Черт бы побрал эти пироги! Я едва не уронила сковороду, когда услышала этот елейный голосок на моей кухне: «Здравствуй, Оленька!» Мама Ромы, моего мужа, собственной персоной, Людмила Петровна, стояла на пороге, как королева, с огромной авоськой продуктов и видом хозяйки жизни. Как будто это она тут последние три года отпахивала на две работы, чтобы внести свою долю за нашу крохотную двушку. Ладно бы позвонила, предупредила. Но нет, явилась, как снег на голову в июле.
— Людмила Петровна? Вы… что вы здесь делаете? – только и смогла выдавить я, стоя в своем любимом кухонном фартуке с клубничками, вся в муке.
— Пришла вас проведать, Олечка. Ромочке помочь. Что-то у вас тут, смотрю, не очень чисто.
Она окинула взглядом мою идеально (по моим меркам, конечно) чистую кухню.
Вот тут у меня и сорвало предохранители.
— Людмила Петровна, мы не ждали вас сегодня. И вообще, кажется, у вас другой район!
А она, как ни в чем не бывало, прошествовала вглубь квартиры, осматривая все так, будто это ее личная собственность.
— Да какая разница, Оленька? Эта квартира – Ромина, значит, и наша семейная. А ты тут живешь, значит, и я имею право заглянуть, как тут мой мальчик устроился.
Я застыла, как громом пораженная. Мой Рома, мой мальчик! Да он мужик уже, тридцать лет в обед! И мы, между прочим, эту квартиру в ипотеку взяли, и я пашу, как лошадь, чтобы ее выплатить. Но что говорить, если Людмила Петровна умудрилась еще год назад выклянчить у Ромы ключи, мотивируя это тем, что квартира-то на нем оформлена, а значит, все, что Ромино, то и мамино.
Я стояла, словно в рекламе про несчастную невестку, в жизнь которой вторглась свекровь-монстр.
— Людмила Петровна, мы вместе платим ипотеку. Квартира оформлена на Романа, да, но это не значит, что вы можете приходить сюда, когда вам вздумается.
Она прищурилась и выдала свой коронный номер:
— Моя кровь здесь живет! Я здесь внуков нянчить буду! Замолчи, и не смей перечить мне! Я здесь буду жить, сколько пожелаю!
И тут, как назло, вернулся Рома. Замер на пороге, увидел маму, восседающую на нашем диване с кружкой какао, и меня, стоящую в фартуке, явно на взводе.
— Мам, ты чего тут делаешь? Без предупреждения?
— Да просто зашла чайку попить, Ромочка. Неужели тебе неприятно, что мама в гости пришла?
Рома промолчал. И это молчание было хуже любой ссоры. Он, как всегда, старался избежать конфликта. Он всегда избегал конфликтов, особенно с мамой. Ему проще было промолчать, чем сказать хоть слово в мою защиту.
На следующий день Людмила Петровна пришла снова. И потом еще. И еще. С ключами, кастрюлями, тряпками и бесконечными советами. Она переставляла вещи, критиковала мои шторы, плевалась на цвет дивана. «Вот у меня дома…», «А вот раньше…», «Тебе бы, Олечка, поучиться готовить…».
Я пыталась поговорить с Ромой, но он только отмахивался.
— Ну, мам такая. Что я могу сделать? Тебе что, сложно, что ли?
Сложно! Да мне было невыносимо! Я чувствовала себя не хозяйкой в своем доме, а какой-то временной жиличкой, которую терпят из милости.
И тогда я решилась. Достала все документы, распечатала банковские выписки, расписала все суммы, которые мы с Ромой вложили в эту чертову квартиру. И выяснилось, что больше 60% выплат – это мои деньги. Потому что я вложила в ипотеку часть материнского капитала, который получила после рождения нашей дочки, Анечки.
— Рома, – сказала я твердо. – Я подаю заявление в Росреестр, чтобы квартира была оформлена и на меня тоже. Хватит, чтобы твоя мама считала, что это только твой дом.
Когда Людмила Петровна узнала о моем решении, у нее случилась натуральная истерика. Она кричала, что я хочу ее выжить, что она ради Ромы жизнь положила, а я, чужая женщина, ей теперь указываю.
— Я не чужая, Людмила Петровна! Я жена Ромы, и в этом доме я больше, чем гость. В отличие от вас!
И впервые за все это время Рома не встал на сторону матери. Он посмотрел на нее долгим, каким-то уставшим взглядом и сказал:
— Мам, нам нужно немного дистанции. Я люблю тебя, но ты вмешиваешься слишком сильно. Пожалуйста, отдай Оле ключи.
Людмила Петровна хлопнула дверью так, что чуть стекла не вылетели, и напоследок заорала:
— Я все на Костика перепишу! Вот тогда посмотрим!
(Костик – это сын Людмилы Петровны от первого брака, с которым Рома никогда не ладил).
Я обернулась к Роме.
— Ты думаешь, она это сделает?
Он пожал плечами.
— Не знаю, Оль. Если для нее важнее делить имущество, чем наша семья, значит, ей с нами не по пути.
——————
Прошел год. Мы с Ромой погасили большую часть ипотеки и оформили квартиру в совместную собственность. Жили спокойно, без визитов без предупреждения. Без «я просто зашла чайку попить». Без Людмилы Петровны. Она обиделась на нас смертельно и перестала общаться. Я не звонила. Рома тоже.
Однажды вечером зазвонил дверной звонок. Рома, уткнувшись в компьютер, буркнул:
— Оль, посмотри, кто там.
Я открыла дверь и увидела Людмилу Петровну. В руках у нее был пакет с пирожками и какая-то пластиковая папка. Лицо у нее было какое-то помятое, взгляд виноватый.
— Можно войти, чтобы поговорить? – тихо спросила она.
Я молча отступила в сторону. Людмила Петровна села на краешек стула в прихожей и начала говорить, сбивчиво и неуверенно.
— Я… я все обдумала. И, наверное, погорячилась тогда. С ключами, с квартирой, с обвинениями. Я просто… Я не думала, что меня так вычеркнут из вашей жизни.
— Мы не вычеркивали, Людмила Петровна. Мы защищали свое.
Она достала из папки какое-то сложенное пополам свидетельство.
— Я решила переписать все на Анечку. Все, что у меня есть. Не знаю, сколько мне осталось. Но хочу, чтобы вы знали: я поняла. Вы – семья. И моя внучка – здесь, а не где-то там, не в ссоре.
Внутри меня все сжалось. Верить ей? Или ждать подвоха?
— Мы ничего не требовали, Людмила Петровна.
— Я знаю. Я хочу отдать по своей воле. И… можно я иногда буду приходить видеться с Анечкой? Только по приглашению. Или по расписанию, как вы скажете.
После ее ухода Рома, выглянув из комнаты, спросил:
— Кто приходил?
Я протянула ему свидетельство.
— Твоя мама. Приходила мириться. Вот, завещание на Анечку переписала.
Рома взял бумагу, прочитал и опустился на диван.
— И что, помирились?
Я пожала плечами.
— Может быть. Может быть, у нас теперь будет шанс выстроить все заново. Только уже правильно.
Рома обнял меня крепко-крепко.
— Главное, чтобы мы вдвоем решали, кто за какой дверью…
