Вера таяла, когда звонил сын. Правда в основном весь разговор сводился к выслушиванию его жалоб на жизнь.
— Мам, у меня всё плохо, — позвонил он в очередной раз. — Света опять скандалит, и чего ей не хватает…
Вера слушала, сочувствовала, давала советы. Иногда даже деньгами помогала — из своей скромной пенсии.
— Ты единственная, кто меня понимает, — говорил Михаил.
И Вера таяла. Ей хотелось быть нужной. Хотелось чувствовать себя важной в чьей-то жизни.
Тамара Ивановна из соседней квартиры звонила почти каждый день:
— Верочка, ты в магазин? А не трудно тебе заодно и мне хлебушка купить?
Вера бегала, покупала. Говорила себе, что это христианский долг — помогать ближним. Что она же действительно дома, действительно не очень занята.
Людмила из квартиры напротив просила редко, но метко:
— Верочка, не присмотришь за квартирой? Мы на дачу уезжаем — цветы полить, почту забрать.
— Верочка, а ты ведь дома днём? Слесарь придёт — встретишь? А то нам с работы не отпроситься.
И Вера соглашалась. Всегда соглашалась. Потому что как сказать «нет» людям, которые нуждаются в помощи?
Только почему тогда перед сном она часто чувствовала себя выжатой? Почему иногда хотелось просто закрыть дверь и не отвечать на звонки?
Но на следующий день снова бежала по чужим просьбам, снова слушала чужие жалобы, снова была удобной.
До того дня, когда Людмила принесла пуделя.
И всё изменилось.
Вера протирала окна, когда в дверь постучали. Не позвонили — постучали. Как будто кто-то боялся, что не откроют.
— Верочка, родненькая! — Людмила из квартиры напротив стояла на пороге с собачьим поводком в руках. За её ногой выглядывала кудрявая морда — пудель Барни, белый как облако. — Выручай, а? Ну прям караул!
Вера вытерла руки о фартук. В шестьдесят три года она научилась распознавать тон «а ну-ка помоги». Людмила говорила именно таким.
— Что случилось-то?
— Да мы с Геннадием завтра в Сочи улетаем! Путёвки горящие попались — отказаться нельзя. А Барни, — она потянула поводок, и собака неохотно вышла из-за её ног. — Его девать некуда.
Барни сидел и смотрел на Веру карими глазами. Умными такими. Как будто понимал, что решается его судьба.
— А питомник? — спросила Вера, хотя уже знала ответ.
— Да ты что! Денег таких нет. Да и стресс для собаки, — Людмила сделала паузу. — Верочка, ну ты же дома всё время. Тебе не трудно?
— На сколько? — спросила Вера тихо.
— Да всего на две недельки! — Людмила просияла. — Он хороший, послушный. Кушает всё, не капризный. Гуляете же вы утром и вечером — вот и прихватите его с собой.
Барни вильнул хвостом. Один раз. Неуверенно.
— У меня же даже кота нет. А тут собака. Я не знаю, как…
— Да что там знать! Корм дам, миску. Он сам всё понимает — умная собака. Породистая.
Людмила уже протягивала поводок. Как будто дело решённое.
Вера взяла поводок. Почувствовала, как тёплая кожа ремешка ложится в ладонь. Барни посмотрел на неё снизу вверх. В его взгляде было что-то покорное.
— Ну, хорошо, — сказала Вера. — Только на две недели.
— Ой, спасибо! — Людмила уже тащила из-за угла пакет с кормом и игрушками. — Вот, всё тут. Кушает утром и вечером. Гуляет тоже два раза. Если что — звони, но мы завтра рано улетим, самолёт в шесть утра.
И всё. Людмила исчезла за своей дверью, оставив Веру наедине с пуделем.
Они смотрели друг на друга.
— Ну что, Барни, — сказала Вера. — Похоже, теперь мы соседи по комнате.
Собака тихо гавкнула. Как будто соглашалась.
Первые звоночки
Две недели пролетели незаметно. Вера привыкла к Барни быстрее, чем ожидала. Утром он тихо подходил к её кровати, ставил лапы на одеяло и смотрел — мол, пора на прогулку. Вечером устраивался рядом с креслом, пока она смотрела телевизор.
— Хороший ты пёс, — говорила ему Вера. — Воспитанный.
И правда — воспитанный. К туалету приучен, не грыз мебель, не лаял попросту. Только иногда подходил к входной двери, принюхивался и тихо скулил. Ждал, наверное.
В пятницу Вера набрала Людмилин номер.
— Алё? — голос соседки звучал расслабленно, с морским привкусом.
— Людочка, это Вера. Вы когда прилетаете? Барни уже соскучился.
Пауза. Длинная такая, неприятная.
— Ой, Верочка… А мы решили ещё немножко задержаться. Тут такая красота! И море тёплое ещё. Ты не против?
— На сколько задерживаетесь?
— Да дней на пять. Может, на неделю. Ты же справляешься? Он же не доставляет хлопот?
Вера посмотрела на Барни. Тот лежал на коврике и смотрел на неё своими умными глазами.
— Справляюсь, конечно. Но…
— Ну вот и отлично! Спасибо тебе огромное! Мы тебе гостинцев привезём!
Гудки. Людмила сбросила звонок.
Барни подошёл, положил морду на колени Вере. Как будто чувствовал, что что-то не так.
— Ничего, — сказала ему Вера. — Ещё недельку потерпим.
Но недельки не получилось.
Истина открывается
В понедельник следующей недели Людмила с Геннадием вернулись. Вера видела, как они тащили чемоданы по лестнице, смеялись, что-то обсуждали. Загорелые, отдохнувшие.
Барни услышал голоса, подбежал к двери, завилял хвостом.
— Слышишь? — сказала ему Вера. — Твои хозяева вернулись.
Но никто не пришёл.
Не пришли во вторник. Не пришли в среду.
В четверг Вера не выдержала. Постучала к соседям сама.
— Верочка! — Людмила открыла дверь, но на порог не пригласила. — Как дела? Как наш Барни?
— Хорошо, — сказала Вера осторожно. — Когда заберёте?
— А знаешь, — Людмила замялась. — Мы тут подумали… Ты же с ним отлично справляешься. И он к тебе привык. А нам, честно говоря, тяжело стало. Мы отдохнули — и поняли, как без собаки хорошо. Никаких тебе прогулок, уборки, ветеринаров.
Вера стояла и не верила своим ушам.
— То есть как — тяжело?
— Ну, мы уже не молодые. А собака — это ответственность. Ты же дома всегда, тебе не трудно. А мы работаем, устаём.
— Людмила, — голос у Веры дрожал. — Вы хотите сказать, что не собираетесь забирать Барни?
— Ну, если ты не против. Он же хороший, ты сама говорила.
За спиной Людмилы показался Геннадий.
— Слушай, Верка, — сказал он как-то по-свойски. — Мы с Людкой правда устали от этой собачьей возни. А ты ведь всё равно одна сидишь дома. Хоть дело будет.
Надо же. У неё появилось дело.
— Я не подписывалась содержать вашу собаку! — возмутилась Вера громче, чем хотела. — Я согласилась на две недели!
— Ну не кричи, — Людмила испуганно оглянулась на лестницу. — Соседи услышат. Мы же не заставляем. Просто, если тебе жалко животину… Мы можем в приют сдать. Или на улицу выпустить.
Вера смотрела на соседей и не узнавала их. Эти люди жили рядом пять лет. Здоровались. А теперь…
— Подумай, — сказала Людмила и захлопнула дверь.
Вера вернулась к себе. Села в кресло. Барни подошёл, положил голову на подлокотник. Смотрел преданными глазами.
— Что же это такое, — прошептала Вера. — Что же это такое творится.
Вечером позвонила сыну.
— Мам, это их собака — пусть и забирают, — сказал Михаил раздражённо. — Не нравится — в суд подавай. Или выкинь на порог к ним. Не твоя проблема.
— Миша, ты понимаешь, что говоришь? Живое существо.
— Да понимаю я! Мам, тебя всю жизнь используют. Научись наконец говорить «нет»!
Михаил был прав. И это было больнее всего.
Но как можно сказать «нет» Барни? Который доверчиво спит у её ног и не понимает, что стал никому не нужен.
Последняя капля
Прошла неделя. Вера металась между чувством справедливости и привязанностью к Барни. Собака стала частью её жизни — встречала, грела ноги по вечерам, составляла компанию на прогулках.
Но несправедливость жгла изнутри.
Во вторник к Вере пришла Людмила. Без стука, как к себе домой.
— Верочка, тут такое дело… — начала она, даже не поздоровавшись. — Мы с Геннадием в ипотеку квартиру покупаем. Побольше. А эту продаём.
Вера поставила чайник, не оборачиваясь.
— И что?
— Ну покупатели завтра смотреть придут. А тут собачьи миски, игрушки. Они подумают, что мы с животными жили. Цену собьют.
— При чём тут я?
— Ну ты же Барни к себе забрала, — Людмила говорила таким тоном, словно это Вера её об этом просила. — Вот и забери его вещи. Окончательно.
Вера обернулась. Людмила стояла посреди кухни с пакетом в руках — миски, игрушки, поводок запасной.
— Людмила, ты понимаешь, что говоришь? Ты окончательно отказываешься от собаки?
— Да не отказываюсь я! — соседка вспыхнула. — Просто, у тебя ему будет лучше. Ты дома постоянно. Нам теперь ипотеку платить — какая собака? А ты на пенсии, свободное время. В общем, если тебе так жалко пса — оставляй себе.
— А если не жалко?
Людмила пожала плечами.
— На улицу выпустим. Или в приют. Мне без разницы.
— На улицу? — Вера не верила своим ушам. — Породистую собаку, которая пять лет с вами жила?
— Слушай, Верка, — голос Людмилы стал жёстким. — Ты вообще-то должна быть благодарна. Мы тебе компаньона подарили. В твоём возрасте — это счастье. А ты ещё недовольна.
Подарили компаньона. А она просила?
Вера смотрела на соседку и вдруг ясно увидела как её использовали. Как она позволила себя использовать. Из вежливости. Из страха конфликтов. Из привычки быть удобной.
— Убирайся, — сказала она тихо.
— Что? — Людмила не поняла.
— Убирайся из моей квартиры! — крикнула Вера так, что Барни испуганно залаял.
Людмила отшатнулась.
— Ты что, с ума сошла?
— Нет. Я наконец-то пришла в себя.
Объявление войны
После ухода Людмилы Вера села за компьютер. Руки дрожали — от злости, от решимости. Барни лежал рядом, положив морду на её тапочку.
Первым делом — в управляющую компанию. Официальная жалоба на жестокое обращение с животными. Людмила и Геннадий добровольно передали собаку на временное содержание, а теперь отказываются забирать.
Второе — районная группа в соцсетях. Вера никогда там не писала, только читала. Но сейчас…
«Соседи попросили присмотреть за собакой на две недели отпуска. Вернулись месяц назад. Сегодня сказали, что собака им не нужна, пусть живёт у меня или на улице. Считают, что мне «всё равно делать нечего». Хочу, чтобы люди знали, с кем живут рядом. Людмила и Геннадий Х., подъезд 2, квартира 23».
Приложила фото Барни. И скриншот переписки, где Людмила писала «всего на две недельки».
Пост набрал сто лайков за полчаса. Комментарии пошли жёсткие:
«Твари. Жалко собаку».
«Вера, оставляйте себе пса. А этих в чёрный список».
«Знаю этих. Геннадий ещё парковочное место у инвалида отжал. Те еще сволочи».
К вечеру пост увидели полрайона.
В восемь позвонила Людмила. Голос дрожал:
— Верка, ты что наделала? У нас покупатели отказались! Говорят, не хотят связываться с неадекватными продавцами!
— А я что наделала? — спросила Вера спокойно. — Правду написала?
— Какую правду? Ты всё извратила! Мы же не выбрасывали собаку!
— Нет. Вы хотели, чтобы я это сделала.
— Слушай, давай договоримся, — в голосе Людмилы появились просительные нотки. — Убери пост. А мы, мы компенсируем тебе корм. И ветеринара оплатим.
— Поздно, — сказала Вера. — Я уже переоформила документы на Барни на себя.
— Ты не имеешь права!
— Имею. Вы официально отказались от собаки. При свидетелях.
Людмила сбросила звонок.
Через час в дверь звонили. На пороге стоял Геннадий — красный, потный.
— Открывай, Верка! Собаку забираем!
— Какую собаку? — спросила Вера через дверь. — Вы же сказали, что вам собака не нужна. При свидетелях сказали.
— Мы передумали!
— Поздно. Барни теперь мой.
Геннадий ломился в дверь, орал, угрожал. Вера вызвала участкового.
Когда полицейский разбирался с ситуацией, выяснилось главное: официальных документов на собаку у Людмилы с Геннадием не было. Барни был не привит, не чипирован, не зарегистрирован.
— Значит, собака фактически бесхозная, — сказал участковый. — А женщина её приютила и содержит уже больше месяца. По закону она имеет право оформить документы на себя.
Вера смотрела на красные лица соседей и чувствовала облегчение. Впервые в жизни она не сломалась.
— Барни, — позвала она. — Идём домой.
Собака подбежала, завиляла хвостом. К ней.
Прошёл месяц. Барни окончательно обустроился в квартире Веры— у него появилась собственная лежанка у окна, новые игрушки и официальная ветеринарная книжка с прививками.
Людмила с Геннадием съехали через две недели после скандала. Квартиру так и не продали — покупатели разбежались после истории с собакой. Пришлось срочно искать арендаторов.
При встрече в подъезде Людмила отворачивалась. Один раз попыталась что-то сказать:
— Вера, может, хватит уже дуться? Мы же соседи.
— Были, — ответила Вера спокойно. — Были соседи.
И прошла мимо с Барни на поводке.
Зато появились новые знакомые. На площадке для выгула собак Вера познакомилась с Тамарой Петровной — пожилой женщиной с лабрадором. Потом с молодой парой, у которых была овчарка. Потом с дедушкой, который каждое утро выгуливал таксу.
— Вы знаете, — сказала Тамара Петровна как-то во время прогулки, — я сорок лет прожила с мужем. Хорошим мужем. А после его смерти думала — всё, жизнь кончена. Но Рекс, — она показала на лабрадора, — Рекс меня научил жить заново. Каждый день. Каждая прогулка — это маленькое приключение.
Вера кивала. Понимала.
Вечером, когда Барни уютно устраивался рядом с её креслом, Вера часто думала о том, что произошло. Ей не было жалко ни сил, ни денег, потраченных на собаку. Не было жалко испорченных отношений с соседями.
Жалко было только одного — что потребовалось столько лет, чтобы научиться отвечать на подлость.
— Знаешь, Барни, — говорила она псу, — я всю жизнь боялась конфликтов. Думала, если буду удобной, меня будут любить. А оказалось — просто использовали.
Барни поднимал голову, смотрел на неё умными глазами.
В телефоне появились новые контакты — ветеринар, грумер, хозяева других собак с площадки. Жизнь наполнилась новыми заботами, новыми радостями.
А когда Михаил в очередной раз начал жаловаться на жену и просить совета, Вера впервые сказала:
— Сынок, это твоя семья. Разбирайся сам.
— Мам, ты что? — удивился он.
— А то, что у меня своя жизнь есть.
Барни довольно вздохнул. Или это показалось?
Неважно. Главное — Вера научилась быть счастливой. И не извиняться за это.
