— Документы на развод готовы, подпишешь завтра? — Снежана положила папку на кухонный стол, не глядя на мужа.
Илья Викторович сидел у окна, разбирал запчасти от старого смесителя. Руки работали автоматически, а голова была занята совсем другим. Завтра суд, послезавтра он освободится от этой тяжести. Шестнадцать лет брака заканчиваются подписью на бумаге.
— Подпишу, — ответил он, не поднимая головы.
Снежана прошла мимо, и он почувствовал привычный запах её шампуня. Когда-то этот запах означал дом, уют, надёжность. Теперь только напоминал о том, что всё кончено.
— Артём останется со мной, — добавила она тихо.
— Знаю.
Что ещё сказать? Что он будет скучать по сыну? Что жалеет о прожитых годах? Илья не умел говорить красивые слова. Никогда не умел. Может, поэтому они и дошли до этого.
Он собрал инструменты, поставил ящик у двери. Завтра с утра вызов на проспект Науки, потом в суд. Обычный день, который изменит всю жизнь.
— Я покатаюсь немного, — сказал он, надевая куртку.
Мотоцикл заурчал под ним, и Илья почувствовал привычное облегчение. Здесь, на дороге, всё было проще. Газ, тормоз, поворот. Никаких сложных разговоров, никаких упрёков и молчаливых претензий.
Он ехал по вечернему городу, обдумывая завтрашний день. Может, это к лучшему? Снежана устала от него, от их постоянных финансовых проблем, от его неумения быть таким мужем, которого она заслуживала. А он устал оправдываться, извиняться, чувствовать себя неудачником в собственном доме.
Фары внедорожника ослепили его внезапно. Илья даже не успел понять, что происходит.
Боль пришла позже. Сначала была только странная тишина, потом холод асфальта и яркий свет, режущий глаза. Голоса вокруг сливались в неразборчивый гул.
— Он в сознании? — кто-то спрашивал.
— Вызовите скорую! — кричали другие.
Илья попытался пошевелиться и застонал. Спина горела огнём, ноги не слушались. Над ним склонился мужчина в куртке.
— Не двигайся, дружище. Помощь уже едет.
«Снежана узнает», — подумал Илья. «Завтра суд, а я лежу на дороге». Абсурд какой-то.
— Как тебя зовут? — продолжал мужчина.
— Илья, — прохрипел он.
— Держись, Илья. Скоро всё будет хорошо.
«Будет», — мысленно усмехнулся Илья. Хорошо уже не будет. Не со Снежаной, не с работой, не с жизнью. А теперь ещё и это.
Когда его грузили в скорую, сознание плыло. Последнее, что он помнил — как Артём смеялся, когда они в прошлые выходные запускали воздушного змея в парке. «Папа, смотри, как высоко!» Артём радовался каждому порыву ветра, каждому взлёту картонной игрушки.
Может, это и есть счастье — просто смотреть, как твой сын радуется полёту змея?
Снежана узнала об аварии в два часа ночи. Телефон разорвался, когда она наконец заснула после долгих сборов документов.
— Алло? — сонно ответила она.
— Это родственники Ильи Викторовича Матвеева? — официальный голос вывел её из полудрёмы окончательно.
— Да, я жена. Что случилось?
— Ваш муж попал в аварию. Он в реанимации городской больницы. Приезжайте, пожалуйста.
Жена. Ещё жена. Завтра они должны были подписать документы, а сегодня она снова его жена, которую вызывают к постели больного.
Снежана оделась, разбудила соседку, попросила посидеть с Артёмом. Мальчик спал, не подозревая, что его мир опять трещит по швам.
В больнице пахло хлоркой и чем-то кислым. Врач говорил медицинские термины, но Снежана слышала только главное: компрессионный перелом позвоночника, операция, долгая реабилитация.
— Будет ли он ходить? — спросила она.
— Если всё пройдёт хорошо, да. Но потребуется время и много сил.
Снежана сидела у его кровати в реанимации, смотрела на бледное лицо мужа. Вчера она готовилась стать свободной женщиной. Сегодня снова связана с ним — на этот раз не документами, а чувством вины и ответственности.
Когда Илья открыл глаза, первое, что он увидел — её лицо.
— Ты здесь, — прошептал он.
— Я здесь, — подтвердила она.
— А суд?
— Отложен.
Он закрыл глаза. Снежана поняла, что думает то же, что и она: судьба решила за них. По крайней мере, пока.
Три месяца реабилитации превратились в ад для обоих. Илья не мог принять свою беспомощность. Каждое утро начиналось с попыток встать самостоятельно, каждый вечер заканчивался разочарованием и злостью.
Снежана взяла отпуск, потом больничный по уходу. Деньги таяли, а Илья становился всё более раздражительным.
— Где мои таблетки от боли? — рявкнул он однажды утром.
— На прикроватной тумбочке, — ответила Снежана, не отрываясь от готовки.
— Их там нет!
— Илья, они в синей упаковке, рядом с водой.
— Я же говорю, что их нет! Ты вообще следишь за лекарствами или только делаешь вид?
Снежана повернулась к нему, в руках сковорода с яичницей.
— Следишь, не следишь, — передразнила она его интонацию. — Может, сам поищешь как следует, а не орёшь на меня с утра?
— Ах, вот как? — Илья попытался привстать, морщась от боли. — Значит, я во всём виноват? И в аварии виноват, и в том, что не могу ходить, и в том, что ты вынуждена за мной ухаживать?
— Ты знаешь что? — Снежана выключила плиту. — Да, виноват. Виноват в том, что всегда всё переводишь в скандал. Виноват в том, что не можешь просто сказать «спасибо» за то, что я здесь.
— Я не просил тебя здесь оставаться! — выкрикнул он.
— И я не собираюсь!
Снежана схватила сумку и направилась к двери.
— Снежана, постой! — крикнул Илья, но дверь уже хлопнула.
Он остался один. По-настоящему один — впервые за месяцы болезни. Тишина квартиры давила на него. Он попытался дотянуться до телефона, чтобы позвонить ей, но отдёрнул руку. Что он скажет? Опять извинения?
Снежана вернулась только через два дня. Нашла Илью на кухне — он сидел за столом, перед ним стояли две кружки с остывшим чаем и тарелка с бутербродами.
— Я думал, ты не вернёшься, — сказал он тихо.
— Я тоже так думала.
Снежана села напротив. Илья выглядел осунувшимся, но в глазах не было привычной злости.
— Где ты была?
— У сестры. Думала. О нас, о том, что происходит.
— И к чему пришла?
Снежана взяла кружку, сделала глоток холодного чая.
— К тому, что мы оба устали. Ты устал быть больным, я устала быть сиделкой. Но есть ещё Артём.
— Артём…
— Ему восемь лет, Илья. Он не понимает, почему папа кричит на маму, почему мама плачет, почему они опять ругаются.
Илья опустил голову.
— Я не хочу, чтобы он видел меня таким.
— А я не хочу, чтобы он рос в семье, где родители ненавидят друг друга.
Они замолчали. За окном шумел дождь, где-то в соседней квартире играла музыка. Обычная жизнь продолжалась, а они сидели в своей кухне и пытались понять, что делать дальше.
— Может, всё-таки разведёмся? — тихо предложил Илья.
— Может быть, — согласилась Снежана. — Только сначала ты встанешь на ноги. Буквально.
— Почему?
— Потому что не хочу, чтобы ты думал, будто я бросила тебя из-за болезни. И не хочу сама себя в этом винить.
Илья посмотрел на неё. В её глазах не было ни жалости, ни любви. Была усталость и какая-то деловая решимость.
— Хорошо, — сказал он. — Договорились.
Следующие месяцы прошли в странном режиме. Они жили как соседи, которые заботятся друг о друге по необходимости. Снежана помогала Илье с упражнениями, водила на процедуры, готовила еду. Он старался не срываться, благодарил за помощь, постепенно восстанавливал способность ходить.
Артём вернулся домой, когда Илья уже мог передвигаться самостоятельно. Мальчик осторожно обнял отца, боясь сделать больно.
— Папа, ты больше не будешь кататься на мотоцикле? — спросил он.
— Не знаю, сынок. Может быть, не буду.
— А мы будем жить все вместе?
Илья посмотрел на Снежану. Она стояла в дверях, слушала их разговор.
— Пока не знаю, Артёмчик. Пока мы живём все вместе.
— Хорошо, — сказал мальчик. — Я соскучился по дому.
Вечером, когда Артём заснул, Илья и Снежана сидели на кухне, пили чай.
— Он думает, что мы помирились, — сказала она.
— А мы?
— Не знаю. Мы просто… существуем рядом.
— Тебе так легче?
— Мне спокойнее. А тебе?
Илья подумал. Ему действительно было спокойнее. Никто ни от кого ничего не требовал, никто не обижался на недостаток внимания или денег. Они просто жили день за днём.
— Мне тоже спокойнее.
— Тогда может, так и оставим? Пока не поймём, что хотим на самом деле?
— А развод?
— Никуда не денется. Документы лежат в столе.
Прошёл год. Илья вернулся к работе, правда, уже не катался по вызовам на мотоцикле — только на автобусах и метро. Снежана тоже вышла на работу. Артём пошёл во второй класс.
Они жили тихо и размеренно. Не ссорились, но и не были близки. Скорее, как хорошие знакомые, которые воспитывают общего ребёнка.
— Папа, а почему ты и мама не целуетесь? — спросил Артём однажды.
— А что, обязательно целоваться? — улыбнулся Илья.
— Ну, в кино мама и папа всегда целуются.
— В кино много чего показывают, что в жизни бывает редко.
— А вы меня любите?
— Конечно, любим. Очень сильно.
— Тогда ладно, — решил мальчик и побежал играть.
Илья остался сидеть на диване, думая о словах сына. Любят ли они друг друга? Или просто привыкли быть рядом?
Вечером он задал этот вопрос Снежане.
— Не знаю, — честно ответила она. — Но мне с тобой не плохо. И Артёму хорошо. Может, этого достаточно?
— Может, и достаточно, — согласился Илья.
Они так и живут. Не разведенные, но и не по-настоящему вместе. В какой-то странной промежуточной зоне, где нет ни страсти, ни ненависти. Есть только тихая жизнь, общий ребёнок и понимание того, что иногда «не плохо» — это тоже неплохо.
Документы на развод до сих пор лежат в столе. Никто из них не торопится их доставать.
Как вы думаете, что важнее для семьи: страстная любовь или спокойное, размеренное существование? Поделитесь своим мнением. 👇
