Новый дом, старые проблемы
Люда с усилием подтянула шнурки, почти до крови, ощущая, как жесткая резинка впивается в кожу. «Вот и весь символизм, чёрт побери!» — подумала она, окидывая взглядом дверь, за которой всё ещё продолжался этот разговор.
— «Славочка, а где носки? Не могу найти твои шерстяные!» — голос Татьяны Ивановны разнесся по квартире, как страшное предупреждение.
Слава, как всегда, не отрываясь от телефона, лишь буркнул:
— «Люда, слышала? Мама про носки спрашивает.»
Люда сжала зубы так, что казалось, что сейчас они просто треснут.
— «Я не твой секретарь по носкам!» — прошипела она, так, чтобы он точно услышал.
Слава наконец поднял глаза, с выражением усталости и лёгкой недовольства:
— «Ты чего такая колючая? Мама просто помогает.»
— «Не помогает, а контролирует!» — Люда рванула с места, чуть не опрокинув чашку с кофе. — «Что за бред, Слава?!»
Татьяна Ивановна появилась в дверях, с чем-то похожим на стопку белья в руках, но при этом взгляд её был таким, будто она на самом деле принцесса, а все вокруг — её слуги.
— «Ой, Людочка, опять кофе разлила? Ты ж говорила, что кофе нервы портит, не пьешь его.»
Люда ощутила, как в висках закололо, и зубы сжались ещё крепче.
— «Татьяна Ивановна, я взрослая женщина, и если я хочу кофе, я его выпью! Даже если мне предстоит вытирать этот чёртов бардак!» — отрезала она.
Слава, словно почувствовав надвигающуюся бурю, закатил глаза.
— «Ну, вот опять… драма.»
— «Да нет никакой драмы!» — Люда крутанулась к нему, на грани истерики. — «Драма — это когда твоя мама живёт у нас уже месяц и решает, какие носки тебе носить!»
Татьяна Ивановна вздохнула, как истинная жертва этой истории:
— «Ну что за тон, Людочка? Я ведь просто забочусь!»
— «Забота? Спросить, нужна ли помощь, а не лезть в мои вещи!» — Люда закричала, даже не заметив, как голос её срывается.
Слава, в свою очередь, швырнул телефон на диван, будто он был врагом.
— «Хватит! Мама здесь живёт, и точка! Ты должна её уважать!»
Люда застыла. Неожиданно ощутила, как внутри неё что-то замерло.
— «А кто должен уважать меня?» — еле слышно выдавила она.
Сквозь этот вопрос повисла страшная тишина. Слава отвернулся, а Татьяна Ивановна сжала губы и безмолвно пошла в кухню.
Люда поняла: в этот раз битва проиграна, но война только начинается.
Завтрак с подтекстом
Утро началось с хлопка дверцы холодильника. Звуки семейной идиллии.
— «Славочка, яичницу тебе сделала, как ты любишь!» — слащавый голос Татьяны Ивановны разнёсся по кухне, наполняя пространство чем-то зловещим.
Люда, стоя у плиты с ещё не разогретой сковородой, почувствовала, как её внутренности сжались.
— «Я уже начала готовить,» — тихо проговорила она, пытаясь не выдать нервозность.
— «Ой, ну зачем тебе лишние хлопоты? Я всё уже сделала!» — свекровь улыбнулась, но в её глазах была та же, привычная ледяная беспощадность.
Слава, как всегда, не обращая внимания на происходящее, сел за стол и, не поднимая взгляда, произнёс:
— «Спасибо, мам.»
Люда сжала ручку сковороды так, что пальцы побелели.
— «Я хотела сделать завтрак сама.» — её голос дрогнул, но она удержалась.
— «Ну и что?» — Слава наконец оторвался от телефона, глядя на неё как на кого-то, кто вообще не имеет права на мнение. — «Мама же уже приготовила.»
— «А я-то тут при чём?» — глаза Люды сверкнули яростью. — «Я хочу, чтобы в моём доме было моё!»
Татьяна Ивановна вздохнула, словно понимая, что она тоже стала частью этого шоу:
— «Людочка, дорогая, семья — это не «моё» и «твоё», это общее.»
— «Тогда почему решения принимаете только вы двое?! Скажи мне, почему?!» — Люда выкрикнула это с таким отчаянием, что сама не ожидала от себя такой агрессии.
Слава встал, резко стукнув чашкой по столу.
— «Хватит истерик, Люда! Мама просто пытается помочь, а ты из этого делаешь целую трагедию!»
По щекам Люды потекли горячие слёзы, но она молчала. Её горло было сжато.
— «Я не истеричка. Я просто хочу, чтобы мой дом был моим.»
Слава отвернулся, словно в ней не было ничего важного.
— «Надоело.»
Татьяна Ивановна потянулась и погладила сына по плечу, будто говоря: «Всё будет хорошо, мой дорогой.»
Люда почувствовала, как этот жест стал для неё последней каплей. Она поняла: они втроём в этом браке. А она — просто зритель.
Последняя черта
Люда пришла домой с работы, усталая и разочарованная. Открыла дверь, шагнула в прихожую — и сразу замерла.
Её любимое розовое одеяло, с которым она спала всю жизнь, лежало сложенное в углу, а на кровати — новое, синее, какое-то «более практичное», как объяснила бы Татьяна Ивановна.
— «Что это такое?» — голос дрожал, будто на неё повесили ещё одну тяжёлую гирю.
Слава, как всегда, сидел перед телевизором и даже не повернул головы.
— «Мама сказала, твоё уже старое.»
Люда в одно мгновение подскочила к кровати и, чуть не вывернув руку, схватила одеяло. Лицо побледнело.
— «Она СМОТРЕЛА В МОЙ ШКАФ?!»
Слава лениво оторвал взгляд от экрана и буркнул:
— «Ну и что? Ты что, скрываешь что-то?»
— «Да! Я скрываю, что ненавижу, когда в мою жизнь лезут без спроса!» — Люда срывалась на крик и выдернула вилку из розетки, как будто это единственный способ избавиться от Славы и его матери.
Слава наконец поднялся, раздражённо бросив взгляд в её сторону.
— «Ты себя вообще слышишь? Это просто одеяло!»
— «Нет, Слава! Это последняя капля!» — Люда не могла больше сдерживать этот поток эмоций. — «Ты даже не понимаешь, что происходит! Ты живёшь с мамой, а я — как мебель. В этом доме нет меня, есть только вы двое!»
Татьяна Ивановна, будто по мановению волшебной палочки, появилась на кухне с тарелкой пельменей. И, естественно, с традиционным «вмешательством».
— «Ой, опять ссоритесь? Людочка, ну что ты, как ребёнок?»
Люда развернулась и посмотрела на неё так, что Татьяна Ивановна, казалось, сразу забыла, где находится.
— «Выйдите. Обои. Из. Моей. Спальни.» — каждое слово, как ударный молот.
Слава хихикнул, не в силах сдержать смех.
— «Ты серьёзно? Это же мама!»
— «А я — твоя жена. Или уже нет?» — Люда ударила словами так, что их тяжесть сразу повисла в воздухе.
Татьяна Ивановна замолчала, но в её взгляде была смесь недоумения и обиды. Слава, вроде как, пытался отшутиться, но её слова, как молния, разорвали ту маленькую хрупкую оболочку, в которой они все жили.
Финал. Или начало?
Чемодан стоял посреди комнаты, как железный знак того, что уходить надо было давно. Люда, не колеблясь, подошла к нему и начала его заполнять.
Слава стоял у двери и, словно в каком-то фильме ужасов, смотрел на неё, как на сумасшедшую.
— «Ты реально это сделаешь?» — голос дрожал, но был полон презрения.
— «Да.»
— «Из-за какого-то одеяла?» — он не мог поверить в её решимость.
— «Из-за всего!» — Люда резко закрыла чемодан, почти не чувствуя, как сбивает что-то с полки. — «Из-за того, что я здесь никто. Из-за того, что ты всегда выбираешь её. Из-за того, что это не мой дом, а ваша общага!»
Татьяна Ивановна, как по команде, появилась в дверях, её глаза были полны слёз.
— «Я же только хотела как лучше…» — её слова звучали так, будто она всё ещё не понимала, что наделала.
— «Как лучше для кого?!» — Люда повернулась к ней, её слова рвались с глотки. — «Для вас двоих — да. Для меня — нет.»
Слава, похоже, дошёл до предела. Он схватил её за руку, его лицо было искажено от злости и отчаяния.
— «Ты вообще понимаешь, что рушишь семью?»
— «Какую семью, Слава? Ту, где я последняя в списке приоритетов?» — её слова, как нож в сердце.
Слава отпустил её руку, и Люда почувствовала, как вся тяжесть этого мира обрушивается на её плечи.
— «Ну и иди. Однажды ты поймёшь, что была не права.» — он стоял, словно из последних сил.
Люда, впервые за долгое время, улыбнулась.
— «Однажды ты поймёшь, что потерял.»
И дверь за ней захлопнулась. Тихо. Без лишнего шума. Но с такой силой, что не оставила места для сомнений.
Новая жизнь
Люда дернула дверцу такси, и, как обычно, сделала это немного грубо, едва не оторвав её.
— «Проспект Мира, 15, пожалуйста.»
Её голос дрожал, но в груди всё равно бурлила какая-то неистовая ярость. Водитель, мужчина лет сорока с темными волосами и спокойными глазами, мельком взглянул в зеркало, но ничего не сказал.
— «Пробки сейчас, но постараюсь объехать.»
Люда кивнула, сжав в кулаке смятый чек от банка, где она только что сняла половину их общих денег. «Его мама всё равно назвала бы это растратой,» — с горечью подумала она.
— «Вы не против, если включу музыку?» — спросил водитель.
— «Делайте что хотите,» — буркнула Люда, но когда заиграл джаз, неожиданно почувствовала, как плечи чуть расслабились.
— «Вы не похожи на фаната такси,» — он улыбнулся, слегка развеяв тишину. — «Обычно люди либо молчат, либо жалуются на цены.»
— «Я не фанат. Я беглец,» — неожиданно для себя выпалила Люда.
Он кивнул, как бы понимая её, но не прося объяснений.
— «Значит, сегодня ваш день свободы.»
И почему-то эти слова заставили её впервые за месяц рассмеяться.
Две недели спустя
Новая квартира. Новая работа. Новый номер телефона.
Но старые привычки.
Люда машинально поправила вазу на столе, как делала это раньше, когда Татьяна Ивановна вечно критиковала беспорядок. Но потом резко отдернула руку. «Больше не надо.»
Телефон завибрировал. Неизвестный номер.
— «Алло?»
— «Люда, это Максим. Тот самый таксист,» — голос звучал чуть смущённо. — «Вы оставили в машине книгу. Могу вернуть?»
Она замерла. «Опасность. Незнакомец. Опять кто-то лезет в жизнь.»
Но потом вспомнила его фразу про «день свободы» и неожиданно ответила:
— «Хорошо. Только не сегодня. Я… мне нужно время.»
— «Я понял,» — он не стал настаивать. — «Когда будете готовы — позвоните.»
И положил трубку.
«Никакого давления. Никаких требований.»
Люда впервые за долгое время почувствовала, что дышит полной грудью.
Месяц спустя
— «Значит, ты правда не собираешься возвращаться?» — Слава стоял в дверях её новой квартиры, глаза красные.
— «Нет.»
— «Из-за мамы? Я могу…»
— «Ты ничего не можешь, Слава. Ты даже сейчас пришёл только потому, что она тебя выгнала, да?»
Он потупил взгляд.
— «Она продала мою коллекцию вин. Говорит, спиртное — это грех.»
Люда расхохоталась.
— «Ну вот видишь. Теперь ты на моём месте.»
Он хотел что-то сказать, но в этот момент зазвонил телефон. Максим.
— «Извини, мне надо ответить,» — Люда взяла трубку. — «Да, я свободна. В семь? Отлично.»
Слава смотрел на неё, будто видел впервые.
— «Это… он?»
— «Человек, который не считает мои мысли ересью? Да.»
Дверь закрылась тише, чем она ожидала.
Круговорот ненависти
Дверь хлопнула так, что фотография с полки едва не рухнула на пол. Та самая, где Слава с Татьяной Ивановной такие счастливые, у моря, с этими их лицами, полными иллюзий и уверенности, что жизнь всегда будет хорошей.
— Где мои документы?! — рев Славы прокатился по всей квартире, как гром.
Татьяна Ивановна, дернувшись, чуть не уронила тарелку с пельменями, которые только что лепила. Вся её жизнь в момент стала зыбкой и неустойчивой, как комья теста в её руках.
— Сынок, что случилось?
— Я не сынок, мне тридцать пять лет! Где мои права на машину? Ты опять в мои вещи лазила?!
Он стоял в дверях кухни, раскрасневшийся, весь на грани, прямо как тогда, когда Люда с ним ругалась. Словно он в это время оказался в ловушке, где всё в прошлом вернулось и закрутилось в адскую спираль. Татьяна Ивановна почувствовала, как ноги подкашиваются, а дыхание становится тяжёлым.
— Я… я просто хотела убраться… — её голос едва слышен, она в отчаянии, пытаясь оправдать всё, что происходило, ещё немного тянула за собою цепочку старых привычек.
— УБИРАТЬСЯ НЕ НАДО! Ты слышишь?! — Он заорал так, что сжался воздух в комнате. — Никогда больше не лезь в мои вещи!
Слава схватил с стола тарелку и со всей силы швырнул её в раковину. Фарфор разлетелся на тысячи осколков, как его собственная жизнь.
Ночь. Татьяна Ивановна сидела на краю дивана, почти как забытая кукла. Она не могла взять себя в руки, не могла понять, что дальше.
Из комнаты Славы слышались звуки какой-то игры и его ругань. Но в ушах Татьяны Ивановны звучало одно — её собственное поражение.
«Как же так вышло?» — она пыталась понять, но в голове всё путалось. Она помнила, как учила его, как говорила: «Жена должна знать своё место,» «Ты мужчина, ты должен быть главным,» «Я знаю, как правильно.» Но вот он теперь орал на неё за какую-то ерунду — почему она не так постирала его рубашку. Он рыскал по её сумке, проверяя расходы, требовал отчёты, куда и сколько она выходит. Все её учения теперь стали ему ловушкой, и она не могла с этим справиться.
Из его комнаты опять раздался крик:
— Мама! Ты что, опять воду в чайнике забыла выключить?!
Татьяна Ивановна вскочила, а ноги подкашивались. Побежала на кухню, сковывая каждый шаг. Чайник был выключен. Всё было спокойно.
— Нет, сынок, я…
— ВРЁШЬ! — он взревел, как зверь, усталый от обмана. — Всю жизнь врёшь! Как ты с Людой поступала, а? Тоже ей мозги выносила по каждому пустяку?!
И тут она поняла. Поняла страшную истину. Смотрела на Славу и вдруг увидела своё отражение в его глазах. Она была этим зеркалом. Отражением всех своих собственных ошибок и ужасов, которых она не могла избежать.
Утро. Слава спал на диване, разметавшийся, с бутылкой пива в руке. Татьяна Ивановна собрала свои вещи, набросала их в старый чемодан. Слова уходили, но чувства оставались.
На кухне, на столе, осталась записка:
«Сынок, прости. Но я не могу больше жить с человеком, который обращается со мной так, как ты научился у меня.»
Дверь захлопнулась почти бесшумно. Оставляя только запах пельменей, которые так и не были съедены.
Эпилог
Через месяц Люда встретила Татьяну Ивановну у метро. Женщина выглядела на десяток лет старше, но в её глазах было нечто новое — растерянность, почти детская.
— Как… Слава? — не сдержалась Люда. Вопрос прозвучал слишком остро, но с этим ничего не поделаешь.
Старая женщина опустила голову.
— Он продал квартиру. Уехал. Я теперь снимаю комнату.
Люда замерла. Что-то щемящее кольнуло внутри, но она не успела понять, что именно. Жалость, сожаление — вот что она почувствовала.
— Вы… хотите кофе? Рядом неплохая кофейня. — она попыталась вытащить её из этого тупика, дать хоть какие-то живые мысли.
Татьяна Ивановна расплакалась, словно вновь обретая себя, но уже в другой реальности, где не было места её бывшему сыну, её идеалам.
