— Ма! — радостно заявляет дочка, показывая пальчиком на кашу. — Дай!
Улыбаюсь, глядя на Лизу, и достаю ее любимую ложку и не менее любимый фартук с солнышком.
— Сейчас, малыш, выложу все в тарелку и…
Мелодичный звонок в дверь вынуждает меня вздрогнуть, из-за чего каша немного проливается мимо тарелки.
— Ну, дочь, кажется, сегодня у тебя будет порция чуть-чуть поменьше, — подмигиваю малышке и, вытирая руки полотенцем, иду открывать. Едва подхожу к двери, как звонок повторяется. Уже куда более настойчиво.
Да кто там такой нетерпеливый? Впрочем будь кто-то незнакомый, охрана бы оповестила. Людей, которые имеют доступ в наш дом, довольно мало.
— Олеся? — удивленно смотрю на подругу, как только открываю дверь.
— Привет, — натянуто улыбается она. — Впустишь?
— Что за вопросы? Конечно, заходи.
С Олесей у нас особая история. Вся наша семья перед ней в огромном долгу — если бы не ее своевременная помощь год назад, то сейчас и я, и наша с мужем малышка вряд ли были бы живы. Это именно Олеся оказалась рядом и отвезла меня в больницу, когда я попала в аварию на последнем месяце беременности.
Она сообщила моему мужу, дождалась окончания операции и потом приходила навещать практически каждый день. Олеся в полном смысле стала нашим ангелом-хранителем, и мы с ней очень подружились. Настолько, что именно Олеся стала крестной нашей дочки, которую мы с Игорем даже назвали так, как предложила наша спасительница. Повезло, что несмотря на все эти трудности в день аварии, Лиза родилась здоровым и крепким ребенком.
— Что-то случилось? — спрашиваю, идя вслед за подругой. — Я думала, ты на работе.
— Да, вот планы немного поменялись, — отвечает она.
Дочка, заметив крестную, радостно вскрикивает и тянет ручки.
— Привет, Лизок, — отвечает Олеся. Но что-то в ее тоне меня настораживает. Словно сегодня она какая-то другая. Но я никак не могу понять, в чем именно дело.
— У тебя что-то произошло? — не выдерживаю и спрашиваю в лоб. Дочка радуется гостье и никак не желает успокаиваться, поэтому отвлекаю ее тем, что ставлю перед ней тарелку с кашей.
— Можно и так сказать, — кивает подруга, садясь за стол. — А вы с Лизой уезжаете завтра?
— Ага, — киваю, засыпая кофе в кофемашину. — Тебе как обычно?
— Нет, — вдруг оказывается Олеся. — Давай лучше чаю.
Удивленно смотрю на нее — вообще-то Морозова ярый фанат кофе. Но, похоже, сегодня и правда что-то пошло не так.
Напряжение подруги передается и мне — сама не понимаю из-за чего, но начинаю нервничать. Так что чай просыпается мимо заварочного чайника, дверца шкафчика хлопает слишком громко, а вдобавок едва не проливаю кипяток себе на руку.
А ведь с утра у меня было отличное настроение — Игорь уехал пораньше, обещая вернуться не очень поздно. Мы хотели провести вечер вместе перед тем, как мы с Лизой поедем в санаторий, чтобы пройти курс лечения аллергии, с которой боремся безрезультатно уже три месяца.
— Ты в отпуске? — осторожно спрашиваю у Олеси.
— Возможно, пойду, да, — туманно отвечает она, когда я, наконец, ставлю перед ней чашку с мятным чаем.
Лиза уже почти справилась с кашей и традиционно начинает развозить остатки по своему столику. Но сейчас я спускаю это на тормозах, чувствуя, что подруге нужна поддержка. Иначе бы она вряд ли приехала сюда с утра пораньше — обычно у нее довольно плотный график работы.
Сажусь рядом, смотрю на нее. Морозова не торопится начинать говорить, задумчиво крутит в руках кружку, затем вдруг оглядывается по сторонам — как-то оценивающе, что ли.
Невольно повторяю за ней — что не так? Кухня как кухня. Просторная, светлая. Все очень практично расставлено и много места, чтобы готовить с удобством любые блюда. Когда муж только купил этот дом, мы вместе обсуждали проект с дизайнером, мечтали создать дом мечты. И в общем-то это нам удалось.
У нас потрясающая семья, теплый уютный дом, где я всегда чувствую себя на своем месте. Далековато от города, конечно, но зато свежий воздух, для Лизы полезно опять же.
— Нам надо серьезно поговорить, — наконец, выдает Олеся. И поворачивается ко мне, глядя особенно странно.
— Ты ведь знаешь, что я тебя всегда выслушаю и поддержу, да? — мягко говорю ей, чувствуя, что разговор предстоит непростой.
— Хорошо, что ты сама это сказала, Ира, — кивает она. Затем тянется за сумкой и достает оттуда конверт. — Посмотри.
Мне становится откровенно не по себе. Сколько я знаю Олесю, она никогда не была вот такой — отстраненной, холодной. В чем-то даже циничной. И я уверена — произошло что-то из ряда вон, раз она вдруг сегодня такая.
— Смелее, — с какой-то отчаянной настойчивостью в голосе произносит подруга.
Я все же беру конверт и открываю тот. Внутри оказывается заключения врача, а еще…
Черно-белый снимок УЗИ. Я отлично помню, что это такое — сама такие вклеивала в специальный альбом, когда только-только забеременела дочкой. И до сих пор делаю фотографии, печатаю и заполняю его, чтобы после показать дочери, когда она подрастет.
— Олеся… — поднимаю на нее взгляд. — Поздравляю!
Она опять смотрит на меня так, будто ждет другой реакции. И я тушуюсь. Вот ведь… Я очень хотела ребенка — мы с Игорем были так рады, когда тест показал две полоски! Да он меня на руках носил, едва узнал, что станет отцом! К сожалению после той аварии, когда я едва не погибла и чуть не потеряла нашу крошку, мне поставили неутешительный диагноз — бесплодие. Под вопросом, конечно, с уточнением, что всегда есть место чуду, но…
Но пока оно не произошло. Хотя дочь я уже давно не кормлю грудью, да и цикл у меня в общем-то восстановился.
— Ты что, не рада, да? — спрашиваю осторожно. — Олесь, ты подожди, не принимай никаких решений. Все-таки это новая жизнь и…
— Какие решения? — резко перебивает она меня. — Ты заключение читала? Двенадцать недель, Ира! Я собираюсь рожать! О чем ты?
Выдыхаю с облегчением. Ну, как минимум этот вопрос мы прояснили.
— Тогда что не так? С работой боишься не заладится, да? Но я могу попросить Игоря, чтобы он…
— Нет, — обрубает подруга. — Дело не в этом.
— Тогда я не понимаю. Ты не хочешь ребенка?
И вот тут Морозова довольно усмехается.
— Ну, почему же? Хочу. Очень хочу, подруга. А знаешь почему?
Я растерянно мотаю головой.
Она берет этот самый снимок УЗИ, разворачивает тот снова ко мне и добавляет:
— Потому что это ребенок от Игоря. От твоего Игоря…
В первый момент мне кажется, что я ослышалась. Мотаю головой, жмурюсь и даже тру лицо руками.
— Что ты сказала?
— Я беременна от твоего мужа, — повторяет Олеся. Да так спокойно и цинично, что я начинаю задыхаться.
— Как это?
Она ухмыляется, складывает руки на груди.
— Ты не знаешь, как дети появляются? Серьезно? У тебя вон вроде одна есть.
— Подожди, то есть вы с ним… Ты…
— Да, Ира. Мы с ним переспали. И не один раз.
— Неправда, — вскидываюсь в ответ. — Ты врешь! Ты…
— И зачем мне это? — насмешливо фыркает Олеся. — Открой глаза, Ира. Твой муж уже давно не только твой.
— Да что ты такое говоришь…
Горло перехватывает спазмом, а внутри расползается нехорошее чувство, что все это — взаправду. Но как?
— Игорь не мог. Нет-нет-нет! И ты не могла! Только не ты!
— А что такое? — холодно интересуется она, будто мы обсуждаем что-то отвлеченное. — Ты ведь сама сказала, что во всем меня поддержишь. Или что, теперь этот ребенок уже не имеет право на жизнь?
Смотрю на нее во все глаза и не узнаю. Где та улыбчивая, милая девушка, которая покорила меня своей бескорыстным желанием помочь? Ведь это она спасла и меня, и дочь. Именно благодаря ей мы обе выжили. Если бы не Олеся…
Но как? Она же и после постоянно помогала, забалтывала меня, когда боли после операции сводили с ума, когда было тяжело, когда дочь истерила, потому что резались зубки.
Олеся постоянно была рядом, помогала советом и как-то так всегда старалась перевести все в шутку. Она могла подать ситуацию с другой стороны, и это помогало мне держаться в трудные минуты.
Да она даже советы насчет мужа давала. А сама, выходит, с ним…
— Как ты могла… — срывается с моих губ.
— Могла что? Каждый борется за свое счастье как может, Ира. Уже тебе ли не знать?
— О чем ты?
Я еще не осознаю в полной мере случившееся. Часть меня до сих пор твердит — это ложь, дурная шутка. Часть меня все еще верит, что Игорь — верный, любимый мужчина. И он бы никогда не поступил так со мной.
Он бы меня не предал.
— За что ты так со мной?
Еще один вопрос остается без ответа. Зато Олеся выдает свою очередную мудрость, от которой меня начинает тошнить еще сильнее:
— Пришло время делиться, Ирочка.
— Чем? Мужем?
— Именно, — кивает она. — Мужем. Деньгами. Домом.
— Да ты издеваешься…
— Вовсе нет. У меня, — она выразительно кивает на конверт и лежащее рядом заключение, — между прочим мальчик. Наследник. Ты ведь знаешь, что Вертинский хочет пацана? Знаешь, — усмехается она, упиваясь моей болью. — Но ты больше не сможешь ему родить. Так зачем висеть грузом на шее мужика? Отойди в сторону. Ты все, что могла ему дать, уже дала.
— Ты действительно так считаешь? Готова отнять у своей между прочим крестницы отца?
Мой голос звенит от злости. Дочь притихает настороженно смотрит на нас.
— Он у нее был целый год. А ведь Лизы могло бы и вовсе не быть. Или ты забыла кому обязана жизнью и дочерью?
— Ты… Это мерзко и гадко!
— Думай, как хочешь, — Олеся равнодушно пожимает плечами. — Но тебе придется подвинуться, дорогая. Твое время прошло. Скажи спасибо, что у вас был этот год. Теперь у Игоря появится новый ребенок. И… новая жена.
— Вы… Вы что, обсуждали это? — внутри все обмирает от ее заявления. Как же так?
Ведь мы совсем недавно планировали отметить первый день рождения дочки после возвращения из санатория. Да, с запозданием, но тогда мы сможем собрать всех родственников, у Игоря опять же не работе будет попроще с загрузкой.
А он, получается, планировал нас бросить?
Морозова лишь многозначительно ухмыляется.
— Советую начать паковать вещи. Ты все равно уезжаешь. Так что как раз будет время успокоиться и подумать, как дружить со мной. Если, конечно, ты не хочешь в итоге остаться совсем без всего.
— Да ты… Ты…
— Я — мать его сына, — надменно заявляет Олеся. — И Игорь будет на моей стороне.
Я настолько разбита новостью, что просто нет слов. Сижу, молча смотрю на нее и пытаюсь понять — как я могла так ошибиться в человеке? Как?!
Олеся же между тем словно ни в чем ни бывало убирает снимок и заключение врача в конверт, прячет тот в сумку и встает из-за стола.
— И кстати чай у тебя просто помои. Давно хотела тебе это сказать, — бросает она напоследок, а затем уходит.
Я же сижу униженная и растоптанная. Смотрю в одну точку и ничего не вижу. Все расплывается из-за слез.
— Ма! — возмущается дочь на то, что я не обращаю на нее внимания.
Перевожу на нее взгляд, и в груди становится так больно — за себя, за нее, сладкую булочку, которая теперь, получается, окажется за бортом отцовской любви.
Неужели ему так важен пол ребенка, что он готов предать нас?
Стискиваю зубы, чтобы не разреветься в голос.
В этот момент моя жизнь в руинах. Все, что мы строили, оказалось просто замком на песке.
Перебираю в памяти все события и не понимаю — как? Как Олеся могла оказаться такой лживой и двуличной?!
Я же доверяла ей, делилась всеми волнениями и переживаниями. Я же считала ее почти сестрой! И перед мамой, которая меня предостерегала, всегда защищала. А выходит, мама-то была права!
Господи, но ведь Олеся и правда спасла нас. Неужели это вот такая плата за то, что она для нас сделала?
— Ма! Маааа! — хнычет дочь. Ей хочется внимания, а у меня сейчас совершенно нет сил ни на что. Мне бы собрать себя хоть ненадолго.
Вот только как? Как это сделать, когда тебе в сердце воткнули нож два самых близких человека, да ее и провернули для надежности пару раз.
Полдня проходит как в тумане. Я даже не запоминаю, что делаю — какие-то механические действия — покормить, поиграть, уложить спать. Погулять…
Ступор заканчивается, только когда вижу в окно, как через ворота заезжает машина мужа.
Впервые во мне зажигается надежда — а что если Олеся соврала? Ведь такое может быть! Не знаю, зачем, не знаю — почему. Но она же могла! Могла соврать!
Я вспыхиваю этой самой надеждой, выхожу встречать мужа с дочкой на руках. Тот улыбается, снимает пальто и, подойдя, чмокает в щеку сначала ее, потом меня.
— Привет, красавицы! Приехал как смог. Соскучился дико! Ты вещи уже собрала?
— Пока нет, — отвечаю, а у самой внутри все сворачивается.
— Ира, — с укором произносит Игорь, — опять полночи будешь носится. Неужели времени не хватило? Завтра нужно выехать рано утром.
— Олеся заезжала, — отвечаю и внимательно слежу за реакцией. Но Игорь лишь кивает. Как обычно.
— Сказала, что она беременна.
Тут он замирает. Всего на долю секунды, но я успеваю поймать эту заминку.
— Надо же, — хмыкает. — Ну, передавай ей поздравления.
— А тебе? Тебе их тоже передать? — спрашиваю, пока внутри разливается едкая горечь. Предчувствие, что вот-вот мой мир окончательно рухнет, накрывает так, что я захлебываюсь этой болью.
— Мне? — вроде как непонимающе спрашивает Вертинский.
— Конечно. Ведь отец ее ребенка — ты…
