Ирина осторожно выскользнула из-под одеяла, стараясь не разбудить мужа. Хотя он всё равно не проснётся — в последние месяцы спал так крепко, словно проваливался в яму. Или делал вид, что спит. Раньше он всегда чувствовал, когда она вставала, и тянулся к ней сквозь сон. Теперь — нет.
Будильник на телефоне Ирины показывал половину седьмого. Олег сегодня летит на переговоры в Сочи, дети — в школу. Младшая, Полина, ещё спит, её в садик к девяти.
На кухне Ирина достала яйца, молоко, муку — блины на завтрак стали традицией перед отъездами Олега. А уезжал он теперь часто. Всё командировки, совещания, встречи с партнёрами.
— Мам, ты чего так рано?
В дверях кухни стояла заспанная Катя — шестнадцать лет, копия отца: те же упрямые серые глаза, тот же прямой нос.
— Блины пеку. Папа сегодня улетает, помнишь?
— А, точно, — она потянулась, зевнула. — Помочь?
Ирина улыбнулась. За всю дочь просыпается рано, не ждёт, пока мать разбудит.
— Сделай кофе папе. И чай ребятам.
Катя привычно включила кофеварку, поставила чайник. В этом был весь смысл жизни Ирины последние двадцать лет — отлаженный быт, распределённые обязанности, чёткий ритм. Бизнес рос, дети подрастали, Олег становился всё успешнее. А она сама?
— Мам, ты чего задумалась? Молоко сбежит!
Действительно, белая пена поднялась до краёв ковшика. Ирина сняла его с плиты, вздохнула.
— Пап, я тебе соберу вещи? — спросил Миша, четырнадцать лет, самый заботливый из детей.
Олег потрепал его по голове: — Я сам. Сходи лучше разбуди Лёшку, а то опять проспит.
Лёша учился в пятом классе, и разбудить его по утрам было настоящим испытанием. Олег подошёл к Ирине, кивнул: — Доброе утро.
— Доброе, — она протянула ему кружку с кофе. — Тебя к скольки отвезти в аэропорт?
— Не надо, я на такси. По пробкам неудобно будет возвращаться.
Ирина кивнула. Когда-то они поехали бы вместе, она проводила бы его, они поцеловались бы у входа в аэропорт. Сейчас всё иначе.
— На сколько летишь?
— Дня на три, может, на четыре. Как пойдут переговоры.
Переговоры. Снова переговоры. Ирина слегка поджала губы. В последний раз, когда она случайно взяла его телефон, там пришло сообщение: «Жду встречи, целую». Имя отправителя — Анна К. Ирина не стала ничего говорить. В конце концов, это мог быть кто угодно — секретарь, партнёр по бизнесу. Но сердце неприятно сжалось.
Завтрак прошёл как обычно — Миша рассказывал про новую компьютерную игру, Катя спорила с отцом о поступлении, Лёша вяло ковырялся в тарелке, двухлетняя Полина размазывала блинчик по столу. Олег шутил, смеялся, подбадривал детей. Он всегда был таким — лёгким, весёлым. Дети его обожали.
А вот к Ирине у них всегда было больше претензий.
— Ма-ам, ну разреши мне на концерт, ну пожалуйста, — канючила Катя уже несколько дней. — Все девчонки идут. Это же Егор Крид!
— Нет, Кать. Концерт в десять вечера заканчивается, а ехать оттуда час. Одиннадцать — это поздно.
— Ну па-ап, скажи ей, — Катя умоляюще посмотрела на отца. Как всегда — последняя надежда, когда мать отказывает.
Олег пожал плечами: — Может, и правда разрешить? Катюш, только с Леной вместе поедешь, договорились? И такси я сам вызову.
— Спасибо, пап! — Катя радостно повисла у него на шее. — Ты самый лучший!
Ирина промолчала, убирая тарелки. Всегда так — она запрещает, а Олег разрешает. Она строгая, а он добрый. И дети, конечно, тянутся к нему.
В прихожей, когда дети уже вышли, а Ирина держала на руках сонную Полину, Олег вдруг сказал: — Может, поедем куда-нибудь в следующие выходные? Всей семьёй? Давно не выбирались.
Ирина удивлённо подняла брови: — Серьёзно? Ты сколько раз обещал, а потом срывались планы.
— В этот раз точно поедем, — он улыбнулся. — Я нашёл отличное место в горах. Домик в аренду на озере, недалеко от канатной дороги. Дети обрадуются.
— Хорошо, — кивнула Ирина. Что-то в его голосе заставило её насторожиться. Это было похоже на… вину? — Я соберу вещи.
— Договорились, — он поцеловал её в щёку, сухо, по привычке, и добавил: — У тебя новый крем? Пахнет иначе.
Ирина промолчала. Крем был тот же, что и всегда. Просто он давно не целовал её по-настоящему, вот и забыл.
Вечером, уложив Полину и проверив домашнее задание у Лёши, Ирина заглянула к Кате. Дочь что-то печатала в телефоне, улыбаясь.
— Кать, можно с тобой поговорить?
— М-м-м? — Катя не отрывала взгляда от экрана.
— Посмотри на меня, пожалуйста, — Ирина присела на край кровати. — Я хотела сказать… насчёт концерта. Я волнуюсь за тебя, ты же понимаешь? Там будет толпа, давка. А если бы с тобой что-то случилось?
Катя закатила глаза: — Мам, мне шестнадцать. Все ходят куда хотят в моём возрасте. А ты меня держишь как маленькую.
— Просто забочусь, — Ирина вздохнула. — Ладно, иди. Только обещай не отходить от Лены, хорошо?
— Конечно, — Катя уже снова уткнулась в телефон. — Спасибо, что не запретила совсем.
Ирина вышла, прикрыв дверь. Странное ощущение — она растила этих детей, посвятила им всю себя. А они всё равно ближе к отцу. Может, потому что он всегда был праздником — приходил с работы с подарками, с идеями, с энергией. А она — будни, режим, правила, уроки. Она всегда говорила: «Нельзя», а он — «Можно». Он был доступен редко, но ярко. Она — постоянно, но привычно.
Двадцать лет назад, когда они только поженились, Олег сразу сказал: — Зачем тебе работать? Я прекрасно зарабатываю, ты будешь жить как королева, воспитывать детей, а остальное я возьму на себя.
Она тогда ещё пыталась сопротивляться. Заканчивала экономический, мечтала о карьере финансового аналитика. Но Олег был убедителен: — Ты правда хочешь сидеть в офисе по двенадцать часов вместо того, чтобы наслаждаться жизнью?
Родился Миша, потом Катя, и как-то незаметно её мечты отошли на второй план. А потом и вовсе растворились в ежедневных заботах.
Домик в горах оказался даже лучше, чем Ирина ожидала. Деревянный, уютный, с большими окнами и видом на озеро. Дети с восторгом носились по комнатам, выбирая, кто где будет спать. Полину уложили в маленькой комнате рядом со спальней родителей.
— Класс! Здесь даже мангал есть! — Миша уже осматривал террасу. — Пап, мы шашлыки будем жарить?
— Конечно, завтра с утра съездим купим мясо, — Олег обнял сына за плечи. — И на канатку поднимемся. Отличный обзор на всю долину.
Ирина наблюдала за ними, разбирая продукты. Олег был в хорошем настроении, шутил, помогал ей с вещами. Таким она его не видела уже несколько месяцев.
К вечеру, когда дети угомонились и разбрелись по комнатам — старшие сидели в телефонах, Лёша играл на планшете, а Полина уже спала — Олег вышел на террасу. Ирина, закончив с посудой, присоединилась к нему.
— Очень красиво, — она кивнула на озеро, тёмной гладью отражавшее звёзды. — Спасибо, что вытащил нас.
— Да, место отличное, — он протянул ей бокал с вином. — Выпьешь?
Это тоже было необычно. Раньше они часто сидели вечерами с вином, разговаривали. Потом это как-то ушло.
— С удовольствием, — Ирина взяла бокал, отпила. — Ты какой-то… другой сегодня.
— Другой? — он усмехнулся. — Может быть. Просто давно не были все вместе.
Они помолчали. С детства Ирину учили: если хочешь что-то спросить — спрашивай прямо. Но сейчас, глядя на спокойный профиль мужа, она не могла заставить себя произнести то, что вертелось на языке последние месяцы.
— Как дела на работе? — спросила она вместо этого.
— Нормально, — он пожал плечами. — Рутина в основном. Новые контракты, старые проблемы.
— Поездка в Сочи удачно прошла?
Он помедлил секунду: — Да, всё подписали.
— Отлично, — она отпила ещё вина. — У тебя там… много встреч было?
Олег повернулся к ней, прищурился: — К чему ты клонишь, Ира?
— Ни к чему, — она отвела взгляд. — Просто спрашиваю.
— Я же вижу, что ты хочешь что-то сказать. Говори прямо.
Ирина глубоко вдохнула. Может, действительно пора? Здесь, вдали от дома, в тишине, под звёздами.
— Олег, у тебя есть другая женщина?
Вопрос повис в воздухе. Ирина слышала стук собственного сердца. В доме играла музыка — Катя включила какой-то новый хит. Где-то далеко на шоссе проехала машина.
Олег молчал, глядя на тёмное озеро. Потом медленно поставил бокал на перила террасы.
— Ты хочешь знать правду?
— Да, — тихо ответила Ирина.
— Да. У меня есть другая женщина, — его голос звучал спокойно, будто речь шла о погоде. — И я ухожу от тебя.
Ирина замерла. Она ждала отрицания, может быть оправданий. Может, признания, за которым последовали бы извинения, обещания разорвать связь. Но не этого.
— Что? — она не узнала свой голос.
— Я подаю на развод, — Олег говорил всё так же ровно. — Мы продадим дом, разделим деньги пополам. У тебя будет хорошая сумма, сможешь купить квартиру, жить, не работая, какое-то время. А дальше… дальше это уже твои проблемы.
— А дети? — Ирина поставила бокал, боясь выронить. Руки дрожали.
— Дети останутся со мной, — он впервые посмотрел ей в глаза. — Я могу обеспечить им лучшую жизнь. И они предпочтут жить со мной, ты же знаешь.
— Они мои дети, — прошептала Ирина.
— Они и мои тоже, — жёстко ответил Олег. — Я их отец. И, между прочим, всегда поддерживал. В отличие от тебя с вечными запретами.
Ирина пыталась осознать происходящее. Двадцать лет брака. Четверо детей. И вот так, между делом — «я ухожу».
— Почему сейчас? Почему не раньше? И зачем было затевать эту поездку?
— Хотел сказать тебе подальше от дома. Чтобы ты могла… принять, — он помедлил. — И что-то решить для себя, пока мы здесь. А когда вернёмся, я перевезу вещи. Нашёл уже квартиру.
— Ты всё спланировал, — горько усмехнулась Ирина. — Когда? Когда ты решил?
— Месяц назад. Но отношения с Анной начались давно, — Олег снова смотрел на озеро. — Я пытался найти способ сказать. Не хотел делать тебе больно.
— Не хотел делать больно? — Ирина почувствовала, как внутри поднимается волна горечи. — После двадцати лет брака ты говоришь мне, что уходишь, забираешь детей и бросаешь меня без средств к существованию — и не хочешь делать больно?
Олег поморщился: — Ты преувеличиваешь. У тебя будут деньги от продажи дома.
— Которые скоро закончатся. А дальше? Я двадцать лет не работала. Кому я нужна? Кто меня возьмёт? — она сглотнула комок в горле. — Ты сам настоял, чтобы я бросила карьеру. Всё ради семьи, ради детей. А теперь…
— Я тебя не заставлял рожать четверых, — перебил Олег. — Это был твой выбор. Если бы ты работала, то не сидела бы сейчас без профессии.
Ирина смотрела на него, не узнавая. Этот холодный, расчётливый человек — её муж? Тот самый, с которым они строили семью, растили детей, делили радости и горести?
— В любом случае, решение принято, — он выпрямился. — Я не люблю тебя больше, Ира. И не вижу смысла продолжать.
Эти слова ударили сильнее всего. Она знала, что их отношения давно не те, но услышать такое…
— А как же клятвы? «В горе и в радости, пока смерть не разлучит нас»? — её голос дрожал.
— Брось, — он поморщился. — Это просто слова. Люди меняются. Чувства проходят.
Где-то в глубине дома хлопнула дверь — кто-то из детей вышел в коридор. Ирина выпрямилась, вытерла глаза.
— Дети не должны знать. Пока мы здесь — не должны.
— Согласен, — кивнул Олег. — Им незачем портить отдых.
Он повернулся, чтобы войти в дом, но Ирина остановила его, схватив за руку: — Подожди. Я хочу знать. Эта женщина… Анна. Она знает о нас? О детях?
— Знает, — он высвободил руку. — Она тоже разведена. У неё сын-подросток.
— И вы будете жить одной семьёй? С нашими детьми?
— У нас с тобой больше нет «наших» детей, Ира, — Олег посмотрел на неё с каким-то холодным сожалением. — Есть твои дети и мои дети. И да, мы с Анной планируем быть вместе.
Он ушёл в дом, оставив Ирину одну на террасе. Она стояла, вцепившись в перила, глядя на чёрное озеро. Внутри было пусто. Ни слёз, ни гнева — ничего. Только оглушающее осознание: всё кончено. Двадцать лет жизни перечёркнуты одним разговором.
За спиной послышались лёгкие шаги.
— Мам? — Катя выглянула на террасу. — Ты чего тут стоишь? Замёрзнешь ведь.
Ирина с трудом заставила себя повернуться, улыбнуться: — Любуюсь звёздами. Здесь очень красиво.
— Ага, — Катя подошла, встала рядом. — Прикольное место. Пап молодец, что нашёл.
— Да, папа молодец, — Ирина почувствовала, как к горлу снова подкатывает комок.
— Мам, ты плачешь? — Катя всматривалась в её лицо. — Что случилось?
— Ничего, милая, — Ирина быстро вытерла глаза. — Просто… ветер.
Катя не выглядела убеждённой, но не стала настаивать.
— Там Полинка проснулась. Плачет.
— Иду, — Ирина глубоко вдохнула. — Спасибо, что позвала.
Уложив Полину, Ирина долго сидела у её кроватки. Смотрела на спящую дочь и думала — что теперь? Как жить дальше? Как справляться? Двадцать лет быть женой и матерью, и вдруг оказаться… никем.
Олег спал в гостиной на диване, демонстративно оставив ей спальню. Ирина не могла заснуть. Ворочалась, глядя в потолок, прокручивая в голове разговор. Может, утром он передумает? Поймёт, что погорячился? Или это была какая-то жестокая шутка?
Но утром Олег вёл себя как ни в чём не бывало. Готовил завтрак, шутил с детьми, строил планы на день. Только иногда бросал на неё короткие взгляды — проверял реакцию. Ирина держалась. Улыбалась, разговаривала, старалась не показывать, насколько ей больно.
После завтрака Олег предложил подняться на канатную дорогу.
— Все вместе поедем или кто-то останется?
— Я останусь с Полиной, — сказала Ирина. — Она ещё маленькая для такой высоты.
— Как хочешь, — пожал плечами Олег. — Тогда мы с ребятами. Часа через три вернёмся.
Когда они ушли, Ирина наконец позволила себе заплакать. Сидела на полу в ванной, зажав рот рукой, чтобы Полина не услышала из соседней комнаты, где играла с куклами. Слёзы лились и лились, не останавливаясь.
Как же так? За что? Почему он так жесток? Неужели эти двадцать лет ничего для него не значат?
Телефон завибрировал — сообщение от Лены, подруги, с которой они дружили со школы.
«Как отдыхается? Фотки в инсту кинь!»
Ирина представила, как рассказывает Лене о случившемся. О том, что её муж уходит, забирает детей, а она остаётся у разбитого корыта. Нет, ещё не время. Она не готова произнести это вслух. Сделать реальным.
«Отлично отдыхаем! Фотки вечером скину».
Олег с детьми вернулись через четыре часа — раскрасневшиеся, возбуждённые, с кучей впечатлений.
— Мам, там такая высота! — восторженно рассказывал Лёша. — Весь мир как на ладони! А мы с папой на самый верх забрались!
— Здорово, — улыбнулась Ирина, гладя сына по голове. — А ты, Катюш?
— Я высоты боюсь, ты же знаешь, — Катя фыркнула. — Но снизу тоже красиво. Я фотки сделала, сейчас покажу.
Она листала галерею, показывая виды гор, озера, детей на фоне панорамы. И вдруг — фото Олега с телефоном у уха, стоящего чуть в стороне от остальных туристов.
— А это папа с кем-то разговаривал, — пояснила Катя. — Долго. Мы его даже потеряли, думали, уехал вниз.
Ирина молча смотрела на фото. Олег стоял, отвернувшись, прижимая телефон к уху. По позе, по наклону головы она видела — это не деловой разговор. Он говорил с ней. С Анной.
Что ж, он действительно всё решил.
К вечеру начался дождь. Барабанил по крыше, стекал по окнам. Дети сидели в гостиной — смотрели фильм на большом телевизоре. Миша с Лёшей устроились на полу, Катя забралась с ногами в кресло, прижимая к себе сонную Полину. Олег расположился на диване, что-то читая в телефоне. Ирина стояла в дверях, наблюдая за ними. Её семья. Которой больше не будет.
— Ира, иди к нам, — позвал Олег, даже не поднимая глаз от экрана. — Чего в дверях стоишь?
«Лицемер», — подумала она, но улыбнулась и прошла в комнату. Села на край дивана, подальше от мужа. Дети увлечённо смотрели мультфильм про говорящих животных. Смеялись, тыкали пальцами в экран, переговаривались.
Телефон Олега тихо завибрировал. Он быстро глянул на экран, поднялся: — Я на минутку.
Вышел в коридор. Ирина слышала его приглушённый голос из-за двери. Снова она.
Дождь усиливался. Теперь он стучал по крыше, как тысяча барабанных палочек. Шум стоял такой, что перекрывал звук телевизора.
Внезапно раздался оглушительный треск. В окно ударила молния, на мгновение осветив всю комнату ослепительно-белым. Дети вскрикнули. Телевизор погас. Свет тоже.
— Мама! — заплакала Полина, протягивая руки.
Ирина подхватила дочь, прижала к себе.
— Всё хорошо, маленькая. Просто гроза.
В комнату вернулся Олег, подсвечивая путь телефоном.
— Что случилось?
— Молния ударила, — пояснил Миша. — Походу электричество вырубило во всём доме.
— Не бойтесь, сейчас всё налажу, — Олег направился к выходу. — Там должен быть генератор. Миш, пойдём со мной, посветишь.
— Мам, что-то долго они не возвращаются, — Катя выглянула в окно, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь струи дождя.
Прошло уже минут двадцать, как Олег с Мишей вышли искать генератор. На улице грохотал гром, молнии били одна за другой.
— Может быть, не могут завести? — предположила Ирина, хотя внутри тоже начинала беспокоиться.
— Я позвоню папе, — Лёша достал телефон.
Они слушали гудки, но никто не отвечал.
— Не берёт, — Лёша нахмурился. — Мне это не нравится.
— Мне тоже, — Ирина решительно встала. — Катя, останешься с Полиной и Лёшей? Я схожу посмотрю, что там.
— Мам, там буря, — Катя взяла сестру на руки. — Может, подождём?
— И будем сидеть в темноте? — Ирина уже натягивала куртку. — Я только посмотрю. Если что — сразу вернусь.
Снаружи ветер чуть не сбил её с ног. Дождь хлестал по лицу, одежда мгновенно промокла. Ирина включила фонарик на телефоне, с трудом пробиваясь сквозь пелену воды.
— Олег! Миша! — позвала она, но голос потонул в шуме бури.
Генератор должен был стоять в небольшом сарае за домом. Ирина направилась туда, с трудом удерживая равновесие на скользкой дорожке. Фонарик выхватывал из темноты мокрые кусты, камни, лужи. Никаких следов мужа и сына.
Внезапно телефон Ирины зазвонил. Миша.
— Миш, где вы? — закричала она в трубку.
— Мама! — в голосе сына паника. — Папа упал! Он сорвался с обрыва!
— Что? Где ты?
— Мы пошли к генератору, но папа сказал, что забыл ключ от сарая в машине. Мы направились к стоянке, а там скользко и… он поскользнулся и… — голос Миши дрожал. — Я не вижу его! Тут обрыв!
— Где ты сейчас? — Ирина уже бежала, скользя и спотыкаясь.
— Возле стоянки. Слева от дома, где эта тропинка вниз.
— Я иду! Звони в службу спасения!
Сердце колотилось где-то в горле. В голове стучала одна мысль: только не это, только не сейчас. Как бы она ни была зла на Олега, как бы ни была разбита его словами — он отец её детей. Они не заслуживают потерять отца.
Миша стоял на краю обрыва, промокший до нитки, дрожащий.
— Мам! — он бросился к ней. — Я звонил в МЧС, они выезжают. Но… — он всхлипнул. — Я слышал, как папа кричал внизу. Потом затих. Я пытался спуститься, но там слишком крутой склон.
Ирина посветила фонариком вниз. Обрыв был метров десять высотой, внизу каменистый берег озера. В темноте ничего не разглядеть.
— Олег! — закричала она. — Олег, ты меня слышишь?
Тишина. Только шум дождя и ветра.
— ПАПА! — закричал Миша еще громче, срывая голос.
И вдруг снизу донесся слабый стон.
— Он там! — Миша дёрнулся к краю.
— Стой! — Ирина удержала сына. — Если ты тоже свалишься, будет только хуже. Нужно ждать спасателей.
— Мам, а если папа… — Миша не договорил, заплакал.
— Он жив, — твёрдо сказала Ирина. — Мы его слышали. Спасатели скоро будут. Иди в дом, скажи Кате, что происходит. Пусть соберёт тёплые вещи и Олегу, и всем нам. Скорее.
— А ты?
— Я останусь здесь. Буду говорить с ним, чтобы он не терял сознание.
Когда Миша ушёл, Ирина опустилась на колени у края обрыва. Дождь всё ещё лил, но уже не так сильно. Гроза уходила.
— Олег, — позвала она. — Олег, ты меня слышишь?
Слабый стон.
— Держись. Помощь уже едет. Скоро тебя вытащат.
Ирина не знала, слышит ли он её. Но продолжала говорить — о детях, о том, что они волнуются, о том, что нужно держаться. Ни слова о разговоре на террасе. Ни слова об Анне. Сейчас это не имело значения.
Спасатели приехали через сорок минут. Профессиональные, сосредоточенные, они быстро оценили ситуацию, спустились вниз. Ирина с детьми стояла в стороне, наблюдая, как Олега поднимают на носилках.
— Надо в больницу, — сказал один из спасателей. — У него множественные травмы, возможно внутреннее кровотечение.
— Я поеду с ним, — Ирина уже натягивала сухую куртку, которую принесла Катя.
— А мы? — Лёша смотрел испуганными глазами.
— Вы останетесь здесь с Катей. Миша, ты за старшего. Я позвоню, как только будут новости.
Дорога до больницы заняла почти час. Ирина сидела в машине скорой помощи, глядя на бледное лицо Олега. Он был без сознания, подключён к каким-то приборам. Медики суетились вокруг, говорили друг с другом короткими фразами, вкалывали лекарства.
В приёмном покое Олега сразу увезли на обследование. Ирина осталась в коридоре, заполняя бумаги. Имя, фамилия, возраст, медицинская страховка. Руки дрожали.
Что, если он умрёт? Вот так, после всего, что наговорил ей? Последними его словами будут «я не люблю тебя больше»? А она — она что будет делать? Как жить дальше?
— Вы жена? — к ней подошел врач, усталый мужчина средних лет.
— Да, — Ирина встала. — Как он?
— Нехорошо, — врач говорил прямо. — Множественные переломы, ушибы. Но самое главное — повреждены почки. Кусок породы, на который он упал, раздробил правую почку. Левая тоже травмирована. Нужна пересадка, причём срочно.
— Пересадка? — Ирина почувствовала, как холодеет внутри. — Но ведь для этого…
— Нужен донор, да, — подхватил врач. — Или он встанет в очередь, но на это нет времени. Есть родственники, которые могли бы? Братья, сёстры?
— У него только родители, пожилые. И дети.
— Детей мы не рассматриваем, слишком молоды. Родителей тоже… А вы? — врач посмотрел на неё оценивающе. — Нужно проверить совместимость.
Ирина застыла. Донор. Отдать свою почку. Человеку, который только вчера сказал ей, что бросает её, забирает детей и оставляет без средств к существованию.
— Насколько это… опасно? — осторожно спросила она.
— Риск есть при любой операции, — пожал плечами врач. — Но в целом люди нормально живут с одной почкой. Просто нужно наблюдаться у нефролога, следить за питанием, избегать сильных нагрузок.
Избегать нагрузок. Наблюдаться. Вести ограниченную жизнь. И всё это — при отсутствии работы, денег и собственного дома.
— Мне нужно подумать, — тихо сказала Ирина.
— Думайте быстрее, — врач протянул ей направление на анализы. — Если вы подходите и согласны, мы сразу начнём подготовку к операции.
Ирина опустилась на стул, сжимая в руках бумагу. Сдать анализы на совместимость. Возможно, стать донором для мужа, который предал её. Спасти его, чтобы он мог уйти к другой.
Телефон завибрировал — Катя.
— Мам, как папа?
— В больнице. Ему… требуется операция, — Ирина старалась говорить спокойно.
— Какая операция? Он в сознании? Можно с ним поговорить?
— Нет, он без сознания. И… могут понадобиться доноры.
— Доноры? — голос Кати дрогнул. — Это плохо, да?
— Всё будет хорошо, — солгала Ирина. — Я с ним. Как вы там?
— Нормально. Полина уснула. Лёшка тоже. Мы с Мишей ждём.
— Катюш, я… я, возможно, останусь тут на ночь. Может, и дольше.
— Если нужно, я могу приехать. Помочь.
— Нет, оставайся с малышами. Я позвоню, как только будут новости.
Ирина сидела в коридоре, не замечая, как идёт время. В голове крутились обрывки мыслей. То, что сказал Олег на террасе. То, как он выглядел в машине скорой. Как кричали дети от страха. Как смотрел врач, говоря о доноре.
«Если спасу — предам себя. Если не спасу — предам детей.»
Это было всё, о чём она могла думать. Внутри — холодная пустота, в которой сталкивались два непримиримых чувства. Страх потерять последнее, что у неё осталось — самоуважение. И ужас, что дети возненавидят её, если узнают, что она могла спасти отца, но не сделала этого.
— Вы записались на анализы? — медсестра заглянула в её мысли. — Лаборатория скоро закроется.
— Нет, ещё нет, я…
«Я боюсь. Боюсь сделать выбор. Любой выбор.»
— Идёмте, — медсестра взяла её за руку. — Просто кровь сдадите. Это ничего не значит. Может, вы вообще не подходите как донор.
Но Ирина подходила. Совместимость оказалась почти идеальной. Когда врач сообщил ей об этом, у неё закружилась голова.
— Вам нехорошо? — забеспокоился он. — Присядьте.
— Когда операция? — спросила Ирина, глядя в пол.
— Завтра утром. Если вы согласны.
— А если нет?
Врач помолчал.
— Есть экстренный список. Но шансы найти донора быстро… невелики.
— И он умрёт?
— Будем делать всё возможное, но… — врач развёл руками. — Время ограничено.
Ирина кивнула.
— Можно мне его увидеть?
— Он в реанимации. Но я проведу вас на пять минут.
Олег лежал под капельницами, опутанный трубками, датчиками. Лицо бледное, с синяками и ссадинами. Но он дышал. Был жив.
Ирина осторожно подошла ближе. Коснулась его руки — холодной, безжизненной. В голове снова всплыли его слова: «Я не люблю тебя больше». «У меня есть другая». «Дети останутся со мной». А за ними — двадцать лет вместе. Четверо детей. Общие радости и печали.
Всё зачёркнуто одним разговором.
Медсестра тихо кашлянула у двери — пора уходить. Ирина кивнула, но не сдвинулась с места.
— Я не готова сказать «да», — прошептала она, глядя на мужа. — Но и «нет» тоже не могу.
Ей выделили кушетку в ординаторской, но Ирина не могла заснуть. Ворочалась, снова и снова возвращаясь мыслями к выбору, который ей предстояло сделать. В три часа ночи она встала, набрала номер Лены.
— Ир? — голос подруги был сонным. — Что случилось?
— Лен, извини за время, но мне нужен совет, — Ирина говорила тихо, стоя у окна в коридоре. — Олег разбился. Ему нужна пересадка почки. Я подхожу как донор.
— О Господи! — Лена мгновенно проснулась. — Что с ним случилось?
Ирина коротко рассказала про обрыв. Но не стала говорить о разговоре на террасе. Пока не могла произнести это вслух.
— И ты сомневаешься? — Лена была удивлена. — Но ведь это твой муж.
— Да, но… — Ирина замялась. — Это сложно. У нас… проблемы.
— У всех проблемы, Ир. Но он отец твоих детей.
— Да, я знаю, — прошептала Ирина. — Поэтому и звоню. Не знаю, что делать.
— Слушай сердце, — просто сказала Лена. — Что оно говорит?
Сердце молчало. Там была только боль, сдавливающая горло и грудь.
Утром Ирина всё ещё не могла решиться. К ней подошёл тот же врач.
— Нам нужен ваш ответ. Готовить операционную?
— Я… — она замолчала, глядя в пол. — Можно мне ещё раз его увидеть?
— Разумеется.
Ирина снова вошла в реанимацию. Олег выглядел ещё хуже, чем вчера. Кожа серая, под глазами тёмные круги. Но когда она приблизилась, он вдруг открыл глаза. Мутные, с расширенными зрачками, но осознающие.
— Ира, — его голос был едва слышен. — Ты… здесь.
— Да, — она встала у кровати. — Как ты?
Глупый вопрос. Он умирал.
— Не очень, — он попытался усмехнуться, но вышел только слабый выдох. — Дети?
— С Катей. Всё хорошо.
Олег смотрел на неё мутным взглядом. Потом произнёс:
— Врач сказал… нужен донор.
— Да, — кивнула Ирина. — И я подхожу.
Он молчал, только пристально смотрел. В его глазах не было ни страха, ни мольбы. Только ожидание. Он не просил, не умолял, не обещал ничего. Просто ждал её решения.
Ирина почувствовала, как внутри поднимается странное чувство. Не гнев, не жалость. Что-то другое, чему она не могла дать название.
— Если я это сделаю, — сказала она тихо, — что будет дальше?
Олег молчал несколько секунд, переводя дыхание.
— Ты о чём?
— О нас. О том, что ты сказал на террасе. Это всё ещё в силе? Ты уйдёшь к ней? Заберёшь детей?
Его взгляд не дрогнул. И это было самым страшным. Даже сейчас, на пороге смерти, он не отступал от своего решения.
— Я не буду лгать, — выдохнул он. — Не сейчас.
Ирина кивнула. Странное спокойствие охватило её. Спокойствие выбора, который уже сделан, но ещё не произнесён вслух.
— Врач ждёт моего ответа, — сказала она. — Готовить операционную или нет.
Олег не отвёл взгляда. Не попытался надавить, не стал обещать то, чего не собирался выполнять. В его глазах не было даже благодарности. Только ожидание.
Ирина вышла в коридор. Села на скамью, обхватив голову руками. Что она делает? Зачем? Отдать почку человеку, который предал её, который собирается бросить и оставить ни с чем?
Она попыталась трезво оценить свое положение. Сорок семь. Без работы, без специальности, без собственного жилья. Если она согласится стать донором, её жизнь превратится в кошмар. Постоянные ограничения, запрет на физический труд, необходимость регулярных обследований. Какую работу она вообще сможет найти? Кто возьмёт её с одной почкой, без опыта, без образования? Она станет практически инвалидом без средств к существованию.
А если откажется? Разумом она понимала — это было бы логично. Сохранить здоровье. Попытаться найти работу. Как-то выживать. Олег ясно дал понять, что она ему больше не нужна. Почему она должна жертвовать собой ради него?
Но перед глазами стояли лица детей. Миша, который рыдал у обрыва. Катя, которая оставалась сильной ради младших. Лёша, который так похож на отца. И Полина, которая едва начала говорить.
Они любят его. Как бы ни поступил Олег с ней, он хороший отец. И если он умрёт не просто так, а потому что она отказалась помочь… Смогут ли дети когда-нибудь простить её? Сможет ли она сама себя простить?
Двадцать лет. Двадцать лет, которые заканчиваются вот так — на больничной скамье, с бумагой о согласии на донорство.
Ирина вдруг отчётливо поняла: она делает это не для Олега. Не из слабости и не из того внушённого с детства долга «быть хорошей женой». Она делает это для себя. Чтобы оставаться собой — человеком, который не способен мстить, пусть даже месть была бы справедливой. Человеком, для которого жизнь другого важнее собственных обид, каким бы горькими они ни были.
И ещё — для детей. Не потому, что боится их осуждения. А потому что знает: когда-нибудь они поймут, что она сделала не просто для их отца, а для них. Сохранила им отца, которого они любят, несмотря на его предательство.
Врач подошёл к ней, протянул бланк. — Нам нужен ваш ответ.
Ирина подняла голову. В душе уже не было сомнений.
— Я согласна, — сказала она. — Готовьте операционную.
Врач кивнул, отдавая распоряжения медсёстрам. Ирина смотрела на бланк согласия с перечнем осложнений и рисков. Жизнь с одной почкой. Ограничения в питании. Запрет на поднятие тяжестей. Регулярные обследования, дорогие лекарства. И всё это — без мужа, без дома, без работы. Почти нищета с перспективой инвалидности.
Но выбор уже сделан.
С этим листком бумаги закончится её прежняя жизнь. И начнётся новая, полная неизвестности и лишений. Но с одной определённостью — она сможет смотреть в зеркало и не отводить глаз. В мире, где всё рушится, это, пожалуй, единственное, что имеет значение.
Ирина подписала бумагу твёрдым почерком.
А как бы вы поступили на ее месте?
