— Светочка, мы едем к вам с мамой, — предупредил Денис жену звонком, от которого веяло тревогой, прямо с работы.
— Что случилось? — насторожилась Светлана, сразу услышав сильное напряжение в голосе мужа.
— Она поскользнулась возле подъезда, сломала ногу. Врачи говорят, что одной ей в городе Львове сейчас точно не справиться. Придется ей пожить у нас.
Светлана медленно опустила трубку. Их небольшая двухкомнатная квартира в панельной девятиэтажке и без того казалась чересчур тесной для двоих. После финансового кризиса прошлого года каждый квадратный метр был на счету — съездить к теще в другой город или снять дачу на лето стало для них непозволительной роскошью.
А теперь ещё Тамара Степановна. Бывшая заведующая детским садом, она умела командовать так, что взрослые тёти и дяди мгновенно превращались в послушных детсадовцев. И что самое удивительное — многим это даже нравилось.
Светлана быстро переставила мебель в гостиной, освободив место для раскладного дивана. Постелила свежее, чистое бельё, поставила рядом небольшую тумбочку с настольной лампой. Неужели это та самая женщина, которая полгода назад на семейном ужине публично заявила, что молодым «негоже» жить в центре Лычаковского района, когда пожилым приходится мотаться на автобусах из отдалённых спальных районов?
— Ну что ж, посмотрим, как оно теперь будет, — пробормотала Светлана, оглядывая преображённую комнату.
Тамара Степановна появилась на пороге в сопровождении сына, опираясь на костыли и тяжело дыша.
— Ох, Светочка, дорогая, какие же у вас тесные, малюсенькие комнатки, — первым делом заметила она, даже не поблагодарив за титанические приготовления. — И потолки очень низкие. Душно, наверное, летом, просто ужас?
— Мама, проходи, присаживайся, — поспешил вмешаться Денис. — Света очень старалась, всё приготовила с заботой.
— Да уж, старалась, — протянула свекровь, критически оглядывая жёсткий диван. — Только вот спать на таком жестком матрасе в моём-то возрасте и с больной ногой… Не знаю, не знаю.
К утру стало ясно, что мирное сосуществование, основанное на уважении, не получится. Тамара Степановна всю ночь стонала, ворочалась, включала свет. А в шесть утра, когда Светлана собиралась на работу, устроила настоящую, громкую лекцию:
— Денис, скажи своей жене, что топать сапогами в шесть утра — это верх неприличия. У меня от сильной боли глаз не сомкнулся, только под утро задремала, а тут такой грохот!
— Мама, Света в тапочках ходит, — растерянно возразил сын.
— В каких тапочках? В этих резиновых шлепанцах? По линолеуму да ещё на каблуках! Совсем совести нет у нынешней молодежи.
Светлана стиснула зубы и молча ушла на работу. На каких каблуках? На домашних войлочных тапочках без задников?
Вечером картина с критикой повторилась. Тамара Степановна расположилась на диване, словно королева на троне, и тут же начала раздавать указания, как раньше в саду:
— Светочка, дорогая, ужин бы нам не помешал. Что-нибудь очень лёгкое, диетическое. У меня после больницы желудок стал совсем слабый. И чай покрепче заварите, а то у вас какая-то бледная водичка.
Пока Светлана готовила, свекровь не замолкала ни на минуту, постоянно отпуская колкие комментарии:
— Денис, ты посмотри, как жена твоя котлеты жарит. Масла налила — целое озеро. А потом удивляются, отчего холестерин зашкаливает. Моя соседка, Зинаида Ивановна, так готовит — пальчики оближешь. Научила бы твою, да только поздно уже, характер-то ведь не переделаешь.
— Мама, Светина готовка мне очень нравится, — слабо, неуверенно запротестовал Денис.
— Нравится, потому что другой, нормальной, не пробовал. Возьми хоть нашу Полину, соседскую дочку. Золотые руки! И рыбу так приготовит, и мясо. А главное — человек покладистый, не то что некоторые.
Светлана почувствовала, как внутри что-то холодеет. Неужели она должна молча сносить все эти болезненные уколы? Но стоило ей только попытаться возразить, как Тамара Степановна тут же хваталась за сердце:
— Ой, что-то мне совсем плохо стало. Дениска, принеси валерьянки. Наверное, это от переживаний. Не ожидала я такого недружелюбного приёма в доме родного сына.
Через неделю Светлана ясно поняла — это была война. Тамара Степановна методично и планомерно отвоёвывала территорию. Сначала она пожаловалась, что диван слишком мягкий для больной спины. Затем выяснилось, что гостиная «продувается» — форточку на ночь закрывать нельзя, а сквозняк для неё губительный.
— Может, мне в спальню перебраться? — предложила она как бы невзначай. — Там теплее и намного удобнее.
Денис, измученный бесконечными материнскими жалобами и напряжённым молчанием жены, согласился. Светлана и не думала возражать — лишь бы этот затянувшийся ад поскорее уже закончился.
Но переезд в спальню только усугубил ситуацию. Тамара Степановна категорически отказывалась закрывать дверь:
— А вдруг мне ночью плохо станет? Вдруг сердце прихватит? Вы же, закрывшись, меня не услышите.
Теперь каждый их шёпот, каждое движение контролировались бдительным оком свекрови. Интимность и уют исчезли из их отношений так же внезапно, как появилась Тамара Степановна в их доме.
А потом начались ночные «обходы». Свекровь, ссылаясь на невыносимые боли в ноге, по несколько раз за ночь вставала и шла в туалет, каждый раз демонстративно включая свет и громко охая. Проходя мимо дивана, где теперь спали Светлана с Денисом, она обязательно задевала его костылём или роняла что-нибудь с грохотом.
— Извините, — шептала она не слишком громко. — Не хотела вас разбудить.
Но просыпались они, конечно, каждый раз. И каждый раз Светлана лежала в темноте с открытыми глазами, чувствуя, как с каждой минутой накапливается усталость и неконтролируемое раздражение.
Апогеем стал вечер, когда они с Денисом вернулись с работы и обнаружили квартиру в полумраке. Везде горели свечи, на журнальном столике стояла миска с какой-то мутной жидкостью, а рядом — фотография Светланы.
— Мама, что это такое? — ошарашенно спросил Денис.
— Очищаю наше пространство от негативной энергии, сынок, — спокойно, не отрываясь от какого-то листка с текстом, ответила Тамара Степановна. — От твоей жены исходит очень плохая аура. Весь дом заражён.
Светлана почувствовала, как крупно дрожат руки. Это уже было слишком. Не говоря ни слова, она развернулась и вышла из квартиры.
На лестничной площадке к ней поспешно присоединился Денис.
— Света, не обращай внимания! Это всё от лекарств, наверное. Пойдём домой, я прямо сейчас всё выброшу.
— Знаешь что, Денис, — сказала Светлана, впервые за месяц глядя мужу прямо в глаза. — Твоя мать не сумасшедшая. Она очень умная женщина. И всё это — не болезнь, а холодный расчёт.
— О чём ты вообще?
— Она хочет, чтобы я сломалась. Чтобы я либо ушла, либо превратилась в её покорную, безвольную служанку. А ты… ты просто не хочешь делать выбор между нами.
Они долго гуляли по вечернему Ивано-Франковску, и Светлана впервые за долгое время почувствовала себя свободной. Без постоянного ощущения чужого, контролирующего взгляда, без необходимости сдерживать каждое своё движение.
— Я не вернусь, — сказала она, когда они дошли до дома подруги Нины. — Не сегодня. Мне нужно серьёзно подумать.
Три дня она жила у Нины, а Денис каждый вечер приходил и настойчиво уговаривал. Рассказывал, как мать плачет, как она раскаивается, как просит прощения.
— Она обещает больше не вмешиваться в нашу жизнь, — убеждал он. — Говорит, что была совершенно неправа.
— Денис, — прервала его Светлана, глядя на него с печалью. — А ты помнишь, чья это вообще квартира?
— Конечно, твоя. Досталась от бабушки.
— Вот именно. И я принимаю окончательное решение. У вас с мамой есть всего одна неделя, чтобы найти другое жильё. Потом я подаю документы на выселение через суд, как бы больно это ни было.
Денис побледнел, его глаза расширились от ужаса:
— Ты же не можешь говорить серьёзно…
— Могу. И знаешь, почему? Потому что, пока я пыталась быть хорошей и удобной, меня пытались сделать никем. А я не согласна быть никем в собственном доме, который заработала.
На следующий день Денис снял комнату в коммунальной квартире и перевез туда мать. А Светлана вернулась домой.
Через две недели Тамара Степановна вдруг почувствовала себя гораздо лучше, словно по волшебству, и решила, что пора возвращаться в свою квартиру. Денис тоже вернулся к жене.
Но кое-что изменилось навсегда. Теперь, когда свекровь приезжала в гости, она спрашивала разрешения остаться на обед. И благодарила за ужин. И никогда, ни единым словом, не критиковала Светину готовку.
А Светлана поняла простую и жизненно важную истину: уважают только тех, кто умеет жёстко защитить свои границы. Даже если для этого приходится стать не очень удобной и «хорошей» для других.
