— Опять ты в своем компутере, — Вера Николаевна поправила очки, глядя на внучку. — И куда это годится? Вот в наше время…
— В ваше время интернета не было, я знаю, — Маша даже не подняла глаз от экрана. — Я работаю.
— Работает она… В каком-то своем ынтЫрнете. Вот твоя мама – заведующая садиком, уважаемый человек. Отец – главный инженер. А ты что людям скажешь?
— Скажу, что зарабатываю больше них двоих вместе взятых.
— Что ты такое говоришь! — Вера Николаевна захлопала глазами. — Как не стыдно! Мы тебя не так воспитывали.
— А как вы меня воспитывали? — Маша резко оторвалась от экрана ноутбука. — Всю жизнь только и слышу – нельзя, не положено, что люди скажут. Вон, Леночка из пятой квартиры… А я не Леночка. И не хочу быть Леночкой.
В кухню зашла мама, Елена Викторовна. На часах было почти десять вечера, она недавно вернулась с работы.
— Машенька, ты покушала? Я там котлетки…
— Мам, мне двадцать три. Я сама могу решить, что и когда мне есть.
— Господи, Мария, ну что ты как с цепи сорвалась? — не выдержала бабушка. — Мать о тебе заботится, а ты?
— Забота? — Маша встала из-за стола. — Мам, а ты помнишь, как я просила тебя прийти на мой последний звонок?
Елена Викторовна замерла у холодильника:
— У нас же утренник был…
— Да, утренник. У чужих детей. А на мой последний звонок пришла только бабушка, которая потом два часа отчитывала меня за то, что юбка на два сантиметра выше колена.
— Я же не могла подвести коллектив…
— Вот именно, мам. Ты никогда не могла подвести коллектив. Только меня – запросто.
С лестничной площадки послышался звук ключа в замке – вернулся с работы отец.
— Все не спят ещё? — Сергей Николаевич прошел на кухню. — О чем спорим?
— Да вот, Машенька решила всем высказать, как мы её неправильно воспитали, — процедила Вера Николаевна.
— А что, неправда? — Маша повернулась к отцу. — Пап, помнишь, как я в седьмом классе записалась на курсы программирования?
Сергей Николаевич нахмурился:
— Ну было дело…
— А помнишь, что ты сказал? «Нечего время тратить, иди лучше английский учи». А теперь знаешь, сколько получают нормальные программисты?
— Так я же как лучше хотел…
— Вот! — Маша подняла палец вверх. — Ключевая фраза нашей семьи. Все всегда хотели как лучше. Бабушка хотела как лучше, когда заставляла маму идти в педагогический. Мама хотела как лучше, когда по блату устроила меня в свой драгоценный педагогический колледж. Ты хотел как лучше, когда запрещал мне ходить на компьютерные курсы…
— А ты где-то все-таки выучилась? — прищурился отец.
— Да. Онлайн. Два года назад. Пока вы думали, что я сижу в интернете и «страдаю ерундой».
— И что теперь? — Елена Викторовна присела на табурет. — Чего ты добилась своим программированием?
Маша глубоко вздохнула:
— Я нашла работу. Удаленную. В классной компании. Кстати, уже вторую. Но вы об этом не знали, потому что и не спрашивали чем и как я живу. А еще я переезжаю в Самарканд.
На кухне повисла тишина. Первой её нарушила Вера Николаевна:
— Куда?!
— В Самарканд, бабушка. Там дешевое жилье, красивый город и…
— Ты с ума сошла! — Елена Викторовна вскочила с табурета. — Какой Самарканд? Что ты там забыла?
— Себя, мам. Я забыла там себя. Точнее, хочу найти. Там, где не будет вашего вечного контроля и указаний, как мне жить.
— А ты спросила нашего мнения? — грозно начал отец.
— Нет, пап. Не спросила. И не собираюсь. Потому что я уже взрослая и не обязана спрашивать ваше мнение о каждом своем шаге. Я просто ставлю вас в известность.
— Вот как ты заговорила! — заохала бабушка. — Мы всю жизнь тебя растили…
— Нет, бабушка. Вы меня не растили – вы меня ломали. Под свои представления о том, какой я должна быть. Мама – копия ты, папа – до сих пор боится тебе слово поперек сказать. А я – не хочу так. Не хочу всю жизнь оглядываться на чужое мнение.
В коридоре зазвонил телефон. Звонила Катя, лучшая подруга Маши еще со школы.
— Ну что, сказала им? — без предисловий спросила она.
— Да. Сижу вот на кухне, все в шоке.
— Может я к тебе приду? Поддержу морально.
— Давай завтра лучше? А то тут сейчас…
— Я уже внизу стою. Открывай.
Через пять минут на кухне стало еще теснее. Катя, как человек, знающий эту семью пятнадцать лет, имела право голоса.
— Вера Николаевна, а помните, как вы нам в восьмом классе запретили на концерт поехать?
— Какой концерт? — бабушка наморщила лоб.
— А такой, что ты сказала – приличные девочки по концертам не ездят. И позвонила Катиной маме, — Маша горько усмехнулась. — А мы что? Мы купили билеты на утренний спектакль в театр, а сами поехали на концерт.
— Вы что?! — Елена Викторовна охнула. — Как же вы могли нас обмануть?
— А как вы могли запретить двум пятнадцатилетним девчонкам поехать на концерт любимой группы? Всего-то в соседний город на электричке.
— Там же могло что угодно случиться! — возмутился отец. И вообще — мало ли чего тебе хочется. Делай так как надо, все так живут.
— Пап, с нами поехали еще шесть одноклассников и мама Пети Королева. Но вы же даже слушать не стали. Просто – нет, и всё.
Вера Николаевна поджала губы:
— И много таких историй?
— Море, — кивнула Катя. — Помнишь, Маш, как ты хотела пойти в художественную школу?
— А бабушка сказала – нечего время тратить, лучше английский подтянуть, — Маша покачала головой. — И ведь не просто сказала. Она поговорила с моей учительницей английского, и та начала меня так гонять, что на художку времени физически не оставалось.
— Между прочим, твой английский тебе потом очень пригодился, — заметила Вера Николаевна.
— Бабуль, я выучила английский не благодаря, а вопреки. Потому что когда из-под палки заставляют – только хуже получается. А когда я начала смотреть сериалы в оригинале и общаться в геймерских чатах – вот тогда язык и пошел.
— В каких еще чатах? — нахмурился отец.
— В геймерских, пап. Я же играла в онлайн-игры. Тайком, конечно. Потому что вы считали, что это «забивает голову ерундой». А я там, между прочим, не только английский подтянула, но и друзей нашла.
В разговор снова вмешалась Катя:
— А помните, как вы Машку в одиннадцатом классе не пустили на день рождения к Лёше Петрову?
— К этому хулигану? — фыркнула Вера Николаевна. — Еще чего не хватало!
— Хулигану… — протянула Маша. — А вы знаете, где сейчас этот хулиган? В Силиконовой долине. Создал успешный стартап. Мы до сих пор общаемся, кстати. Он мне и помог с работой.
— Что?! — Елена Викторовна всплеснула руками. — Тебе не рано было с мальчиками общаться?
Маша и Катя переглянулись и рассмеялись.
— Мам, мне двадцать три. Какие мальчики? Лёха женат, у него двое детей. Мы просто коллеги.
— А вот Леночка из пятой квартиры… — начала было бабушка.
— А вот Леночку из пятой квартиры муж бросил с двумя детьми! — неожиданно резко перебила Катя. — Потому что она вышла замуж в девятнадцать, как ей мама велела. За «хорошего мальчика из приличной семьи».
На кухне снова повисла тишина. Маша сидела, опустив голову и крутила в руках телефон.
— Я ведь не из вредности уезжаю, — наконец сказала она. — Не назло вам. Просто я хочу пожить своей жизнью. Не быть вечно «внучкой Веры Николаевны» и «дочкой заведующей». Понимаете?
— Нет! — отрезала бабушка. — Не понимаю! Мы всю жизнь…
— Всю жизнь делали как надо, а не как хочется, — закончила за нее Маша. — И теперь требуете того же от меня. Но я не хочу. Не хочу через двадцать лет сидеть и жалеть о том, чего не сделала. Не хочу превратиться…
— Я, может быть, тоже не хотела в педагогический, — вдруг тихо сказала Елена Викторовна.
Все повернулись к ней.
— А куда ты хотела? — осторожно спросила Маша.
— Уже не важно.
В этот момент на кухню зашел дедушка, Николай Петрович. Он все это время сидел в своей комнате, но, видимо, разговор было слышно и там.
— Чего расшумелись? — он тяжело опустился на стул. — Маш, ну что ты выдумываешь? Все так живут. Вон, я всю жизнь…
— Всю жизнь молчал, дед. Все проглатывал. Когда бабушка родителей пилила – молчал. Когда меня с Катькой на концерт не пустили – молчал. Когда маму в педагогический затолкали – тоже молчал.
— А что было делать? Перечить старшим? Не положено это.
— Почему не положено, дед? Кто это решил?
— Испокон веков так было…
— А ты знаешь, дед, что испокон веков люди и двадцати лет не жили? Болели, да на тот свет. Но потом медицина развилась, и теперь живут дольше. Может, пора и другим вещам меняться?
— Ты не понимаешь…
— Это вы не понимаете! — Маша встала. — Вы все здесь не понимаете. Мир изменился. Я могу работать на крупную компанию, живя в Самарканде. А могу в Таиланде. А могу еще где-то. Могу общаться с людьми со всего света. Могу учиться чему угодно, когда угодно. А вы до сих пор живете, будто на дворе прошлый век!
Катя потянула подругу за рукав:
— Поехали ко мне? Проветришься немного.
Маша кивнула:
— Да, пожалуй.
Следующие две недели пролетели как один день. Маша паковала вещи, созванивалась с риелтором в Самарканде, решала вопросы с документами. Семья делала вид, что ничего не происходит.
— Так забавно — говорила она Кате, сортируя вещи. — Я же правда пыталась быть «хорошей девочкой». Помнишь, как в девятом классе пошла на олимпиаду по физике?
— Еще бы не помнить! Ты же неделю не спала, готовилась.
— Ага. И заняла первое место. А бабушка знаешь что сказала? «Ну наконец-то, а то только своими компьютерами интересуешься».
Катя покачала головой:
— А помнишь, как ты пыталась им объяснить про биткоины? В каком это году было?
— В четырнадцатом. Я же просила отца купить хотя бы один. Объясняла, показывала графики, прогнозы. А он: «Прекрати страдать ерундой, никому не нужны эти интернет-деньги. Мозги вам промыли и все».
— И сколько сейчас дал тот биткоин?
Маша только рукой махнула:
— Да ладно, дело не в деньгах. Просто… Они никогда не верили в меня. В мои идеи, мои мечты. Все время пытались затолкать в какие-то свои рамки.
Из соседней комнаты донесся голос матери:
— Машенька, ты бы подумала еще! Вот Светлана Игоревна говорит, в их саду место освобождается…
— Мам! — крикнула в ответ Маша. — Я не хочу в сад! У меня зарплата две тысячи долларов!
— Господи! — донеслось из кухни. — На весь дом кричит про какие-то доллары. Что соседи подумают?
Катя случайно хрюкнула со смеху:
— Классика. «Что соседи подумают?».
— Вот-вот. Всю жизнь это слышу. А знаешь, что я поняла? Соседям плевать. У них своих проблем хватает.
В комнату зашел дед:
— Мария, ну давай серьезно поговорим.
— Давай, дед. Только честно, по-взрослому. Первый раз в жизни.
— Вот именно что по-взрослому. Ты пойми, нельзя вот так все бросать. У тебя тут семья, дом…
— Дед, а помнишь, как вы познакомились с бабушкой?
Николай Петрович замялся:
— Ну, на танцах…
— Неправда. Мне бабушка рассказывала, по большому секрету. Ты же в самоволку убежал тогда. Нарушил устав, рискнул карьерой. Ради чего? Ради того, во что верил. В кого верил.
— Так-то ж молодой был, глупый…
— А я что, по-твоему? Старая и мудрая? Дед, имею я право на свою собственную самоволку или нет?
Дед покачал головой и вышел из комнаты.
— Знаешь что, Кать, — задумчиво сказала Маша, глядя ему вслед. — Я ведь не просто так Самарканд выбрала.
— А почему?
— Там никто не знает, чья я внучка, чья дочка. Никто не ждет, что я буду соответствовать чьим-то представлениям о «приличной девочке». Я там буду просто я. Первый раз в жизни…
Аэропорт встретил их утренней суетой. Маша катила небольшой чемодан, за ней шли родители, бабушка с дедом и Катя.
— Вот, возьми в дорогу, — мать протянула пакет. — Я сосиски в тесте сделала, как ты любишь.
— Мам, в самолете кормят.
— Ну мало ли что там за еда…
У стойки регистрации Маша протянула паспорт и билет. Семья молча наблюдала, как чемодан уезжает по ленте.
— Доченька, — не выдержала Елена Викторовна, — может все-таки останешься? Я с заведующей второго сада говорила…
— Мам, — Маша глубоко вздохнула, — я не для того училась программированию. Я зарабатываю побольше, чем сама заведующая сада. Почему ты этого не видишь?
— Машенька, — вступила бабушка, — но как же так? Одна, в чужом городе…
— А помнишь, бабуль, как ты мне в детстве рассказывала, что одна поехала в чужой город поступать? Без денег, без знакомых. Просто потому что хотела учиться.
— Так то другое время было…
— Почему другое? Потому что ты была молодая и храбрая? А я что – не могу быть храброй?
— Маша, — подал голос отец, — а если не получится? Вернешься?
— Пап, а если получится? Вы же даже не допускаете такой мысли. Ни один из вас.
На табло загорелось начало регистрации на самаркандский рейс. Катя крепко обняла подругу:
— Пиши. Каждый день пиши, поняла?
Маша кивнула. К глазам подступали слезы, но она сдержалась. В конце концов, она не первая и не последняя, кто уезжает из родного города.
— Знаешь, что самое обидное? — тихо сказала она Кате. — Они так и не поняли. Думают, я просто взбрыкнула и это пройдет.
— Пройдет, — вдруг сказал дед. Все повернулись к нему. — Пройдет молодость, пройдет желание чудить. Образумишься и вернешься.
— Нет, дед. Не пройдет и не вернусь. Знаешь почему? Потому что я не чудить еду. Я еду жить. Своей жизнью, а не той, которую вы мне запланировали.
Маша поправила рюкзак на плече:
— Ну все, мне пора.
— Машенька, — всхлипнула мать, — а может…
— Нет, мам. Не может. Я вас всех очень люблю. Правда. Но еще больше я люблю себя. И свою жизнь. Поэтому – до свидания. Я позвоню.
Она развернулась и пошла к рамкам досмотра. Сзади доносились голоса:
— Как же так… — А что соседи скажут… — Может, догнать ее… — Господи, кого вырастили-то…
Маша не оборачивалась. Она шла вперед, и с каждым шагом становилось легче. Словно падали с плеч чужие ожидания, чужие планы, чужие мечты. Она знала – будет непросто. Будут слезы, будут сомнения, будут трудности. Но все это будет ее. Ее жизнь, ее выбор, ее путь.
В самолете она достала телефон и написала Кате: «Знаешь, я ведь правда их всех люблю. Просто я больше не могу жить за них. Пора научиться жить за себя».
Самолет взлетел, унося Машу в новую жизнь. А внизу остался город, где в типовой квартире типового дома сидела семья, впервые столкнувшаяся с тем, что молчаливое несогласие рано или поздно превращается в решительное действие.
И, возможно, именно этот день станет для них точкой отсчета – момента, когда они впервые задумаются о том, сколько своих собственных желаний и мечтаний они похоронили под грузом родительских ожиданий.
