Звонок раздался вечером, когда Марина заваривала чай. На экране высветился незнакомый номер.
«Коллекторы?» — подумала она, вспоминая долги бывшего мужа Игоря.
— Алло?
— Марина Сергеевна? Это Светлана Ковалева. Вы меня не знаете, но мама просила позвонить.
Ковалева. Фамилия выстрелила из прошлого.
— Кто?
— Я дочь Анны Ковалевой. Вы дружили когда-то.
Дружили. Марина хмыкнула. Двадцать лет прошло с тех пор, как лучшая подруга и муж предали её.
— Что ей нужно?
— Мама в больнице. Четвертая стадия рака. Врачи говорят, осталось недолго. Она хочет вас увидеть.
Марина посмотрела в окно. Пятьдесят два года, седеющие виски, морщинки вокруг глаз.
— Зачем это сейчас? Прошло столько лет.
— Она не говорит. Только повторяет ваше имя. Мама хранила вашу фотографию. Вы в Торжке, у озера.
Торжок. Летом после второго курса они снимали комнату у местной бабушки. Ходили на озеро, ели клубнику с грядки. Тогда они были как сестры. До Сергея, до предательства.
— Оставьте номер. Я подумаю.
Марина долго сидела неподвижно. За окном мигали фонари жилого комплекса «Кедровый» — вложение от продажи квартиры, купленной с Сергеем.
«Умирать — так с чистой совестью?» — Марина достала коньяк. Налила в чашку с чаем.
В памяти всплыла картинка: Аня смеётся, и солнце путается в её рыжих кудрях.
«А потом она путалась в моих простынях с моим мужем».
Москва, 2003 год
— Сергей, я вернулась! — Марина вошла в квартиру. Была середина дня, но у мужа сегодня вторая смена в автосервисе.
Командировка закончилась раньше — презентация прошла успешно. В сумке лежали подарки: рубашка для Сергея и билеты на концерт.
В прихожей стояли женские сапоги. Знакомые. «Аня? Здесь?»
Из спальни доносились звуки. Марина шла по коридору, уже понимая, но отказываясь верить.
Дверь приоткрыта. На их кровати, на персиковом покрывале из «ИКЕА», её муж и лучшая подруга.
Она застыла, пока Аня не заметила её.
— Марина! Господи! Ты же…
— В командировке? Должна была быть. Сюрприз.
После были крики. Слёзы. Требование убраться — обоим. Ночь в пустой квартире.
Через месяц Аня сообщила о беременности. От Сергея.
Москва, 2025 год
Марина тряхнула головой, отгоняя наваждение. Двадцать два года прошло. Она дважды была замужем после Сергея. Оба раза неудачно. С Кириллом прожила всего год — слишком молод оказался, не готов к серьёзным отношениям. С Игорем держалась дольше — почти восемь лет, но в конце всё равно осталась одна, расплачиваясь за его бизнес-авантюры.
Она допила коньяк и решительно набрала номер Светланы.
— В какой больнице лежит ваша мать?
Ночью Марина не спала. Листала старый фотоальбом, не тронутый годами. После развода с Сергеем она сохранила лишь несколько снимков.
«Встречусь с ней, выслушаю, и точка».
К больнице она подъехала к обеду. Онкологический центр встретил её тишиной, запахом лекарств и той атмосферой, где смешаны надежда и обречённость.
— Вы к кому? — спросила медсестра.
— К Анне Ковалевой. Я знакомая.
— Родственница с ней?
— Дочь, наверное. Я не предупреждала.
Марина нашла палату на третьем этаже и постучала.
— Войдите.
В двухместной палате на кровати лежала женщина, настолько истощённая, что Марина не сразу узнала Анну. Только рыжина волос выдавала в ней девчонку из Торжка. Рядом сидела Светлана. Она встала.
— Вы пришли! Я Света.
— Марина.
— Мам, к тебе пришли. Я пойду в кафетерий.
Светлана оценивающе посмотрела на Марину, затем вышла.
Повисла тишина. Марина растерялась. Что говорить женщине, разрушившей твою жизнь?
— Присядь, — голос Анны был слабым. — Не стой как на допросе.
В этих словах проступила прежняя Аня — острая на язык. Марина фыркнула и села.
— Как ты меня нашла?
— Случайно. Света увидела твоё интервью в газете. Там была фотография. Ты почти не изменилась.
— А ты изменилась.
— Это рак. Он никого не красит.
Марина смутилась:
— Прости.
— Ты всегда была честной.
За окном шумел дождь.
— Зачем ты хотела меня видеть?
Анна посмотрела на неё пристально.
— Я умираю, Марина. Хочу попросить у тебя прощения.
— За что конкретно? За то, что спала с моим мужем? Или за то, что забеременела? Или за то, что не звонила двадцать лет?
Анна не отвела взгляд.
— За всё. За то, что сделала тогда, и за трусость после. Я должна была объясниться…
— Что бы ты объяснила? Великую страсть?
— Нет. Это была слабость. Сергей оставался один, пока ты ездила в командировки. Я тоже была одна. Мы встречались. Он помогал с ремонтом. Всё было невинно, пока…
— Пока вы не оказались в моей постели.
Анна кивнула:
— Мы не планировали. Потом я узнала о беременности.
Она закашлялась, и Марина подала ей воду.
— А что потом? Вы поженились?
— Да, через полгода. Уехали в Самару. Родилась Света. Я думала, мы будем счастливы.
— И как? Забылось?
— Нет. Ничего не забылось. Сергей пил. Вспоминал тебя. Говорил, что ты была лучшей. Что он всё испортил. Пятнадцать лет вместе, а счастья не было.
— А потом он умер. Инфаркт в сорок пять.
Марина вспомнила Сергея — высокого, улыбчивого парня с первого курса.
— Мне жаль.
— Светлана боготворила отца. Он для неё был героем. Она не знает правды. Только что мы были знакомы в молодости.
— Ты позвала меня, чтобы просить не рассказывать ей?
— Нет. Я хотела увидеть тебя. Сказать, как сожалею. О том, что сделала. Что не извинилась раньше.
— Зачем это мне? Что это даёт?
Анна откинулась:
— Не знаю. Может, ничего. Но мне легче, видя тебя такой сильной.
Марина усмехнулась:
— Не обольщайся. После Сергея я дважды пыталась создать семью. Оба раза неудачно. Первый раз сбежала сама — боялась предательства. Второй — вышла за афериста, потеряла всё.
— А сейчас?
— Работа. Квартира. Кот. Стандартный набор одинокой тётки.
— Не похожа ты на одинокую тётку. Ты всегда была особенной. С твоей страстью ко всему.
Марина почувствовала ком в горле. В словах Анны слышалась прежняя Аня — та, что понимала её когда-то.
— Ты вспоминала меня? — спросила Анна.
— Да. Я всё думала — почему? Почему ты? Мы же были как сёстры.
Анна помолчала.
— Я была влюблена в него ещё до вас. Со школы. Но он выбрал тебя, и я смирилась. А потом… твои успехи, повышения. Ты была такой яркой. А я осталась мелким бухгалтером. И Сергей рядом — такой же обычный. Мы сблизились, оба в твоей тени.
Марина слушала, удивляясь. За двадцать лет она придумала десятки версий произошедшего. Но этой не было.
— Почему ты не сказала мне? О чувствах к нему?
— Что бы изменилось? Ты бы отказалась от него?
Марина задумалась.
— Не знаю. Но у меня был бы выбор.
— Прости, — прошептала Анна. — Мы не заслуживаем прощения. Но мне легче будет уйти, зная, что я попросила его.
В палату заглянула Светлана:
— Мам, лекарства.
Марина встала:
— Я пойду.
— Ты придёшь ещё? — в глазах Анны читалась надежда.
— Не знаю. Мне надо подумать.
Выйдя из больницы, Марина закурила. Дождь прекратился, но небо затянуто тучами. По дороге к метро зазвонил телефон — работа, срочное дело.
«Жизнь продолжается», — подумала она, сбрасывая звонок.
Через неделю она вернулась в больницу. Принесла апельсины и фотоальбом студенческих лет.
Медсестра остановила её:
— Вы к Ковалевой? Подождите.
Отведя Марину в сторону, она сказала:
— Ей хуже. Дочь с ней, но вы можете не успеть.
Марина быстро пошла к палате. Там Светлана сидела у постели. Анна стала ещё бледнее.
— Здравствуйте. Я не знала, что вы придёте.
— Я тоже, — призналась Марина, отдавая апельсины и альбом.
Анна открыла глаза:
— Мариша, ты пришла.
От этого забытого обращения что-то сжалось внутри.
— Принесла тебе апельсины. Как в общаге. Ты выпрашивала их у всех.
— Помню. Давай посмотрим альбом?
Час они разглядывали фотографии. Светлана удивлялась студенческим снимкам матери, а Марина рассказывала о сессиях, поездках автостопом, празднованиях.
— А это где? — Светлана указала на снимок, где Анна и Марина обнимались на фоне памятника.
— В Торжке. Мы снимали комнату у бабушки. Как её звали, Ань?
— Клавдия Петровна. Она всё пыталась нас подкормить. Говорила, что мы худые, как дистрофики.
— И совала банки с вареньем!
Они засмеялись, и на миг годы отступили. Они снова были студентками, уверенными в будущем счастье.
Медсестра заглянула:
— Время лекарств. Больной нужен отдых.
Светлана вышла поговорить с врачом.
— Спасибо, что пришла, — сказала Анна, взяв Марину за руку.
Марина не отстранилась:
— Я не понимаю, зачем мы ворошим прошлое.
— Двадцать лет — слишком долго для обиды. Она съедает изнутри. И не меня — тебя.
Марина хотела возразить, но осеклась. Может, это правда. Может, она несла эту обиду слишком долго.
— Ты пришла ради себя. Чтобы отпустить прошлое и жить дальше.
Марина сжала руку подруги.
— Я не знаю, могу ли простить тебя. Но я хочу попробовать.
Анна улыбнулась:
— Этого достаточно.
Она умерла через три дня. Светлана позвонила вечером. Похороны — на Востряковском кладбище, рядом с Сергеем.
Марина колебалась — идти или нет.
В день похорон моросил дождь. Марина стояла поодаль от группы людей у могилы. Светлана заметила её и подошла после церемонии.
— Спасибо, что пришли. Это много значило бы для мамы.
Марина кивнула:
— Если вам нужна помощь…
— Вы можете рассказать мне? О вас. О маме. Об отце. О том, что было до меня.
Марина посмотрела на молодую женщину — копию Сергея, с его подбородком и глазами. Что сказать? Что её родители предали? Что она разрушила чужое счастье?
— Конечно. Но не сегодня. Позвони, когда будешь готова.
— О чём мы поговорим?
— О том, как мы были молоды и ошибались. Как любили и теряли. И как в этой истории есть хорошее.
— Что хорошего?
— Ты. Ты — хорошее, что вышло из всего этого.
Возвращаясь, Марина думала о странном повороте своей жизни. Двадцать лет она хранила обиду, позволяя ей отравлять новые отношения. Теперь что-то начало меняться.
Прощение не приходит сразу. Оно не героический акт. Это медленный процесс, требующий времени. Как рана, которая сначала болит, потом ноет, потом становится шрамом.
«У меня будет шрам. Но я научусь жить с ним».
Зазвонил телефон — работа, что-то срочное. Обычная жизнь не останавливается.
Марина не ответила на звонок. Вместо этого написала Светлане: «Давай встретимся в субботу. Я расскажу тебе, какой удивительной была твоя мама в молодости».
Отправив сообщение, она почувствовала облегчение. Не полное освобождение от боли. Но начало пути.
Впереди был обычный день. Но что-то изменилось в её восприятии этой обычности. Возможно, это и есть прощение — не забвение прошлого, а освобождение от его власти. Принятие шрамов как части своей истории.
Она остановилась у светофора. Красный сменился зелёным. Пора идти дальше.
