Людмила стояла перед зеркалом в прихожей и поправляла шарфик. Кажется, еще вчера была молодой женой, которая готовила завтраки и целовала мужа на пороге. А сегодня — бабушка с морщинками вокруг глаз и седыми прядками у висков.
— Ладно, хватит себя разглядывать, — пробормотала она и схватила сумочку.
День рождения внучки Аришки. Семь лет малышке исполняется! И надо же — ни одного приличного подарка так и не выбрали с Павлом. Вчера обещал: «Завтра обязательно сходим, Людочка». А утром — звонок: «Дела горят, извини, сама как-нибудь».
Сама, сама. Всегда все сама.
Но сегодня — особенный день. Людмила решила сделать сюрприз мужу: заглянуть к нему в офис, вытащить на полчасика и вместе выбрать что-то красивое для Аришки. Как в молодости делали — спонтанно, с улыбкой.
Офис встретил знакомым запахом кофе и копировальной техники. Секретарша Катя отвлеклась от компьютера:
— Людмила Сергеевна! А Павел Иванович у себя, но он занят.
— Ничего, подожду, — улыбнулась она. — Или лучше тихонечко зайду, сюрприз устрою.
Катя замялась, но кивнула. Людмила подошла к знакомой двери кабинета. Приоткрыла тихонько.
И замерла.
— Людка еще ничего не знает, — донесся голос мужа. Взволнованный, почти шепчущий. — Потерпи немного, Лен. Скоро всё будет иначе.
Женский смех. Молодой, звонкий.
— Павлуша, ну сколько можно ждать? Мне уже надоело прятаться!
Людмила почувствовала, как земля уходит из-под ног. Сердце забилось где-то в горле, руки стали ватными. Она стояла, вцепившись в дверную ручку, и не могла пошевелиться.
— Пойми, дорогая… Двадцать восемь лет брака не перечеркнешь просто так. Но с тобой я чувствую себя настоящим мужчиной, а не домашним дедушкой.
— А я что — должна всю жизнь быть твоей тайной?
Голос девушки стал капризным, обиженным.
Людмила медленно отступила от двери. Ноги не слушались, в голове звенело. Она дошла до стула в приемной и рухнула на него.
— Людмила Сергеевна, вам плохо? — забеспокоилась Катя.
— Нет-нет, всё хорошо. Передайте Павлу Ивановичу, что я, что у меня дела срочные. Он поймет.
И она выбежала из офиса, не оборачиваясь.
На улице был обычный октябрьский день. Люди спешили по своим делам, светило неяркое солнце. А в её мире только что что-то безвозвратно сломалось.
Людмила села в автобус и уставилась в окно. Город проплывал мимо как в тумане — знакомые улицы, магазины, где она покупала продукты, парк, где гуляла с внуками. Всё то же самое, а мир перевернулся.
«Людка ничего не знает» — эти слова крутились в голове, как заезженная пластинка. Значит, она — Людка. Не Людочка, не любимая. Людка. Помеха, которую нужно обманывать.
Дома она машинально принялась готовить ужин. Руки делали привычные движения — чистили картошку, резали мясо, помешивали в кастрюле. А внутри всё горело.
— Мам, ты чего такая бледная? — спросила дочь Оксана, заглянув на кухню.
— Устала немного, — соврала Людмила, не поднимая глаз от плиты.
— А папа где? Обещал с подарком для Аришки помочь.
Людмила чуть не уронила половник. Подарок! Она же за этим к нему ехала!
— У него дела, — проговорила она едва слышно.
Оксана пожала плечами и ушла к себе. А Людмила продолжала стоять у плиты и думать. О чём она думала все эти годы? О семье, о детях, о том, чтобы всем было хорошо. А о себе? Когда она думала о себе в последний раз?
Павел вернулся к восьми, как всегда. Привычно чмокнул её в щёку, сел к телевизору.
— Как дела, дорогая? — спросил он, не отрываясь от экрана.
Дорогая. А час назад другую так называл.
— Хорошо, — ответила она. — Ужин готов.
За столом он рассказывал о работе, жаловался на клиентов. Людмила кивала, улыбалась в нужных местах, подливала суп. Как всегда. Только теперь каждое его слово отзывалось болью в груди.
Когда советы не помогают
На следующий день Людмила не выдержала и позвонила Оксане.
— Оксаночка, можно к тебе заехать? Поговорить надо.
Дочь встретила её с тревогой в глазах:
— Мам, что случилось? Ты вчера была какая-то не такая.
Людмила долго не могла начать. Как сказать дочери, что её отец… Что их семья — это ложь?
— Дочка, а если, — она сглотнула комок в горле, — если узнаешь, что муж тебя обманывает, что у него кто-то есть… Что делать?
Оксана побледнела:
— Мам, ты о чём? Папа что, изменяет?
— Я слышала разговор. Он думает, что я ничего не знаю.
— Боже мой, — Оксана опустилась на диван рядом с матерью. — Мам, но может, ты что-то не так поняла? Может, это рабочие вопросы?
— «С тобой я чувствую себя настоящим мужчиной» — это рабочие вопросы? — горько усмехнулась Людмила.
Дочь долго молчала, а потом сказала:
— Мам, знаешь. Может, стоит поговорить с ним? Выяснить всё честно. А потом… Ну мужчины же дурные иногда. Может, это временное помутнение? Кризис среднего возраста?
— Ты думаешь, простить его? — удивилась Людмила.
— А что ещё остаётся? Разводиться в пятьдесят два года? Делить имущество, ссориться из-за внуков. Мам, подумай о семье. О нас. Может, лучше понять и простить? Ради всех нас?
Людмила смотрела на дочь и не узнавала её. Когда Оксана стала такой практичной? Когда семейное благополучие стало важнее человеческого достоинства?
— Я подумаю, — сказала она и ушла.
Ночные размышления
Дома Людмила села на кухне с чашкой чая. За окном темнело, в квартире было тихо — Павел, как обычно, храпел в спальне. Она думала о словах дочери. Понять и простить. Ради семьи.
А что такое семья, если в ней нет правды? Если один человек живёт двойной жизнью, а другой должен это терпеть «ради благополучия»?
Та девушка у мужа — наверняка молодая, красивая. С ней он чувствует себя «настоящим мужчиной». А с женой уже двадцать восемь лет притворяется?
В голове всплыли воспоминания. Как давно они не разговаривали по-настоящему? Как давно не смеялись вместе, не мечтали о чём-то? Когда их отношения превратились в быт — завтрак, работа, ужин, телевизор, сон?
«№Может, я сама виновата?» — подумала она. —Может, я стала скучной, неинтересной?»
Но потом вспомнила его слова: «Людка ничего не знает». Не «жена», не «Людмила»… Людка. Как будто она — досадная помеха в его новой жизни.
И тогда что-то внутри неё щёлкнуло. Как рычаг, который долго не мог сдвинуться с места, а потом резко переключился.
Нет. Она не будет «понимать и прощать». Не будет притворяться, что ничего не знает. И ждать, когда ее бросят окончательно.
Холодная решимость
Утром Людмила проснулась с удивительным чувством ясности. Голова больше не гудела, сердце не колотилось. Она лежала рядом с храпящим мужем и понимала: решение принято. Не в порыве злости или обиды — просто и окончательно.
Павел, как обычно, торопился на работу. Хватал галстук, ругался на помятую рубашку, искал ключи.
— Людочка, ты кофе не поставила? — крикнул он из кухни.
Людочка. Ишь ты.
— Сам поставишь, — спокойно ответила она, не выходя из спальни.
— Что? — Павел остановился в дверях, удивлённо глядя на жену. — Ты заболела?
— Нет. Я здорова. Впервые за много лет — совершенно здорова.
Он пожал плечами и убежал. А Людмила методично начала собирать документы. Паспорт, свидетельство о рождении, диплом.
Потом села за стол и написала заявление на отпуск. За свой счёт, на месяц.
— Людмила Сергеевна, вы уверены? — удивилась начальница. — У нас сейчас горячая пора.
— Абсолютно уверена, — ответила она твёрдо. — Мне нужно время. Для очень важных дел.
Вечером, когда Павел вернулся домой, она ждала его в гостиной. Сидела в кресле, сложив руки на коленях. Как на приёме у врача.
— Паша, нам нужно поговорить.
Разговор без масок
Он сразу почувствовал неладное. Даже телевизор включать не стал, сел напротив.
— Что случилось, дорогая?
— Вчера я заезжала к тебе в офис, — начала Людмила ровным голосом. — Хотела сюрприз сделать, вместе подарок внучке выбрать. Но услышала твой разговор с Леной, кажется?
Павел побледнел, открыл рот, но она подняла руку:
— Не надо врать. Не надо оправдываться. Я всё слышала. «Людка ничего не знает», «С тобой я чувствую себя живым». Помнишь?
— Людочка, я, это не то, что ты думаешь.
— А что это? — спросила она с любопытством, как будто обсуждали погоду. — Деловые переговоры? Или ты правда думаешь, что я настолько глупа?
Он замолчал, глядя в пол. Впервые за годы брака — без слов.
Она встала, подошла к окну.
— Обидно не то, что у тебя есть любовница. Обидно, что ты называешь меня Людкой. Как будто я — досадная помеха в твоей новой жизни. Как будто этих двадцати восьми лет не было.
— Люда, пожалуйста. Мы можем всё исправить. Я закончу эти отношения, мы начнём сначала.
— Нет, — сказала она тихо. — Мы ничего не будем исправлять. Потому что исправлять нечего. Ты сделал выбор. И я делаю свой.
Свобода
Людмила повернулась к мужу. На лице её была странная улыбка — не злая, не обиженная. Спокойная.
— Я ухожу, Паша. Завтра же. У меня отпуск, я поеду к Галке в Сочи. А потом посмотрим.
— Как это — уходишь? А квартира? А дети? А внуки?
— Квартира твоя, я на неё никогда не претендовала. Дети взрослые, разберутся. А внуков, — она помолчала, — внуков я буду навещать. Или они ко мне будут приезжать. В мою новую жизнь.
— Людка, ты спятила! В пятьдесят два года начинать новую жизнь? Да кому ты нужна? Одинокая бабка с внуками!
Вот оно. «Людка», «бабка». Вся правда об отношении мужа к ней.
— Знаешь, Паша, — сказала она, собирая документы со стола, — я нужна себе. А остальное… посмотрим.
Она пошла в спальню паковать вещи. Павел бегал за ней, что-то говорил про семью, про скандал, про то, что скажут люди. Но она его уже не слышала.
В чемодан складывались не просто вещи — складывалась новая жизнь. Та самая, которую она откладывала на «потом» двадцать восемь лет. Потом, когда дети вырастут. Потом, когда муж на пенсию выйдет. Потом, когда внуки подрастут.
А потом оказалось сейчас.
— Ты пожалеешь! — кричал Павел. — Ты вернёшься на коленях! Ты поймёшь, что без меня ты никто!
Людмила остановилась, посмотрела на него внимательно. Она его не ненавидела. Просто больше не любила. И это было освобождающе.
— Спасибо тебе, Паша, — сказала она искренне. — За то, что освободил меня от иллюзий.
Она взяла чемодан и пошла к двери. На пороге обернулась:
— Желаю тебе счастья с Леной. Искреннего счастья. А я наконец-то буду жить для себя.
И вышла.
Прошел год
Людмила сидела в кафе на набережной Сочи и смотрела на море. Загорелая, в лёгком платье, с короткой стрижкой — она выглядела моложе своих лет. И счастливее, чем когда-либо.
— Людочка, пора! — позвала её Галина, подруга детства. — Автобус через полчаса!
Сегодня их клуб «55+» ехал в горы. Вчера были на экскурсии в дендрарии, завтра планировали морскую прогулку. Людмила и не подозревала, что жизнь может быть такой насыщенной.
Телефон зазвонил — звонила Оксана.
— Мам, приедешь на день рождения Аришки? Ей уже восемь!
— Конечно, дочка. Я же обещала.
— А папа тоже будет. Он один сейчас. Лена его бросила месяца три назад. Говорит, что ты была права во всём.
Людмила улыбнулась. Павел звонил ей дважды — просил вернуться, клялся, что всё изменит. Но она была непреклонна. Назад дороги не было.
— Хорошо, мы увидимся на празднике.
— Мам, а ты не жалеешь?
Людмила посмотрела на море, на яхты, скользящие по волнам, на чаек, кружащих над водой.
— Знаешь, дочка, я жалею только об одном. Что не сделала этого раньше.
День рождения внучки прошёл мирно. Павел выглядел постаревшим, осунувшимся. Пытался заговаривать с бывшей женой, но она была вежливо-отстранённой. Как с дальним знакомым.
— Бабушка красивая, — шепнула Аришка дедушке. — Она теперь путешественница!
Оксана наблюдала за родителями и вдруг поняла: мама права. В её глазах появился блеск, которого не было годами. А отец, отец просто постарел.
— Мам, — подошла она к Людмиле перед уходом, — прости меня. За то, что советовала терпеть. Ты молодец.
Людмила обняла дочь:
— Я никого не осуждаю, дорогая. У каждого свой путь.
На пороге она обернулась к Павлу:
— Счастья тебе, Паша. Искреннего.
И ушла — лёгкой походкой женщины, которая наконец-то знает, чего хочет от жизни.
А через неделю улетела в Прагу. С клубом путешественников. В свою новую, настоящую жизнь.
