— Катюша, ну что же ты молчишь в ответ? — голос Лидии звучал очень напряжённо в телефонной трубке. — Ты ведь прекрасно понимаешь, что я одна не справлюсь с уходом за мамой. У меня же Лёня болеет, а у тебя-то дети уже совсем взрослые и самостоятельные.
Екатерина Петровна прижала телефон к уху и посмотрела в окно, за которым разыгрывался унылый ноябрьский дождь. Лида, по своему обыкновению, позвонила рано утром, зная, что сонная сестра не сможет толком ей возразить.
— Она же тебя всегда любила больше, — продолжала Лидия, и в голосе её послышались слёзы. — Помнишь, как ты заболела в детстве, она ночи напролёт не спала, поила тебя тёплым молоком с мёдом. А когда я простужалась, она даже головы не поворачивала в мою сторону.
Екатерина знала этот рассказ наизусть. Лида обожала драматизировать о материнской несправедливости, умалчивая о том, что была младше на четыре года и всегда требовала повышенного внимания. Но Варвара Семёновна действительно выделяла старшую дочь — возможно, потому, что Екатерина была очень похожа на своего покойного отца.
— Лидочка, но у нас всего две небольшие комнаты, — попыталась начать Екатерина, но сестра её тут же перебила:
— Зато у тебя твой Андрей Игнатьевич такой понимающий и уступчивый. А мой Витя вчера сказал мне напрямую: не смогу я содержать двух больных. Лёня же постоянно находится в городской больнице Чернигова, а тут ещё и мама…
Екатерина закрыла глаза. Восемнадцатилетний племянник и правда часто болел — то астма обострится, то желудок прихватит. Лида с мужем всю жизнь буквально «носились» со своим единственным сыном, словно с хрустальной вазой. А вот о том, что у Екатерины своя семья и свои, не менее серьёзные проблемы, никто даже не задумывался.
— Послушай, а может, для мамы будет лучше в специализированном пансионате? — осторожно предложила Екатерина. — Там же есть квалифицированные специалисты, хороший уход…
— Катя! — взорвалась Лидия. — Как у тебя язык поворачивается такое говорить? Это же наша родная мама! Ты что, совсем потеряла совесть?
Екатерина почувствовала уже давно знакомый укол вины. Лида всегда умела так искусно повернуть беседу, что виноватой в итоге оказывалась только Екатерина. В детстве, если что-то разбивалось или терялось, виноватой всегда была старшая. «Ты же взрослее, должна была присмотреть», — говорила мама. Теперь история повторялась: «Ты же старше, должна понять».
— Ладно, — устало произнесла Екатерина. — Привозите маму к нам.
Спустя неделю Варвара Семёновна, ссутуленная и растерянная, сидела на диване в комнате Сергея, старшего сына Екатерины. Двадцатилетний парень отнёсся к переселению бабушки по-философски:
— Мам, я всё равно уже собирался съезжать. У Славика комната освобождается в общежитии, а мне нужно жить поближе к Национальному университету имени Тараса Шевченко. Так что бабушка очень кстати.
Пятнадцатилетняя Ирина, младшая дочь, была не так благосклонна:
— А где же я теперь буду заниматься уроками? На кухонном столе? — возмутилась она. — У меня же скоро выпускные экзамены!
— В моей комнате место мы найдём, — примирительно сказал Андрей Игнатьевич. — Поставим тебе стол прямо у окна.
Екатерина была очень благодарна мужу за его понимание и терпение, но внутри у неё всё сжималось от усиливающейся тревоги. Их квартира была небольшой, а тут ещё мама с её капризами и постоянными недомоганиями.
Первые недели жизни с мамой обернулись настоящим адом. Варвара Семёновна то плакала, тоскуя по своей квартире в городе Мукачево, то раздражалась на внучку, которая слушала музыку. То жаловалась на неудобную кровать, то на то, что окна выходят «не в ту сторону». Андрей Игнатьевич терпеливо переставлял мебель, покупал новые подушки, но ничего не помогало.
— Мама, может, хотите к Лиде в гости съездить? — предложила Екатерина однажды вечером.
— Зачем мне к ней? — отмахнулась старушка. — У неё там этот Лёнечка постоянно кашляет, а Витя смотрит на меня косо. Нет уж, лучше останусь здесь.
Но «здесь» тоже было несладко. Варвара Семёновна привыкла быть полноправной хозяйкой в своём доме, а тут чувствовала себя совершенно лишней. Она пыталась помогать на кухне, но только путалась под ногами. Хотела сама стирать свои вещи, но никак не могла разобраться с новой стиральной машиной.
Постепенно мать всё больше замыкалась в себе. Она сидела у окна и смотрела во двор, лишь изредка тяжело вздыхая. Екатерина понимала, что так дальше продолжаться не может, но что именно делать — она не знала.
Однажды вечером раздался звонок в дверь. На пороге стоял незнакомый мужчина лет семидесяти, с букетом ярко-жёлтых хризантем.
— Простите, — растерянно произнёс он, — я разыскиваю Варвару Семёновну Соколову. Мне дали этот адрес ваши соседи.
— Это мой отчим, — пояснил он Екатерине, заметив её недоумение. — Точнее, был им. Мы с вашей мамой… в общем, дружили в юности. А потом наша жизнь развела. Я недавно овдовел и решил разыскать своих старых знакомых.
Варвара Семёновна, услышав голоса в прихожей, вышла из комнаты. Увидев гостя, она замерла на месте, а потом медленно улыбнулась — впервые за многие месяцы.
— Борис? — неуверенно произнесла она. — Борис Иванович, это взаправду ты?
Мужчина кивнул, протягивая ей цветы:
— Здравствуй, Варечка. Я очень долго тебя искал.
В тот вечер Екатерина узнала много нового и удивительного о молодости своей матери. Оказалось, что до начала войны у Варвары была первая, настоящая любовь — Борис, который ушёл на фронт и не вернулся. Точнее, все так думали, что не вернулся. А он попал в плен, потом очень долго лечился, а когда наконец добрался до родных краёв, Варвара уже вышла замуж.
— Я не хотел ломать твою устоявшуюся жизнь, — тихо говорил Борис Иванович, держа морщинистую руку Варвары. — У тебя уже был муж, дети. Я женился на другой, воспитывал чужих детей. Но все эти годы я помнил только тебя.
Варвара Семёновна слушала его и плакала. Но не от горя, а от какой-то светлой, доброй грусти. Словно в её угасшие глаза вернулся прежний огонёк.
— Мне можно сюда приходить? — спросил Борис Иванович у Екатерины. — Я не буду вам мешать, просто… мы оба теперь одиноки, и нам есть о чём поговорить.
Екатерина кивнула. Она видела, как преобразилась мать — выпрямилась, заговорила гораздо живее, даже начала интересоваться тем, что происходит в доме.
Борис Иванович приходил к ним трижды в неделю. Они с Варварой гуляли в ближайшем парке, ходили в кино на дневные сеансы, сидели на кухне за чаем и вспоминали общих знакомых. Старушка, казалось, полностью ожила. Она снова начала готовить — теперь не просто разогревать еду, а печь душистые пироги и варить наваристые супы.
— Боренька всегда очень любил мою шарлотку, — смущённо объясняла она Екатерине, доставая из духовки невероятно ароматный пирог.
Спустя полгода Борис Иванович сделал ей предложение. Не романтичное, юношеское, а практичное, взрослое:
— Варя, давай поженимся. У меня хорошая пенсия и своя отдельная квартира в городе Винница. Нам будет вместе гораздо веселее и не так одиноко.
Варвара Семёновна призналась дочери:
— Катюша, я понимаю, что это, наверное, может показаться большой глупостью в нашем возрасте. Но мне с ним хорошо. Я снова чувствую себя нужной и любимой, а не просто обузой.
Екатерина крепко обняла мать:
— Мамочка, если вы счастливы, то я буду только рада.
Свадьба была очень скромной — только самые близкие люди. Лидия приехала хмурая и всем недовольная:
— Совсем с ума сошла, — шипела она Екатерине на ухо. — В её-то годы замуж выходить! Какой позор.
Но Екатерина смотрела на преобразившуюся мать и понимала — это единственно правильное решение. Варвара Семёновна снова стала женщиной, а не просто больной, капризной старушкой.
После свадьбы мать переехала жить к новому мужу. Сергей вернулся в свою комнату, Ирина получила тихое место для занятий, а Екатерина обрела долгожданный душевный покой.
— Знаешь, — сказал как-то Андрей Игнатьевич, — а ведь в итоге всё сложилось очень правильно. Твоя мама обрела своё счастье, а мы вернулись к нормальной жизни.
Екатерина кивнула. Да, всё сложилось наилучшим образом. Но главное — она поняла, что материнская любовь не угасает с годами. Просто иногда нужно дать ей возможность получить новый, мощный толчок.
Лидия до сих пор считает, что Екатерине просто невероятно повезло избавиться от матери таким удачным и циничным способом. Но Екатерина знает другое — повезло не ей, а маме, которая в свои семьдесят лет получила реальный второй шанс на искреннюю любовь.
А Борис Иванович теперь звонит Екатерине каждое воскресенье и радостно рассказывает, как Варвара Семёновна печёт для него блины и поёт старые песни. Голос у него при этом становится молодым и по-мальчишески счастливым, совсем как у влюблённого юноши.
Поделитесь, друзья: как вы думаете, что в этой ситуации было более сильным чувством — эгоистичное желание Лидии «переложить» ответственность на сестру или материнское стремление Варвары найти своё личное счастье, чтобы не быть обузой для дочерей? Что для вас важнее: долг перед близким или его право на счастье в любом возрасте?
