Алёна отперла входную дверь в жилище своих родителей, и первое, что уловило её обоняние, был характерный запах корвалола.
— Мамуль, это я! — громко произнесла она в прихожую, ставя на пол сумку, в которой что-то звякнуло — то ли подарочные керамические блюдца, то ли надежды на мирный вечер.
— Заходи уж, раз пожаловала, — донёсся из кухонного пространства немного раздражённый голос.
Вот оно. Предчувствие не обмануло, сейчас начнётся.
Алёна прошла по коридору, где на стенах висели знакомые фотокарточки: она сама в выпускном наряде, Кристина с малышом на руках, различные общие семейные кадры. Всё было на своих местах. Вот только мать сидела за столом, вся какая-то напряжённая, губы сжаты в тонкую линию.
— Привет, мам! — Алёна попыталась обнять родительницу, но та слегка отстранилась. — Я тебе тут сувениры привезла.
— По заморским курортам катаешься, а твоя сестра без жилья мается! — выпалила мать, даже не удостоив взглядом подарочки из Турции.
Алёна застыла. Прямо как обухом по голове. Ни тебе «как поездка», ни «хорошо загорела». Сразу — в атаку.
— Мам, что стряслось-то?
— А вот что! Кристина вчера приходила. Плачет! Ютится с ребёнком в чужой комнатушке. А у тебя квартир — целых две! И всё тебе мало!
Алёна медленно опустилась на стул. Внутри всё сжалось в комок. Неужели опять? Неужели этот старый разговор возобновляется?
— Мам, при чём здесь моё жильё? Я их сама заработала.
— Сама! — мать недовольно фыркнула. — Все мы всего сами! А семья на что? Кристине помочь не можешь?
— И как же мне ей помочь? — Алёна почувствовала, как её голос невольно стихает. Так было всегда: мать повышает громкость, она — понижает. Словно извиняется за сам факт своего существования.
— Да отдай ей квартиру! Ту, что в Харкове сдаёшь! Она же не пустует, но тебе от неё всего-то деньги капают. А человек страдает!
— Мам, но это же… это моё жильё. Я на него заём брала, десять лет вносила платежи.
— И что? Тебе теперь негде жить? У тебя же своя есть! — Мать резко встала и начала нервно протирать уже идеально чистый стол. — Думала, вырастила дочь, способную к состраданию. А ты… эгоистка!
Это слово ударило, словно пощёчина. Эгоистка. Сколько раз она слышала его? В детстве — когда не хотела делиться игрушками с Кристиной. В юности — когда поступила не в тот институт, куда хотела мать. Во взрослой жизни — когда отказывала в займах.
— Мам, но я ведь всю жизнь всего добивалась своими силами. Ты же помнишь — после университета снимала угол, питалась макаронами с соусом.
— Помню! И что? Сама встала на ноги — теперь других готова потопить?
Алёна хотела что-то ответить, но тут входная дверь хлопнула. В квартиру зашла Кристина. Глаза покрасневшие, волосы растрёпаны, вид совершенно измученный.
— Алёна? — она остановилась в проёме кухни. — А, привет.
— Кристин, привет, — Алёна поднялась со стула. — Как твои дела?
— Да как, — сестра махнула рукой и села за стол. — Кое-как живём. Толик опять простудился. А в той комнате постоянно сквозняк.
Мать тут же засуетилась, нагнетая обстановку:
— Вот видишь? Ребёнок болеет! А некоторым хоть бы хны.
Повисла тягостная тишина. Алёна смотрела на сестру — худенькую, усталую. На мать — с её осуждающим взором. И ощущала, как внутри всё сжимается в невыносимый ком.
— Алён, — тихо проговорила Кристина, — я не прошу, но если ты могла бы нам хоть что-то из одежды или лекарств купить, я бы потихоньку возвращала.
Вот оно. Началось.
Алёна возвращалась домой, чувствуя себя не просто подавленной, а даже, хуже того — предательницей.
Дома её сын, Егор, готовился к выпускным тестам. Четырнадцать лет, высокий, в наушниках. Обычно он встречал её оживлённым рассказом о школьных новостях, но сегодня лишь кивнул.
— Мам, ты выглядишь какой-то поникшей. Всё в порядке?
— Да всё хорошо, сынок.
Но ничего не было хорошо. Алёна машинально разогрела ужин, сидела напротив Егора и не могла отделаться от одной мысли: «А может, правда, отдать? Кристина ведь не виновата, что её муж её бросил».
— Мам, ты меня вообще слышишь? — Егор помахал рукой прямо перед её лицом.
— Что? Извини, задумалась.
— Я говорю — мне нужны новые кроссовки. Эти уже совсем развалились.
Алёна посмотрела на него. Обычно она без раздумий соглашалась. Но сейчас в голове промелькнуло: «А вдруг мне придётся брать крупный кредит для Кристины? Как тогда будем жить?»
— Посмотрим, — ответила она. Егор удивлённо приподнял брови.
Ночью Алёна никак не могла заснуть. Ворочалась, пересчитывая в уме финансы. Квартира, которую она сдавала в Львове, приносила ей около 29 000 гривен в месяц. Это было солидное дополнение к зарплате. Отдать её Кристине — значит лишиться почти половины своего дохода!
«Но мама, кажется, права, — думала она. — Я ведь и правда эгоистка. Живу в достатке, а сестра мучается. Толик болеет».
Утром позвонила мать:
— Алёна, ты уже приняла решение?
— О чём именно?
— Как ты можешь быть такой бесчувственной? Кристина вчера всю ночь проплакала! Ребёнок кашляет, а у неё нет денег на нормального доктора!
— Мам, при чём тут я?
— Ты могла бы хотя бы помочь оплатить врача. Или небольшую квартирку ей подыскать, чтобы она могла там временно пожить.
Алёна ощутила, как в груди нарастает волна паники. Началось. Опять началось это моральное давление, эти упрёки. Как в детстве, как всегда.
— Хорошо, я обдумаю это.
В офисе Алёна работала на автопилоте. Коллеги о чём-то болтали, смеялись, а она всё думала: «Может, и правда купить Кристине что-то небольшое? Какую-нибудь однокомнатную в Одессе? Заём на десять лет, это же можно осилить».
Вечером — снова звонок.
— Алёнушка, доченька, я не хочу вас ссорить, — голос матери был наполнен слезами. — Но подумай сама — Кристине совершенно некуда податься. А у тебя такой достаток.
— Мам, я всё заработала своим трудом!
— И что? Будешь гордиться этим, когда твоя родная сестра окажется на улице?
Алёна опустила трубку и впервые за долгие годы заплакала. От полного бессилия.
Егор подошёл и неловко её обнял:
— Мам, что произошло?
— Ничего, сынок. Просто временные трудности.
— Финансовые?
— Не с деньгами. С родными.
— А если конкретно?
Алёна посмотрела на сына. Он уже не малыш. Способен понять.
— Бабушка настаивает, чтобы я купила тёте Кристине квартиру. Говорит, что я ужасная эгоистка, если откажусь.
Егор нахмурился:
— Мам, а ты хочешь покупать?
— Нет, не хочу. Мы ведь сами ещё не погасили полностью долг за наше жильё.
— Тогда не покупай. Ты же не обязана никому.
«Не обязана никому», — Алёна повторила эти слова про себя. Как легко он это произнёс. А ей казалось, что это просто невозможно.
На следующий день без звонка и предупреждения приехала Кристина. Села на кухне и расплакалась:
— Алён, пожалуйста, помоги.
— Кристин, я не знаю, как именно тебе помочь.
— Да хоть чем-нибудь! Мы с Толиком скоро будем ночевать под мостом! Знакомая, у которой живём, говорит, что больше не может нас терпеть. А идти нам просто некуда.
— А как насчёт работы? Ты же можешь устроиться?
— Да кому я нужна в тридцать пять лет? Опыта ноль, специального образования почти нет.
Кристина плакала, и Алёне становилось всё хуже. Может, действительно, стоит помочь? Хотя бы чуть-чуть?
— Послушай, может, я оформлю заём. Небольшой. На первый взнос для твоей ипотеки.
— Правда?! — Глаза Кристины мгновенно заблестели.
— Только этот заём будет оформлен на моё имя. И платить по нему буду я. А ты будешь понемногу возвращать мне эти деньги.
— Конечно! Я быстро найду работу, всё до копейки отдам!
Алёна отправилась в банк. Сидела перед менеджером, изучая бумаги для оформления кредита. 480 000 гривен под пятнадцать процентов годовых. Ежемесячный взнос — примерно 36 000 гривен.
— Подписываете? — спросил менеджер.
Алёна взяла ручку. Рука её заметно дрожала. Она ясно представила: семь лет выплат. Семь лет тотальной экономии на всём. Семь лет, когда Егору нельзя будет сказать «да» на большинство его просьб.
— Прошу прощения, — сказала она. — Мне нужно ещё раз всё хорошенько обдумать.
Дома её ждал разъярённый звонок от матери:
— Кристина сказала, что ты передумала! Как ты можешь быть такой жестокой?
— Мам, это же колоссальная сумма.
— А что для тебя важнее — деньги или семья?
— А почему именно я обязана решать эту проблему?
— Потому что у тебя есть возможности! А у неё — нет!
Алёна положила трубку и впервые в жизни выключила свой телефон. Просто выключила и не отвечала на звонки.
Три дня мать не звонила. Три дня Алёна чувствовала себя виноватой и одновременно невероятно свободной. Странное, противоречивое чувство.
А потом пришло текстовое сообщение от Кристины: «Спасибо, сестрёнка. Теперь я точно знаю, что на тебя полагаться нельзя. Мама тебя совершенно правильно воспитала — думать только о себе любимой».
Алёна прочитала сообщение и засмеялась. Нервно, горько, но засмеялась.
— Мам, ты чего? — испуганно спросил Егор.
— Ничего, сынок. Просто кое-что очень важное осознала.
— Что именно?
— То, что некоторые люди никогда не научатся самостоятельно справляться со своими трудностями. И постоянно требуют, чтобы за них это делали другие.
— И как ты поступишь теперь?
— Буду жить своей жизнью. Наконец-то.
Но было ли это единственно верным решением? Алёна не знала. Знала только одно — впервые за много лет она чувствовала, что может дышать полной грудью.
Спустя три недели после того послания от Кристины Алёна снова поехала к матери. Но на этот раз — не с подарками и не с чувством вины. Теперь — с окончательным решением.
Мать встретила её на пороге с тем самым, знакомым до боли выражением лица. Губы поджаты, взгляд колючий.
— А, появилась! — бросила она, даже не поздоровавшись. — Кристина в больнице! Нервный срыв! От всех этих переживаний! А ты…
— Мам, нам нужно поговорить, — перебила Алёна. Голос её был спокойным, но очень твёрдым. — Серьёзно поговорить.
— О чём тут рассуждать? Сестра без крова, а ты…
— Сядь, мама.
Что-то в тоне дочери вынудило мать замолчать. Она медленно опустилась на стул.
Алёна села напротив. Посмотрела матери в глаза. Долго и внимательно.
— Мам, сколько раз за всю жизнь ты просила меня о помощи, которая касалась лично меня?
— Что? — мать растерянно моргнула.
— Сколько раз ты звонила и спрашивала: «Алёнушка, как дела? Может быть, тебе что-то требуется? Может, я могу как-то тебе помочь?»
— Ты же всегда справляешься сама.
— А сколько раз ты звонила с просьбой помочь Кристине?
Мать молчала.
— Когда Кристина училась в Уманском техникуме — я ей деньги на аренду комнаты отдавала. Из своей стипендии. Помнишь? А ты тогда говорила: «Алёнушка, ты же старшая, ты должна помогать сестре».
— Ну, ты же действительно старше.
— Когда Кристина выходила замуж — я ей платье покупала. И половину банкета оплачивала. Помнишь? А ты говорила: «Алёнушка, у тебя же хорошая работа, помоги сестрёнке».
— Алён, к чему ты сейчас это всё ведёшь?
— Когда Кристине муж изменил и они разошлись — кто её три месяца содержал на съёмном жилье? Я. Кто Толику одежду покупал, игрушки, лекарства? Я. А ты говорила: «Алёнушка, ты же можешь себе это позволить».
Мать попыталась что-то пробормотать, но Алёна подняла руку.
— Я ещё не закончила. Всю жизнь. Всю свою осознанную жизнь я была спасательным кругом для всей этой семьи. И знаешь, что самое удивительное? Никто ни разу не сказал мне спасибо.
— Как это не сказал? Мы же благодарили.
— Нет, мам. Вы воспринимали это как должное. Как будто я вам всем что-то обязана просто по правту рождения.
Алёна встала и прошлась по комнате.
— А самое обидное — когда проблемы были у меня самой — куда все подевались?
— Какие проблемы? У тебя же всегда всё было хорошо.
— Когда я разводилась с первым мужем — кто мне помогал? Никто. Ты сказала: «Сама выбирала, сама теперь и расхлёбывай». Когда я лежала в больнице с пневмонией — кто ко мне приехал? Никто. «У Кристины же ребёнок маленький, ей некогда». Когда у меня была сильнейшая депрессия после выкидыша — кто поддержал? Никто. Зато все дружно меня осуждали: «Алёнушка слишком много времени тратит на работу, не думает о семье».
Мать заметно побледнела.
— Алён, я не помню такого.
— Конечно, не помнишь. Потому что тебе было не до меня. У тебя была Кристина — вечно несчастная, вечно требующая спасения.
Алёна резко повернулась к матери:
— А теперь слушай меня внимательно. Я больше не спасатель. Я никому и ничем не обязана. Моя жизнь — это только моя жизнь.
— Но Кристина!
— Кристине тридцать пять лет! Она совершеннолетний человек! У неё две руки, две ноги, голова на плечах! Пусть идёт работать, пусть зарабатывает, пусть решает свои проблемы самостоятельно!
— Как ты смеешь говорить такое о родной сестре?!
— А как ты смеешь всю жизнь перекладывать ответственность за одну дочь на плечи другой?
Тишина. Мать смотрела на Алёну как на совершенно чужого человека.
— Если тебе так сильно хочется помочь Кристине, — продолжила Алёна ровным голосом, — продай свою квартиру и поделись с ней деньгами. Или возьми её к себе жить. Или найди ей работу через свои контакты. У тебя есть столько вариантов! Но почему-то ты выбираешь самый лёгкий — свалить всё на меня.
— Это же… это же нечестно! Я твоя мать!
— Именно. Ты моя мать. А не Кристинин личный менеджер по поиску спонсоров.
Алёна взяла свою сумку.
— И последнее. Если ты ещё хоть раз позвонишь мне с просьбами о помощи Кристине, обвинениями в эгоизме или упрёками в чёрствости — я вообще прекращу с вами общаться. Окончательно.
— Алёнушка, ну не надо так.
— Я сказала всё, что хотела.
Алёна направилась к выходу, а мать за её спиной заплакала:
— Алёнушка, неужели деньги для тебя важнее, чем семья?
Алёна остановилась у двери. Обернулась:
— Знаешь что, мам? А почему для Кристины семья не важнее денег? Почему она не может найти работу, чтобы перестать быть обузой для семьи? Почему я должна отрывать от своего ребёнка, чтобы содержать её ребёнка?
— Но ведь у тебя же есть возможность.
— Есть! — Алёна закричала. Впервые в жизни она крикнула на мать. — Есть, потому что я её заработала! Потому что я вставала в пять утра! Потому что вкалывала как проклятая! Потому что экономила на себе! А теперь вы вдвоём хотите, чтобы я всё это отдала человеку, который даже не пытается ничего изменить в своей жизни!
Мать громко всхлипывала.
— Прощай, мам. Когда ты наконец поймёшь, что у тебя две дочери, а не одна дойная корова и одна принцесса — позвони.
Алёна вышла. Закрыла за собой дверь.
И впервые за долгие годы почувствовала настоящую свободу.
Мать ещё долго плакала в пустой квартире. А потом взяла телефон и набрала номер младшей дочери:
— Кристиночка, доченька, что же нам теперь делать?
И только в этот момент она осознала — впервые за тридцать пять лет у неё не было готового ответа на этот вопрос.
Прошло четыре месяца.
Кристина устроилась на работу в частный детский садик в Житомире. Директриса, пожилая женщина с очень добрыми глазами, взяла её на должность помощника воспитателя — без опыта, но с пониманием, что человеку необходим шанс.
— Толик может находиться здесь бесплатно, — сказала она. — Это один из бонусов для сотрудников.
Жильё в общежитии при садике было крошечным — всего одна комната с общей кухней. Но это были их квадратные метры. Заработанные.
Алёна узнала об этом случайно — встретила сестру возле магазина. Кристина выглядела уставшей, но какой-то, знаете, собранной что ли.
— Кристин! — окликнула её Алёна. — Как дела?
— Нормально, — ответила та довольно сухо. — Работаю.
— А Толик?
— В садике. У нас теперь чёткий распорядок — подъём в семь, садик до шести.
Они помолчали.
— Послушай, — начала Алёна.
— Нет, — перебила Кристина. — Не нужно. Я всё поняла. Ты была права. Нельзя всю жизнь ждать, что кто-то другой решит все твои проблемы.
Алёна не знала, что и сказать.
— Может быть, зайдёшь к нам как-нибудь? — предложила она. — Посмотришь, как мы теперь живём.
— Зайду. Когда будет время.
А ещё через месяц позвонила мама. Первый раз за все эти долгие месяцы.
— Алёна? Это мама.
— Да, мам. Я слушаю.
— Я хотела пригласить тебя на обед. И Егора тоже. В это воскресенье.
— А Кристина будет?
— Да. И Толик. Мы все будем.
— Хорошо. Мы приедем.
Воскресенье выдалось тёплым и солнечным. Алёна шла к родительскому дому, держа за руку Егора и пакет с тортом. Нервничала.
Дверь открыла мама. Она выглядела постаревшей, с новыми морщинками вокруг глаз.
— Проходите, — сказала она. — Кристина уже здесь.
На кухне очень вкусно пахло пирогами. Кристина резала салат, Толик играл на полу с машинкой.
— Привет, — сказала Алёна.
— Привет, — ответила сестра, не поднимая глаз.
Обедали в напряжённом молчании. Егор рассказывал что-то забавное из школы, Толик смеялся. Взрослые жевали и старались не смотреть друг другу в глаза.
После обеда мать позвала Алёну на балкон.
— Доченька, я хотела попросить у тебя прощения.
Алёна посмотрела на неё.
— Я всю жизнь была уверена, что поступаю правильно, — продолжала мать. — Что так оно и должно быть — старшие обязаны помогать младшим. А получилось, что я вас только рассорила.
— Мам, мы не рассорились. Мы просто наконец-то выросли.
— Может быть. — Мать тяжело вздохнула. — Кристина теперь очень изменилась. Стала по-настоящему самостоятельной. А ты стала… спокойнее.
Они постояли, молча глядя во двор.
— Знаешь, что Кристина мне вчера сказала? — неожиданно улыбнулась мать. — «Мам, я теперь понимаю, почему Алёна меня не спасала. Не потому, что она жадная. А потому что нельзя спасать того, кто не желает научиться плавать сам».
Алёна удивлённо посмотрела на мать.
— Она это сказала?
— Именно так.
Когда они вернулись в комнату, Кристина уже собирала Толика.
— Нам пора, — сказала она. — Завтра рано вставать.
Они обнялись. Неловко, очень осторожно. Как взрослые люди, которые только-только начинают учиться быть родственниками без условий и обязательств.
Вот такая история, друзья. История о том, как бывает трудно сказать «нет» тем, кто привык к вашему «да», и как важно иногда дать близким шанс… на самостоятельность!
А вы когда-нибудь сталкивались с тем, что вас пытались сделать «спасателем» в семье? Как вы поступали в такой ситуации? Поделитесь своими мыслями в комментариях! 👇
