— Аня, ты же осознаёшь, что без твоей помощи я просто не справлюсь! — Анна стояла на пороге, прижимая младшего сына к груди, пока её старший цеплялся за брюки. — Завтра родительское собрание, а мне элементарно не с кем оставить малышей.
Валентина Петровна медленно развернулась от плиты, где аппетитно булькал суп, предназначенный для завтрашнего обеда. Анатолий Иванович придёт с работы измотанный, и он будет очень недоволен, если горячий ужин не готов минута в минуту. А Анна опять со своими неотложными просьбами.
— Аня, у меня завтра назначенный приём у доктора, — устало ответила она, вытирая руки о чистый фартук. — Я уже и так перенесла свой визит на целых две недели.
— Что может быть важнее твоих родных внуков? — тон дочери стал заметно резче. — Ты же совершенно здорова! А дети… Им жизненно необходима бабушка, ты понимаешь?
Валентина прикусила губу. Здорова… Если не брать в расчёт хроническую боль в пояснице от ежедневной, бесконечной уборки, мигрени от постоянного недосыпа и невыносимую тяжесть в груди, которая появилась после того, как Анатолий в очередной раз накричал на неё из-за неправильно поданного чая.
— Аня, я ведь тоже не из стали…
— Ну что за глупости ты говоришь! — Анна демонстративно закатила глаза. — Тебе всего-то пятьдесят пять! Моя приятельница Вероника в шестьдесят лет марафоны бегает, а ты на родных внуков не можешь уделить время?
В коридоре послышались тяжёлые, чеканные шаги. Это Анатолий возвращался со смены. Валентина машинально выпрямилась, внутренне готовясь выслушать очередной, тщательно подготовленный список претензий.
— Что тут за гам? — буркнул он, появляясь на кухне. — Ужин уже на столе?
— Через десять минут, — быстро ответила Валентина.
— А я сказал — к семи! — Анатолий сердито взглянул на свои часы. — Вечно одно и то же…
Он прошёл в комнату, громко хлопнув дверью. Анна сочувственно, но с осуждением покачала головой:
— Слушай, мам, а может, тебе и правда стоит больше внимания уделять домашнему очагу? Папа так измотан на работе, а ты его ещё и горячим ужином вовремя накормить не можешь…
Что-то болезненно ёкнуло в сердце. Валентина смотрела на дочь и вдруг осознала — перед ней стоит совершенно чужой человек. Когда это произошло? Когда Аня перестала видеть в ней мать и стала воспринимать как бесплатную, круглосуточную домработницу?
— Аня, — тихо сказала она, — а ты хоть один раз подумала, что мне тоже бывает очень тяжело?
— Мам, ну о чём ты вообще? — дочь недоумённо взглянула на неё. — У тебя же пенсия, никаких серьёзных забот… А у меня работа, дети, огромный кредит за квартиру… Ты же осознаёшь, что мне гораздо сложнее?
Осознаёшь… Вечно это слово-давление. Ты же осознаёшь, что я устал. Ты же осознаёшь, что дети важнее. Ты же осознаёшь, что у меня нет времени. А кто же осознаёт её?
— Нет, — произнесла Валентина с необычайной для себя ясностью. — Не осознаю.
Анна замерла на месте, словно не поверив услышанному.
— То есть как это — не осознаёшь?
— Я не осознаю, почему твои трудности автоматически важнее моих. Почему твоя усталость значит больше, чем моя, — голос окреп, стал увереннее. — Завтра я иду к доктору.
— Мама! — Анна поставила младшего на пол. — Что с тобой такое? Ты же всегда…
— Всегда что? Всегда соглашалась? Всегда жертвовала собой? — Валентина сняла фартук, бросила его на спинку стула. — Знаешь что, Аня? С меня на сегодня достаточно.
— Ты не можешь мне так заявлять! Я же твоя единственная дочь!
— И что это значит? Что я обязана забыть о себе до самого конца жизни?
Из комнаты донеслось недовольное мычание Анатолия:
— Валентина! Где мой традиционный крепкий чай?!
Валентина посмотрела на дочь, потом в сторону комнаты, откуда раздавался раздражённый голос мужа. Тридцать три года. Тридцать три года она бегала с чаем, с супом, с наглаженными рубашками. Тридцать три года выслушивала упрёки, что всё не так, не то, не вовремя. А что ей досталось взамен?
— Валентина! Ты оглохла?!
— Мам, иди к папе, — умоляюще прошептала Анна. — Ты же знаешь, как сильно он может разозлиться…
Знает. Конечно, знает. И всегда бежала, старалась сгладить конфликт, уступала. Но сегодня что-то надломилось. Сегодня ей совершенно не хотелось бежать.
— Пусть сам себе заварит этот чай, — спокойно, даже ровно ответила Валентина. — У него, кажется, руки на месте.
— Мама! — Анна схватила её за руку. — Ты что, совсем рассудка лишилась?
— Нет, — Валентина высвободила руку. — Наоборот. В разум пришла.
Она прошла в прихожую, достала из шкафа свою куртку. Движения были чёткими, решительными, словно она долгие годы готовилась именно к этому моменту.
— Мам, ты куда направляешься? — Анна бежала за ней по коридору.
— К Веронике.
— К какой ещё Веронике?
— К моей подруге. К той самой Веронике, которая в свои шестьдесят лет бегает марафоны, — с едва заметной, горькой усмешкой уточнила Валентина. — Может, она объяснит мне, как это — жить для себя.
— Валентина! Какого чёрта здесь происходит?! — В коридор выскочил Анатолий в домашних тапочках. — Где моё горячее питание?!
Валентина обернулась, внимательно посмотрела на мужа. Когда он стал таким… отчуждённым? Когда перестал видеть в ней женщину, а стал воспринимать как личный обслуживающий персонал?
— Разогрей в холодильнике, — ровно ответила она. — Инструкция напечатана прямо на упаковке.
— Ты что, насмехаешься надо мной?! — Анатолий побагровел от возмущения. — Я целый день в цеху, а жена…
— А жена устала, — перебила Валентина. — И впервые за тридцать лет признаюсь — устала.
Она открыла дверь и вышла на лестничную площадку. За спиной остались голоса — удивлённый, полный шока Анны, и возмущённый, гневный голос Анатолия. Пусть остаются. Сегодня она идёт туда, где её не будут считать бесплатным приложением к их семейной жизни.
Дорога в микрорайон Чернигова, где жила Вероника, заняла полчаса. Валентина шла неспешно, наслаждаясь каждым, свободным шагом. Вокруг кипела обычная, бурная вечерняя жизнь — люди спешили по своим делам, в магазинах сияли витрины, где-то доносилась музыка. Жизнь, в которой она участвовала лишь как сторонний зритель. Когда она успела превратиться в зрителя собственной жизни?
Вероника открыла дверь, завернувшись в халат, с полотенцем на голове:
— Валя! Что стряслось? Ты какая-то бледная…
— Вероника, можно мне у тебя переночевать? — просто спросила Валентина.
Подруга внимательно посмотрела на неё, потом отступила, освобождая проход:
— Конечно. Заходи. Чаю хочешь?
— Хочу.
Они уселись на кухне за небольшой столик. Вероника заваривала ароматный чай, а Валентина смотрела в окно, где мерцали огни соседних домов. В одном из них сейчас Анатолий ругается, что суп оказался пересолен. В другом Анна обзванивает подруг, жалуясь на эгоистичную мать. А она сидит здесь и почему-то совершенно не чувствует вины.
— Рассказывай, — мягко сказала Вероника, ставя перед ней кружку.
— Измоталась, — просто ответила Валентина. — Тридцать три года готовила, стирала, чистила, убирала. А сегодня осознала — они даже не замечают, что я живая.
Вероника кивнула, словно ждала именно этих слов:
— Давно пора.
— Что давно пора?
— Сказать им твёрдое «нет». Я сама сказала в сорок восемь. Ты — в пятьдесят пять. Но ещё не поздно.
Валентина посмотрела на подругу. Вероника развелась семь лет назад, живёт совершенно одна, работает в крупном турагентстве, каждые выходные отправляется куда-нибудь в путешествие. И выглядит… счастливой.
— А не страшно? — тихо спросила она. — Одной?
— Гораздо страшнее жить в окружении тех, кто не видит в тебе человека, — ответила Вероника. — Поверь моему богатому опыту.
Они сидели молча, неспешно попивая чай. За окном зажигались яркие звёзды, и Валентина вдруг подумала — когда она в последний раз просто смотрела на звёзды? Без мыслей о завтрашнем меню, о куче нестиранного белья, о недовольных лицах?
— Они звонят? — спросила Вероника, кивнув на лежащий телефон.
Валентина посмотрела на экран. Семь неотвеченных от Анатолия, четыре от Анны. И ни одного сообщения с извинениями. Только требования немедленно вернуться.
— Звонят, — сказала она и решительно выключила аппарат.
В свою первую ночь вне дома за тридцать три года Валентина спала так крепко, словно наконец-то позволила себе полностью расслабиться. Проснулась в восемь — впервые без будильника, без мыслей о завтраке для мужа. Просто потому, что выспалась.
Вероника уже была на кухне, готовила свежий кофе:
— С добрым утром, беглянка! Как спалось в свободе?
— Отлично, — призналась Валентина, удивляясь собственным ощущениям. — Просто превосходно.
— Планы на сегодняшний день есть?
Планы… А ведь их действительно не было. Никто не ждал обеда в строго определённое время. Никто не требовал срочно погладить рубашку. Никто не просил посидеть с внуками.
— Хочу к врачу сходить, — сказала она. — Как и планировала.
— Правильно. А потом погуляем? Давно мечтала показать тебе новый сквер у Днепра.
Валентина кивнула. Погулять… Когда она в последний раз просто гуляла? Не бежала в магазин за продуктами, не торопилась на автобус к внукам. Просто шла, куда ей хочется, в своём собственном ритме.
День прошёл удивительно легко. Врач, давно откладываемый визит к которому превратился в семейный скандал, оказался приятным мужчиной средних лет. Выписал витамины от хронической усталости, посоветовал больше отдыхать и меньше нервничать.
— А как обстоят дела в семье? — спросил он, заполняя карту. — Оказывают поддержку?
Валентина задумалась. Поддерживают… Это когда понимают, что тебе нелегко. Когда спрашивают, как твои дела. Когда не требуют, а вежливо просят.
— Не очень, — честно ответила она.
— Это, к сожалению, типичная ситуация для женщин вашего поколения, — доктор сочувственно кивнул. — Дети выросли, но продолжают считать мать службой быта. Мужья привыкли к обслуживанию. А женщина… Женщина остаётся без права на личную жизнь.
Эти слова отозвались болью, но и утешением в груди. Значит, она не одинока? Значит, это системная проблема?
— Что же мне делать? — спросила она.
— Учитесь говорить «нет» без тени вины. Вы имеете полное право на личное счастье ничуть не меньше других.
Выйдя от доктора, Валентина чувствовала себя значительно легче. Словно кто-то официально подтвердил — она не виновата в том, что устала. Не виновата в том, что хочет жить для себя.
Вечером они с Вероникой гуляли по новому, живописному скверу. Деревья стояли в золотом осеннем убранстве, дорожки были устланы шуршащими листьями. Люди неспешно прохаживались, дети играли на площадках, пожилые пары сидели на скамейках.
— Красота, — сказала Валентина, глядя на отражение заката в пруду.
— Да, — согласилась Вероника. — А ты помнишь, когда в последний раз замечала красоту вокруг?
Валентина задумалась. Не помнила. Все последние годы пролетели в суете дел, в бесконечной гонке за чужими потребностями.
— Не помню, — грустно ответила она.
— Значит, пора начинать, — улыбнулась подруга.
Они сели на скамейку у воды. Валентина достала телефон — за день накопилось множество сообщений. Анатолий требовал немедленного возвращения, угрожал разводом. Анна упрекала в эгоизме, говорила, что дети постоянно спрашивают про бабушку.
— Они меня не понимают, — тихо сказала Валентина. — Думают, я капризничаю.
— А ты и не пытайся им объяснить сейчас, — ответила Вероника. — Люди, которые всю свою жизнь пользовались твоей добротой, не сразу поймут, что ты имеешь право сказать «стоп».
— А если не поймут вообще?
— Тогда подумаешь, нужны ли тебе люди, которые любят тебя только за твои услуги.
Эти слова болезненно отозвались в сердце. Любят ли её Анатолий и Анна, или просто привыкли пользоваться? И если она перестанет быть удобной, что останется от их любви?
Вечером, когда они пили чай на кухне, зазвонил телефон. Анна.
— Возьми, — сказала Вероника. — Но помни — ты имеешь полное право выбирать.
Валентина нажала зелёную кнопку:
— Алло.
— Мамуль! — в голосе дочери слышались настоящие рыдания. — Мамочка, прошу, прости меня! Я поняла… Я была ужасной эгоисткой. Я совершенно не думала о том, как тебе на самом деле тяжело…
В голосе Анны звучало искреннее раскаяние. Не манипуляция, не попытка вернуть бесплатную няню. Искренние слёзы и боль.
— Аня, — мягко сказала Валентина. — Я на тебя не сержусь.
— Но ты же не возвращаешься…
— Пока нет. Мне нужно время, чтобы всё обдумать.
— О чём обдумать? — голос дочери дрогнул. — О том, чтобы нас оставить?
— О том, как жить дальше. Чтобы и вам помогать, и о себе не забывать.
Последовала долгая пауза. Потом Анна тихо спросила:
— А папа? Он… Он совершенно растерялся без тебя.
Валентина усмехнулась. Растерялся — это значит, не может найти чистые носки в шкафу.
— Пусть учится быть самостоятельным. В пятьдесят семь лет пора.
— Мам, а можно я к тебе приеду? Одна, без детей. Просто поговорить по-человечески?
— Можно, — после секундного раздумья ответила Валентина. — Завтра вечером.
Когда разговор закончился, Вероника одобрительно кивнула:
— Правильный шаг. Диалог — это отлично. Но не поддавайся на жалость.
— Я очень постараюсь, — пообещала Валентина.
Анна пришла на следующий день с красными от недосыпа глазами и большим букетом хризантем — маминых любимых цветов. Села за стол, опустив голову:
— Я всю ночь думала о том, что ты сказала. И осознала — ты совершенно права. Мы все, абсолютно все, использовали тебя.
— Аня, — попыталась начать Валентина, но дочь перебила:
— Нет, дай мне договорить. Когда ты ушла, я поняла, как много ты для нас делаешь. Оказывается, Анатолий два дня питался исключительно бутербродами, поскольку не в состоянии даже яичницу пожарить. А я… Я так привыкла, что ты всегда рядом, что полностью перестала ценить это.
Слёзы потекли по щекам дочери:
— Прости меня. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя нашей служанкой. Ты моя мама, и я тебя искренне люблю.
Валентина протянула руку, накрыла ладонь дочери:
— Я тоже тебя люблю, Анечка. И поэтому хочу, чтобы мы строили наши отношения по-новому.
— Как именно?
— Так, чтобы я была мамой и бабушкой, а не бесплатной домработницей. Чтобы ты просила помощи, а не требовала. Чтобы у меня тоже была, наконец, своя собственная жизнь.
Анна кивнула:
— Я полностью согласна. Только… Только возвращайся, пожалуйста. Мы без тебя совсем пропали.
— Не пропали, — улыбнулась Валентина. — Просто поняли, что не умеете быть самостоятельными. А этому — никогда не поздно научиться.
Спустя неделю Валентина вернулась домой. Но это был уже совершенно другой дом. Анатолий, понурый и растерянный, впервые за много лет встретил её не с претензиями, а с извинениями. Анна стала звонить реже, но разговоры стали намного теплее. А Валентина… Валентина записалась на курсы повышения квалификации в IT, начала ходить в литературный клуб при местной библиотеке и каждый четверг неизменно проводила с Вероникой.
Изменилось не всё мгновенно. Анатолий по-прежнему иногда ворчал, что ужин не готов. Анна по-прежнему просила посидеть с внуками. Но теперь Валентина умела говорить главное слово — «нет». И не чувствовала за это ни малейшей вины.
А ещё она научилась смотреть на звёзды.
