Виктория Сергеевна всегда считала себя женщиной проницательной и мудрой. После того как ушла из жизни её сестра, Дарья, остались сиротами её дети — Коля и Мила. Им тогда было по четырнадцать, они были близнецы. Виктория, конечно, не могла иначе и забрала их жить к себе.
Но любила она их, увы, не одинаково.
Коля был для неё особенным. Эти тёмные, выразительные глаза, лукавая улыбка — он был точной копией своего покойного отца, светлая ему память. Мальчишка с неукротимым характером! То в школе потасовку устроит, то цветы для одноклассниц таскает с чужих клумб в Ивано-Франковске. А Виктория только всплеснет руками:
— Ну и озорник! Настоящий мужик растёт!
А вот на Милу она смотрела с какой-то отчуждённостью. Девочка тихая, покладистая, пошла в другого отца — того, второго, от которого Дарья не могла отделаться до последнего вздоха. Мила всегда сидела в сторонке, читала что-то, училась на посредственные оценки. Не то что Коля — тот и отличником был, и в секции по дзюдо занимался, и все девчонки от него без ума.
— Эх, Милка, — вздыхала тётя, — где же в тебе та решительность, что есть у Коли? Ну нет в тебе стержня!
Годы неслись стремительно. Коля поступил в престижный ВУЗ — на финансовый факультет, показав отличные результаты! Виктория просто сияла от гордости. Мила же закончила скромное медицинское училище — ну что с неё возьмёшь, не хватает ей амбиций.
Именно тогда Виктория приняла своё самое главное решение. Важное, прямо-таки судьбоносное.
Она переписала свою просторную трёхкомнатную квартиру на Колю.
Коля, конечно, был на седьмом небе. Он расцеловал тётю, подхватил её на руки и покружил:
— Тётя Вика, ты у меня самая лучшая! Я тебя никогда не забуду!
И он действительно не забыл.
Правда, всего на первые полгода.
А потом в его жизни появилась Инга. Его новоиспечённая супруга. Эффектная, яркая, с высокими запросами. И именно она первой завела разговор:
— Послушай, Коль, а что здесь делает старушка? У нас же теперь наше жильё!
Коля сначала пытался защищать тётю:
— Не говори так, Инга. Это же тётя Вика. Она мне как родная мать.
— Вот именно, что как! — фыркнула Инга. — А у тебя теперь семья. Настоящая. Мы что, до самой старости будем жить вместе с пенсионеркой?
И завертелось.
Сначала были невинные замечания. Мол, тётя Вика слишком громко включает телевизор. Потом — что она готовит старомодно, только котлеты да борщи. А они, видите ли, современные, им роллы подавай да кухню фьюжн.
— Тёть Вик, — неловко мямлил Коля, отводя глаза, — может, ты у себя в комнате поешь? А то Инга… она просто очень уставшая после работы.
Виктория кивала, глотала горькие слёзы, несла тарелку к себе. А ночью лежала и пыталась себя успокоить: «Ничего, приспособятся. Молодым же нужно пространство».
Но они не приспособились.
— Слушай, тётя, — сказал Коля однажды утром, присаживаясь рядом на кровать. Голос у него был отстранённым. — Мы тут обсуждали, может, тебе будет гораздо лучше в пансионате?
Виктория замерла с чашкой чая в руках.
— В каком пансионате?
— Ну, для людей преклонного возраста. Там за тобой будут присматривать, порядок, люди твоего круга. — Коля говорил торопливо, как будто зачитывал заранее выученный текст. — А то ты тут целыми днями одна, скучаешь.
— Я не скучаю! — прошептала Виктория. — Коля, родной, я же тебе не создаю проблем!
— Конечно, не создаёшь! — он натянул на лицо неестественную улыбку. — Просто там тебе будет намного веселее! И мы будем обязательно навещать!
Вот так Виктория осознала, что жизнь иногда шутит очень зло.
Тридцать лет она растила племянника как родного сына. Отдала ему всё — и квартиру, и материнскую любовь, и последние сбережения. А взамен получила билет в один конец.
Пансионат «Солнечный берег» — название, безусловно, красивое. Только вот солнца там было примерно столько же, сколько на дне колодца. Унылые серые стены, стойкий запах лекарств и невыносимое одиночество. Такое густое, что хоть ножом его режь.
Виктория сидела на казённой кровати и смотрела в окно. За стеклом — такой же серый двор, по которому бродили такие же ненужные старики.
— Деточка, не плачь, — подошла к ней соседка по палате, баба Катя. — Первые недели всем тяжело. Привыкнешь.
— А вы? — всхлипнула Виктория. — Вас тоже дети сюда определили?
— Да что ты! — махнула рукой Катя. — Сама решила. Квартиру продала, деньги наследникам раздала — пусть живут, а я тут спокойно доживу. А ты-то что? Обманом привезли?
Виктория промолчала. Обманом. Ведь, по сути, так и было! Коля говорил, что они едут на экскурсию, посмотреть, как там живут люди. А оказалось — навсегда.
— Будете звонить племяннику? — спросила медсестра на второй день, протягивая ей телефонный аппарат.
— Буду, — кивнула Виктория.
Она набрала номер дрожащими от волнения пальцами. Долгие гудки, а потом:
— Алло, ну как там, тётя Вика? Привыкаешь?
В голосе Коли звучала такая фальшивая бодрость. Как у коммивояжёра, пытающегося навязать товар с истёкшим сроком годности.
— Коля, родной, я хочу обратно домой.
— Ну что ты! Там же отличные условия! Уход, питание, соседи.
— Но это не дом!
Тишина. А потом — голос Инги на заднем плане:
— Коль, скажи ей, что мы начали ремонт. Что сейчас там жить невозможно.
— Тётя, мы тут затеяли большой ремонт. Масштабный. Когда закончим — обязательно тебя заберём!
Виктория знала, что он лжёт. И Коля это прекрасно знал. И Инга знала. Но все делали вид, что это чистейшая правда.
— Ладно, — прошептала Виктория. — Буду ждать.
После этого разговора она прорыдала в подушку целых два часа. А потом вытерла глаза и приняла решение — хватит. Она будет жить.
Но жизнь в пансионате — это не полноценная жизнь. Это существование. Завтрак в семь, обед в час, ужин в шесть. Лекарства по строгому расписанию. Тишина после десяти. И никого, кто бы просто спросил — как ты, что болит, не грустно ли?
Виктория звонила Коле каждую неделю. А он отвечал всё реже и реже. То занят, то в командировке в Чернигове, то ещё что.
— Тётя Вика, я же на работе! — раздражался он. — Не могу я по два часа в день тратить на разговоры!
— Да я же всего на пять минут.
— Ладно, ладно. Ты там держись. Мы скоро приедем.
Они не приезжали.
А через месяц он совсем перестал поднимать трубку. Виктория не знала, что у Инги сдали нервы:
— Послушай, Коля! Довольно! Она же каждый день названивает! То домой просится, то плачет! Мне уже стыдно за тебя!
— А что, по-твоему, я должен сделать?! — орал Коля. — Забрать её назад?!
— Тогда просто не бери трубку! И всё!
И Коля послушался.
Виктория звонила и звонила. А там только гудки. Автоответчик. Тишина.
— Может, они просто сменили номер? — утешала её баба Катя.
Но Виктория всё прекрасно понимала. Её просто выбросили. Как старую, надоевшую игрушку.
Совсем плохо стало, когда начались проблемы с сердцем. Врач объяснил — сильный стресс, переживания. Виктория лежала в больничной палате и думала: «Неужели это конец? Неужели я так и умру здесь, никому не нужная?»
И тут произошло нечто невероятное.
В коридоре, среди запаха хлорки и чужих голосов, Виктория услышала знакомый тембр:
— Скажите, пожалуйста, я могу пройти к Виктории Сергеевне Самойловой?
Голос был такой знакомый. Но это был не Коля.
Мила.
Виктория сначала не поверила. Неужели? Та самая Мила, которую она всю жизнь держала в тени? Которой дарила дешёвые подарки, в то время как Коле — дорогие? Которую называла простушкой?
— Мила? — прошептала Виктория, когда молодая женщина вошла в палату. — Это и правда ты?
Мила стояла в дверях — она, конечно, повзрослела, но осталась такой же тихой, незаметной. В руках — простая сумка, на плечах — поношенный пуховик. Видно было, что живёт не богато.
— Здравствуй, тётя Вика.
И вот они смотрят друг на друга. Виктория — в казённой пижаме, похудевшая, постаревшая. Мила — с виноватым взглядом.
— Как ты узнала, что я здесь? — спросила Виктория.
— Случайно. Встретила медсестру из нашей старой поликлиники в Полтаве. Она мне и рассказала, — Мила помолчала. — Тётя Вика, а почему ты мне не позвонила?
Виктория горько усмехнулась:
— А зачем? Ты же меня не очень-то любила. Да и я тебя, — её голос дрогнул. — Господи, Мила, как же я была слепа!
Мила присела на край больничной кровати:
— Тётя, я долго размышляла. Обижалась на тебя, если честно. Ты ведь всегда Колю любила больше. Всегда! А меня воспринимала как какое-то приложение.
— Прости меня, — прошептала Виктория. — Старая я дура.
— Но знаешь, что я поняла? — продолжила Мила. — Я осознала: если я тебя здесь оставлю, то стану такой же, как Коля. А я этого не хочу.
Виктория смотрела на племянницу и не верила своим глазам. Та самая тихоня, которую она считала слабой, приехала сюда. А где же её «сильный» Коля?
— Мила, а ведь у тебя семья, квартира-то совсем маленькая.
— Двухкомнатная, — кивнула Мила. — Муж, двое детей. Но, мы найдём место. Обязательно найдём.
Вот как она сказала — «обязательно».
— Только тётя Вика, — Мила улыбнулась, — приготовься. У нас шумно. Дети носятся, музыка играет, соседи иногда жалуются. Не то что здесь — тихо и спокойно.
Виктория засмеялась сквозь слёзы:
— Да мне этой тишины уже хватило на всю оставшуюся жизнь!
Целую неделю Мила находилась в раздумьях. В голове был полный хаос. То злость нахлынет, то жалость, то какой-то непонятный стыд.
— Мам, ты опять думаешь о тёте Вике? — спросила старшая дочь, Соня, заметив мамино хмурое лицо за завтраком.
— Угу, — кивнула Мила.
— А чего ты так мучаешься? Забери её к нам!
Из уст четырнадцатилетнего подростка — это звучало так просто. «Забери». А взрослая Мила терзалась уже который день.
— Сонь, у нас же квартира крохотная. Вы с Илюшей в детской, мы с папой в гостиной. Куда мы тётю Вику?
— На кухне поставим раскладушку! — тут же выдал младший, Илюша. — Она же добрая! Она мне конфеты приносила!
Мила вздохнула. Конфеты. Да, Виктория всегда приносила детям гостинцы. Хоть и недорогие. Но дарила.
А вечером муж, Андрей, сел рядом, обнял её за плечи:
— Мила, ты уже неделю сама не своя. Рассказывай, что случилось.
И Мила рассказала. Всё. Про своё детство, когда тётя её не замечала. Про Колю — любимчика. Про квартиру, переписанную на него. Про этот пансионат.
— И что мне теперь делать? — спросила она в конце.
Андрей долго молчал. А потом:
— А что тебе подсказывает сердце?
— Сердце говорит — забрать. А разум твердит — куда? На какие средства? У нас самих же еле сводим концы с концами.
— Мила, — Андрей взял её за руки. — Ты помнишь, как мы познакомились?
Конечно, помнила. В больнице. Андрей попал в аварию, а она его выхаживала. Молодая медсестра, он — обычный слесарь с завода. Никто не верил, что из этого выйдет что-то серьёзное. А вот — пятнадцать лет вместе.
— Помню.
— Ты меня тогда к себе привела. В нашу коммуналку, где ты жила с бабушкой. Места было — кот наплакал. А я ещё и на костылях ходил.
— Ну и что?
— А то, что ты тогда не думала — куда меня деть. Ты просто приняла. И твоя бабушка приняла. Помнишь, как она мне варежки вязала? Говорила — зять должен ходить в тепле.
Мила улыбнулась сквозь слёзы. Бабуля. Она умела любить просто так. Без расчётов.
— Так вот, — продолжал Андрей. — Твоя тётя сейчас в том же положении, что я тогда. Сломанная, никому не нужная. И у тебя есть выбор — поступить как Коля или как твоя бабушка.
На следующее утро Мила проснулась пораньше и поехала в пансионат. Не навестить — а забрать.
— Тётя, собирайся, — сказала она, входя в палату.
Виктория оторвалась от окна:
— Куда собираться?
— Домой. К нам домой.
— Мила, ты что? — забормотала Виктория. — У вас же тесно. Дети, муж. А я старая, больная.
— Тётя, — Мила присела рядом, — я обдумала всё за эту неделю.
— Мила, а вдруг я буду вам мешать?
— Мешать? — засмеялась Мила. — Тётя Вика, ты же медсестрой работала! Кто лучше тебя детям температуру измерит? Кто научит Соню борщ варить? А Илюшу — пуговицы пришивать?
Правда. Руки у Виктории были золотые, а опыта — хватило бы на троих.
— И потом, — продолжала Мила, — я хочу, чтобы мои дети точно знали: в нашей семье никого не бросают. Никогда.
Вот тут Виктория и расплакалась. Но не от жалости к себе — а от благодарности.
— Мила, доченька. Прости меня. За всё. За то, что была слепой.
— Тётя Вика, да хватит уже! — Мила обняла её. — Мы все были слепыми. Но сейчас-то видим!
Они собрали её скромные пожитки — пару платьев, тапочки, фотографию сестры Дарьи. Больше у Виктории ничего и не было.
— Баба Катя, — крикнула Виктория соседке, — я еду домой!
— Куда это? — изумилась та.
— К семье!
В машине Мила рассказывала о детях, о своей работе, о том, как они живут. Виктория слушала и думала: «Господи, как же я заблуждалась! Вот она — моя родная кровь. А я всю жизнь смотрела не туда».
— Тётя, — сказала Мила, когда они подъехали к дому, — предупреждаю: у нас настоящий бедлам. Илюша завтра контрольную пишет, у Сони первая влюблённость, Андрей чинит старый телевизор. В общем, живём.
— Как это замечательно, — прошептала Виктория. — Как же хорошо жить.
Поднялись на третий этаж. Мила достала ключи, открыла дверь:
— Народ! Встречайте! Это тётя Вика!
И тут началось!
Илюша выскочил из детской:
— Тётя Вика! А вы привезли конфеты?
Соня выглянула из кухни:
— Мам, а где тётя Вика будет спать?
Андрей вылез из-за телевизора:
— Виктория Сергеевна! Добро пожаловать в наш сумасшедший дом!
И вдруг — Виктория засмеялась. Впервые за многие месяцы. Да что там — за годы! Вот он — настоящий дом. Где шумно, тесно.
— А знаете что? — сказала она. — Я умею вкусно готовить. И шить. И помогать с домашними заданиями. И сказки рассказывать.
— Тётя Вика! — подпрыгнул Илюша. — А вы умеете страшные сказки?
— Ещё как! — подмигнула Виктория. — Про Бабу-ягу, которая отправляла детей в пансионат!
Все дружно рассмеялись.
Тем вечером они долго сидели на кухне. Пили чай с печеньем, делились историями. Виктория — про пансионат и про Колю. Мила — про работу в больнице, про то, как тяжело было растить детей без чьей-либо поддержки.
И впервые за долгие годы Виктория почувствовала себя по-настоящему нужной. И не из-за квартиры или денег.
Прошло полгода.
Виктория стояла у плиты, помешивала суп и слушала, как Илюша в детской зубрит английские слова. Соня готовилась к экзаменам, Андрей что-то чинил в кладовке. А Мила была на смене в больнице.
За полгода изменилось многое. Раскладушку на кухне заменили удобной кушеткой — Андрей сам её смастерил. Виктория взяла на себя готовку и мелкий ремонт одежды. А ещё — помогала детям с уроками. Оказалось, что терпения у неё немерено.
— Сонечка, не плачь, — успокаивала она девочку, когда та в слезах прибегала после ссор с одноклассниками. — В твоём возрасте все через это проходят. Перерастёшь.
И Соня верила. Потому что тётя Вика теперь никогда не врала.
А Мила расцвела. Домой приходила — и сразу было видно: человек счастлив. Больше не нужно было разрываться между работой и домом. Тётя Вика везде успевала.
И вот однажды зазвонил телефон. Мила взяла трубку:
— Алло?
— Мила? Это Коля.
Тишина. Виктория замерла с половником в руке.
— Что тебе нужно? — холодно спросила Мила.
— Слушай, а где тётя Вика? В пансионате говорят — её забрали. Ты не в курсе?
— В курсе, — отрезала Мила. — Она живёт у меня.
— У тебя?! — голос Коли сорвался на крик. — Да ты с ума сошла?! У вас же двушка!
— И что?
— Мила, ну будь благоразумной! Отправь её обратно!
Тут к телефону подошла Виктория:
— Дай мне трубку.
— Коля? — спокойно сказала она. — Это я.
— Тётя Вика! — голос племянника стал приторно-сладким. — Как дела? Ты как себя чувствуешь?
— Хорошо, Коля. Очень хорошо.
— Да что ты говоришь! Тётя Вика, возвращайся домой! Мы с женой очень соскучились.
— Соскучились? — усмехнулась Виктория. — За полгода?
— Ну, мы же думали, тебе в пансионате комфортнее. А у нас скоро будет ребёнок. Я на работе. Кто Инге поможет? Ты же мне как мать!
— Матерей в пансионат не сдают, — тихо сказала Виктория и положила трубку.
А потом повернулась к Миле:
— Доченька, прости меня ещё раз. За всю жизнь прости.
— Тётя Вика, да перестань уже! — Мила обняла её. — Мы же решили — живём сегодня. А прошлое пусть останется в прошлом.
Как же часто мы ошибаемся, дорогие мои, когда слепо верим, что успех и яркий характер — это гарантия человечности и любви! Иногда самые тихие люди, те, кого мы считаем слабыми, оказываются нашими самыми сильными ангелами-хранителями. 💪
История Виктории Сергеевны и Милы — это напоминание о том, что добро, сделанное без расчёта, всегда возвращается сторицей.
А вы когда-нибудь сталкивались с ситуацией, когда «золотой» ребёнок в итоге оказался предателем, а тот, кого недолюбили, проявил настоящее благородство? Как вы считаете, справедливость в жизни всё-таки торжествует? Расскажите, как вы видите эту ситуацию! 👇
