, очень редко, вспоминала странного мужчину, который предпочёл остаться ребёнком.
Флагшток во дворе починили. Повесили новый флаг. Но жильцы, проходя мимо, всё ещё вспоминали ту ночь и посмеивались. Бельё на флагштоке стало местной легендой. Символом того, как низко можно упасть, когда позволяешь другим жить за тебя твоей жизнью.
Даже если этот другой — твоя собственная мать.
—
Друзья, история Андрея и Светланы — про то, как легко потерять себя, если не найти в себе силы вырваться из-под чужого влияния. Андрей позволил матери управлять его жизнью, и это разрушило всё. А вы сталкивались с подобным? Смогли бы поставить границы близкому человеку, даже если это больно? Делитесь в комментариях!
