В детский дом Анна приехала к двенадцати. Заранее созвонилась, взяла отгул в музыкальной школе. Ещё с утра, репетируя в голове разговор с заведующей, она думала: шесть лет назад приняла решение — и вот, наконец, дошла до конца.
— Присядьте, пожалуйста. Документы у вас в порядке, но я хотела бы понять мотивацию.
Заведующая, полная женщина с тяжёлым взглядом, изучала её так, будто Анна пришла с подозрительным чемоданом в метро.
— Мне тридцать три, я работаю преподавателем музыки шесть лет. Люблю детей, — Анна поймала себя на том, что говорит заученными фразами, словно на экзамене. — У меня стабильная работа, своя квартира.
— Мужчины в вашей жизни? — заведующая подняла взгляд от бумаг.
— Нет.
— И вы хотите усыновить двухлетнего мальчика в одиночку?
Анна кивнула.
— Я никого не могу отговаривать, — заведующая вздохнула. — Но вы представляете, что такое ребёнок без отца? Особенно мальчик.
Анна молчала, крепко сжимая сумку на коленях.
— Хорошо. Вы готовились, документы собрали. С Максимом познакомитесь сегодня.
В группе было шумно, пахло кашей и мокрыми пелёнками. Воспитательница, худая молодая девушка с усталыми глазами, показала на мальчика, который сидел в углу с машинкой.
— Максим, к тебе гости.
Мальчик не поднял голову. Анна присела рядом.
— Привет. Меня зовут Анна. А ты Максим, да?
Он наконец посмотрел на неё — тёмные глаза, серьёзное личико. Неулыбчивый, напряжённый. Протянул ей машинку.
— Спасибо, — сказала Анна. — Красивая. Ты любишь машинки?
Максим кивнул и потянулся за другой игрушкой.
Час пролетел незаметно. Анна помогала ему строить башню из кубиков, катала машинки. Он не говорил — только мычал и указывал пальцем. В какой-то момент прижался к ней, уткнувшись лицом в плечо.
— Он очень привязчивый, — сказала воспитательница, провожая её в кабинет заведующей. — Только речь задерживается. Но здесь не всегда есть время с каждым заниматься.
Заведующая ждала с бумагами.
— Ну как?
— Он… — Анна сглотнула ком в горле. — Хороший мальчик.
Воспитательница что-то прошептала на ухо заведующей и вышла. Та кивнула и неуверенно посмотрела на Анну.
— Послушайте… Вы взрослый человек, должны знать. Не всегда в личном деле пишут полную историю. У матери Максима в роду были проблемы… психиатрического характера.
— Что за проблемы? — Анне вдруг стало холодно.
— Олигофрения у бабушки. Мать лишили прав за асоциальное поведение, но там явно наследственные проблемы. Вам следует это знать.
Анна сидела, не шевелясь. Слово «олигофрения» билось в голове. Что это значит? Умственная отсталость? Психическое заболевание?
— А Максим? У него есть диагнозы?
— Пока задержка речевого развития. Но врачи говорят, это может быть началом проблем. Ничего точно сказать нельзя.
Заведующая подвинула к ней бумаги.
— Если хотите продолжить оформление, заполните вот здесь и здесь. Но я бы советовала вам подумать. Может быть, есть другие дети…
Вечером Анна сидела на кухне перед чашкой остывшего чая. Позвонила мама.
— Как прошло? Ты видела ребёнка?
— Да, — голос дрогнул. — Максим. Ему два с половиной.
— И? — в голосе матери звучала тревога.
— Мне сказали, что в его семье были какие-то психические проблемы. Олигофрения.
— Боже мой! — мама ахнула. — Надеюсь, ты отказалась?
Анна промолчала.
— Анна! Ты же не думаешь всерьёз взять больного ребёнка? Это сломает тебе жизнь. Ты же учительница, а не врач. Откуда ты знаешь, что у него проявится через год, два?
— Я не знаю, что делать, — тихо сказала Анна.
— Я знаю. Напиши отказ. Найдёшь другого ребёнка. Или встретишь нормального мужчину, родишь своего.
После разговора с матерью Анна написала заявление об отказе и отправила его на следующий день.
Но теперь, спустя полтора месяца, она не могла спать по ночам. Каждый раз, закрывая глаза, видела серьёзное лицо Максима, чувствовала, как он прижимается к ней. Переживала — взял ли его кто-нибудь? Сможет ли он когда-нибудь нормально говорить? Вспоминает ли её?
Анна проверяла домашние задания учеников и не могла сосредоточиться. Третий раз перечитывала одну и ту же нотную строчку. В квартире было тихо, только тикали часы. Субботний вечер. Раньше она любила эту тишину. Теперь она казалась пустой.
Телефон зазвонил неожиданно. Подруга Катя.
— Слушай, тут родители моей ученицы работают в каком-то благотворительном фонде. Они в детские дома ездят, помогают. Может, сходишь с ними? Они в следующие выходные собираются.
— Зачем? — спросила Анна и сама поразилась своему тону.
— Ну… ты же хотела. Я подумала, вдруг тебе интересно.
Анна отложила ручку:
— Нет. Я уже закрыла этот вопрос.
— Точно? Ты какая-то… не такая последнее время.
— Нормальная я.
Она отключилась и подошла к окну. Мысли снова вернулись к мальчику. Что если она ошиблась? Что если с ним все в порядке? Она набрала в поисковике: «олигофрения наследственность проявления». Десятки ссылок. Анна читала, не понимая половины медицинских терминов. Где-то писали, что наследственность не главное, где-то — про разные степени заболевания. Она не знала, чему верить.
На следующий день позвонила мама.
— Приезжай сегодня на обед. Папа вернулся из командировки.
Родители жили в получасе езды на метро. Всё детство прошло в этой квартире, где ничего не менялось годами. Даже запах — тот же.
Отец обнял её в коридоре:
— Как ты, Аннушка?
— Нормально.
— Нормально, — передразнила мама. — Лица на тебе нет. Похудела.
За обедом говорили о папиной командировке, о маминой работе. Потом мама сказала:
— Ты подаешь документы в другой детский дом?
— Нет пока.
— И правильно. Вообще, я думаю, стоит пересмотреть эту идею. Тебе нужно больше общаться с мужчинами. Пойди на какие-нибудь курсы, встречи.
— Мама!
— А что? Найдешь мужа, родишь своих детей. Зачем тебе чужие проблемы? Тем более с таким риском.
— Маша, — отец мягко прервал. — Не начинай.
— А что? Я разве не права? — мама повернулась к Анне. — Тебе тридцать три. До сорока еще можно родить. У Ларисы Петровны дочь в тридцать девять родила здорового мальчика.
Анна опустила взгляд в тарелку.
— Вот представь, — продолжала мать, — возьмешь мальчика, а у него проявится болезнь. Куда ты с ним? Кому ты с ним будешь нужна? Да и ему самому, может, лучше бы в специализированном учреждении.
— Маша, — снова попытался отец.
— Не перебивай! Ты всегда её защищаешь. А я правду говорю, дочь жалею. Она молодая, красивая, образованная. Зачем ей жизнь ломать?
Анна встала:
— Я пойду. Спасибо за обед.
Уже в дверях отец тихо сказал:
— Не обижайся на маму. Она беспокоится.
— Я знаю.
— А как ты? Правда в порядке?
Анна пожала плечами.
— Доченька, это твоя жизнь. Но ты взвесь все. Такое решение — на всю жизнь.
Вечером Анна сидела на диване и крутила в руках телефон. Набрала номер Кати.
— Дай контакты тех людей из фонда.
— Я знала! — воскликнула подруга. — Сейчас скину.
Анна написала волонтеру. Тот ответил почти сразу. Они договорились о встрече.
В кафе было шумно. Сергей, мужчина лет сорока с сединой на висках, рассказывал о своей работе в фонде.
— Как давно ты туда ездишь? — спросила Анна.
— Третий год. Еще когда дочка была маленькая, я её брал с собой. Сейчас она выросла, говорит, детский сад — это не круто, — он улыбнулся.
— И что, ты знаешь… детей с какими-то диагнозами?
— Конечно. Разные есть. От простой задержки развития до серьезных проблем.
— И… как они? То есть, они счастливые?
Сергей задумался.
— Знаешь, если честно, те, кого забирают в семьи — да, счастливые. Даже с диагнозами. А те, кто остается в системе…
Он не договорил.
— Я была в детском доме полтора месяца назад, — неожиданно для себя сказала Анна. — Познакомилась с мальчиком. Максимом. А потом мне сказали, что в его семье были психические заболевания. Олигофрения.
— И ты испугалась?
— Да. Мама была категорически против.
Сергей кивнул.
— У нас в фонде есть психолог, Ирина. Она консультирует родителей, которые усыновляют. Могу познакомить.
Через два дня Анна сидела в кабинете Ирины.
— Олигофрения — это умственная отсталость, — спокойно объясняла психолог. — Но даже если в роду была такая проблема, это не значит, что она проявится у ребенка. Вы говорите, у него задержка речи?
— Да, но ему только два с половиной.
— Это может быть из-за чего угодно. Из-за условий, в которых он рос первые годы, из-за стресса. Не обязательно из-за генетики.
— Но риск есть?
— Риск есть всегда. Даже с родными детьми. Никто не дает гарантий.
Анна вертела в руках ручку.
— У вас есть страх, — сказала Ирина. — Это нормально. Но спросите себя: чего вы боитесь больше — трудностей или того, что так и не решитесь?
Дома Анна достала телефон и нашла в контактах «Детский дом №3». Палец завис над кнопкой вызова.
Она не смогла нажать.
Прошла неделя. Анна сидела в учительской, перебирая нотные тетради. Кто-то из коллег рядом обсуждал поездку в Питер на выходные. Кто-то жаловался на родителей учеников. Обычный день. Только ей казалось, что она застряла между двумя мирами.
Телефон высветил сообщение от Сергея: «Едем завтра в твой детский дом. Присоединишься?»
Она не ответила.
Вечером мама заглянула в гости с пирогом.
— Чего не звонишь? — она прошла на кухню и включила чайник. — Я волнуюсь.
— Работа, — пожала плечами Анна.
— Всё ещё думаешь о том ребёнке?
Анна промолчала.
— Аня, — мама присела рядом. — Я же не просто так говорю. Ты же одна. Ребёнок — это огромная ответственность. А тут ещё и непонятно, что с ним будет.
— Есть миллионы одиноких матерей, справляются.
— Так у них свои дети! — мама всплеснула руками. — И то не все справляются. А тут… Подумай, если он… больной, это на всю жизнь. Потом не отдашь обратно.
— Никого я не собираюсь отдавать.
Мама помолчала, потом заговорила тише:
— Ты хорошая девочка, добрая. Всегда такой была. Но одно дело пожалеть ребёнка, другое — взять на себя такую тяжесть. Ты ещё молодая. Встретишь человека хорошего, родишь своих детей.
Анна смотрела в окно. Там падал первый снег.
— Я уже большая, мама. И сама могу решать.
— Конечно-конечно, — мама поджала губы. — Только когда что-то случается, к кому ты бежишь?
После маминого ухода Анна долго стояла у окна. Потом набрала сообщение Сергею: «Во сколько завтра выезжаете?»
Утром она ждала у метро. Сергей приехал на старенькой Хонде, ещё двое волонтёров сидели на заднем сиденье.
— Познакомьтесь — Анна, — представил её Сергей. — Сама хотела усыновить, сейчас думает.
— Да мы все так начинали, — засмеялась девушка в сером свитере. — Я тоже сначала просто съездила посмотреть. Теперь каждые выходные там. А дома — два приёмных.
Анна улыбнулась, но внутри стало холодно. Кем они её считают? Доброй тётей, которая привезёт подарки и уедет? Или правда думают, что она может забрать Максима?
В машине говорили о планах на день: занятия с детьми, небольшой концерт. Кто-то привёз новые игрушки, кто-то — пирог.
— А ты, Анна? — спросила вторая девушка.
— Я… — она замялась. — Я только посмотреть.
У ворот детского дома Анна почувствовала, как колотится сердце. Руки стали ледяными.
— Волнуешься? — Сергей положил руку ей на плечо. — Не бойся. Идём.
Внутри всё было как в прошлый раз — тот же запах, те же коридоры. Только во дворе выпал снег, и в группах украсили окна снежинками из бумаги.
— А вы к кому? — спросила молоденькая нянечка.
— Мы волонтёры, — ответил Сергей. — А она… — он кивнул на Анну. — Она была тут. У мальчика, Максима. Помните, наверное.
— Которого на усыновление смотрели? — нянечка глянула на Анну удивлённо.
Они поднялись в ту же группу. Анна остановилась в дверях, боясь войти.
— Вы всё-таки пришли, — воспитательница, та самая, с усталыми глазами, подошла к ней. — А мы думали, что уже не увидим вас.
— Я… не знаю, зачем я здесь.
— Он вас ждал, — просто сказала воспитательница.
— Что? — Анна замерла.
— Первую неделю, как вы ушли, спрашивал. По-своему, конечно. Всё к двери подходил.
Анна почувствовала, как к горлу подступает ком.
— Пойдёмте, — воспитательница повела её к игровой комнате.
В комнате было шумно. Сергей с волонтёрами уже устраивали детей вокруг себя, распаковывали игрушки. А в углу, у окна, сидел Максим. Он сосредоточенно катал всё ту же машинку.
Анна осторожно подошла. Присела рядом.
— Привет, — сказала тихо.
Мальчик поднял голову. Его глаза распахнулись. Он неуверенно встал, сжимая машинку в руке.
— Помнишь меня? — спросила Анна.
Максим шагнул к ней. Потом ещё шаг. И вдруг кинулся, обхватил её шею руками — крепко-крепко. Машинка упала на пол.
Анна обняла его, чувствуя, как дрожит его худенькое тело.
— Тётя, — вдруг сказал он неуверенно.
— Что? — Анна отстранилась, не веря.
— Тётя, — повторил Максим и показал на неё пальцем.
— Он говорит! — воспитательница подошла ближе. — Раньше только мычал.
— Давно начал?
— Пару слов буквально на прошлой неделе. Доктор приезжал, сказал, что хороший признак.
Максим не отпускал Анну весь день. Сидел рядом, когда волонтёры пели песни. Держал за руку, когда ходили на обед. Когда пришло время прощаться, он расплакался — беззвучно, только по щекам катились слёзы.
— Возьми его на руки, — шепнул Сергей.
Анна подняла мальчика, и он тут же обхватил её шею, уткнулся мокрым лицом в плечо.
— Я приду ещё, — пообещала она, гладя его по волосам. — Слышишь? Я приду.
Он всхлипнул.
Заведующая ждала её в коридоре.
— Вы специально приехали? — спросила она.
— Я с волонтёрами.
— Но к Максиму. Несмотря на… диагнозы, — заведующая испытующе смотрела на неё.
— Он говорит?
— Немного. Он очень привязался к вам. Я не уверена, что…»
В этот момент зазвонил телефон Анны. На экране высветилось «Мама». Палец замер над кнопкой.
— Я могу… увидеть его документы снова? — спросила Анна, сбрасывая звонок.
В кабинете заведующей было тихо. Максима увели на дневной сон. За окном всё так же падал снег. Анна перелистывала тонкую папку.
Мать лишена родительских прав. Отец неизвестен. Заключение медкомиссии — задержка речевого развития.
— А что всё-таки с его родственниками? С бабушкой? — спросила Анна.
— Официально в личном деле диагноза нет. Но персонал, который общался с матерью, говорил, что у неё мать была… с особенностями.
— С какими конкретно?
Заведующая развела руками:
— Точно никто не знает. Я предупредила вас о возможных рисках. Закон обязывает рассказать всё, что нам известно.
Телефон снова зазвонил. «Мама». Анна выключила звук.
— Максим… он привык к вам. Если вы продолжите приходить, а потом снова исчезнете…
Анна подняла глаза от документов:
— Можно мне увидеть его перед уходом?
— Он спит.
— Всё равно. Пожалуйста.
В спальне было полутемно. Максим лежал, свернувшись калачиком, под тонким одеялом. Анна присела на край кровати и осторожно погладила его по голове. Он не проснулся, только чуть повернулся во сне.
Телефон беззвучно мигнул ещё одним звонком от матери.
Анна вернулась домой поздно. В квартире было темно и холодно. Она не включала свет, так и села у окна в полумраке.
В голове крутились обрывки фраз.
«Тётя», — голос Максима, неуверенный, тихий.
«Это на всю жизнь», — голос матери, уверенный, жёсткий.
«Он к вам привязался», — голос заведующей.
«Никто не даёт гарантий», — голос психолога.
Телефон снова зазвонил. На этот раз отец.
— Аня, ты где? Мама волнуется, звонит тебе целый день.
— Я дома. Телефон не слышала.
— Ты в порядке?
— Да. Скажи маме, что я перезвоню завтра.
Она не перезвонила.
На следующий день после работы Анна снова поехала в детский дом. Одна, без волонтёров. На автобусе, потом пешком по заснеженной дороге.
Максим увидел её в дверях и замер с игрушкой в руках. Потом улыбнулся — неуверенно, как будто боялся, что она исчезнет.
— Тётя, — сказал он и подбежал к ней.
Весь вечер они играли вместе. Он показывал ей свою кроватку, свой шкафчик с одеждой. Всё пытался что-то сказать, но слов не хватало. Анна смотрела, как он старается, как напрягается его лицо, когда он не может найти нужное слово. Сердце сжималось.
Когда пришло время уходить, он не плакал. Только смотрел серьёзно, как взрослый.
— Я приду завтра, — пообещала Анна.
Дома она открыла ноутбук и стала искать информацию о задержке речевого развития, о методах развития речи. Она читала до глубокой ночи.
Утром позвонила на работу и взяла отгул.
На пороге квартиры стояла мать. Лицо осунувшееся, глаза красные, как будто не спала.
— Что происходит? — с порога спросила она. — Почему не отвечаешь на звонки?
— Проходи, — Анна отступила в коридор.
В комнате мать огляделась — везде книги, распечатки.
— Что это? — она взяла один из листов.
— Информация о развитии речи у детей.
Мать медленно опустилась на стул.
— Ты опять ездила туда?
— Да.
— Зачем? — в голосе звучало отчаяние. — Зачем мучить себя? И ребёнка?
— Он сказал «тётя», когда увидел меня, — тихо ответила Анна. — Он ждал меня. Он помнил.
— Аня, ты же учительница музыки, а не дефектолог, не логопед. Тебе же самой будет тяжело. И ему. Ты подумала о нём?
— Я только о нём и думаю.
Мать встала, нервно сжимая сумку:
— Я не понимаю тебя. Ты всегда была такой разумной. И вдруг… Ты хоть отца пожалей. Он волнуется.
Анна прикрыла глаза:
— Я еду сегодня в детский дом.
— Снова? — мать всплеснула руками. — Ты совсем с ума сошла?
— Я решаю, мама. Это моя жизнь. Моё решение.
Мать посмотрела на неё долгим взглядом.
— Что ж, — сказала она тихо. — Ты взрослая. Решай. Только потом не говори, что мы тебя не предупреждали.
После её ухода Анна собрала сумку. Книжка с картинками, которую купила по дороге. Яблоко. Маленькая машинка.
В детском доме её уже знали. Кивали, пропускали без вопросов.
Максим играл с другими детьми. Увидев её, бросил игрушки и побежал навстречу.
— Тётя!
— Привет, — она обняла его. — Я принесла тебе книжку. Хочешь посмотреть?
Они сидели на подоконнике. За окном падал снег. Максим внимательно рассматривал картинки. Иногда показывал пальцем и пытался называть предметы. Анна терпеливо повторяла за ним, поправляла.
— Машина.
— Ма-и-на, — старательно повторял он.
— Молодец. Машина.
— Ма-ши-на, — он улыбался, довольный собой.
Уходя вечером, она завернула в кабинет заведующей.
— Я хочу восстановить процедуру, — сказала Анна.
Заведующая сняла очки.
— Вы уверены? Я вас предупреждала…
— Максим — обычный ребёнок. С задержкой развития. Мне всё равно, что там с его родственниками.
— Знаете, — заведующая помолчала. — Если бы все так рассуждали… В нашей системе все с чем-то не так. Или с документами, или с диагнозами.
Она посмотрела на Анну и улыбнулась:
— Приходите завтра с утра. Я подготовлю бумаги.
Когда Анна вышла на улицу, уже стемнело. Падал снег. Телефон показывал пять пропущенных от матери.
Она набрала номер отца.
— Привет, пап.
— Привет, родная. Мама сказала, ты опять была в детском доме.
— Да. Я решила, пап. Я подаю документы на усыновление.
Тишина в трубке.
— Пап?
— Я слышу, — голос отца был спокойным. — Ты уверена?
— Да.
— Тогда… — он откашлялся. — Тогда, может, мне поговорить с твоей мамой?
— Поговори, — Анна смахнула снежинку с ресниц. — Но даже если она не примет, я всё равно это сделаю.
— Он хороший мальчик?
— Да, пап. Очень.
— Тогда всё будет хорошо.
Анна шла по заснеженной дорожке к остановке. В сумке лежала книжка с потрёпанными страницами, которую они рассматривали с Максимом. В голове звучали его старательные попытки произнести слова. Почему-то она больше не боялась.
Телефон зазвонил снова. «Мама». Анна глубоко вдохнула и нажала кнопку «ответить».
— Алло. Да, мам. Прости, что не перезванивала. Слушай, мне надо тебе кое-что рассказать. Важное.
Снег падал на плечи, таял на волосах. Впереди горел фонарь автобусной остановки. Анна говорила в телефон, медленно и уверенно. Без страха. Наконец-то — без страха.
