После дождя
Полина стояла у могилы бабушки, сжимая мокрый платок в руках. Дождь уже закончился, но слёзы всё ещё лились рекой.
«Как так получилось? Всё… кончено?»
Она не услышала шагов, пока сзади не прозвучал голос:
— Ну что, поплакала? Хватит, пора домой.
Толик. Муж. Тот, кто должен был её поддержать, но вместо этого стоял, засовывая руки в карманы и смотря куда-то в пустоту.
Полина повернулась, ощущая, как внутри что-то тяжёлое закипает, как колючка.
— Ты серьёзно? — её голос сорвался.
— А что? Бабка старая была, всё равно бы померла через пару месяцев.
Она застыла.
— Ты… Ты только что это сказал?
Толик вздохнул, как будто объяснял очевидное.
— Ну да. Умерла и умерла. Ты что, думала, она бессмертная?
Полина почувствовала, как внутри что-то обрывается.
— Она была мне как мать. Больше, чем мать. А ты…
— А я что? — он нахмурился. — Я же приехал за тобой. Не бросаю тебя, вот уже почти целый час здесь. Чего тебе ещё надо?
— Я хочу, чтобы ты хоть раз почувствовал, что я чувствую! — её голос сорвался на крик.
Толик фыркнул.
— Ой, да ладно тебе. Всё, хватит истерик. Мать меня там ждёт, ужин остынет.
— Твоя мать?! — Полина резко засмеялась, почти истерично. — Вот ей-то вообще не влом подождать! Она же должна контролировать каждый мой шаг, блин!
— Не заводись, — Толик схватил её за руку выше локтя, сжал так, что больно. — Пойдём.
— Отстань! — она дёрнулась, но он не отпускал.
— Я сказал — пойдём.
В его глазах мелькнуло что-то холодное и знакомое. То самое, что всегда заставляло её замолкать.
Но не сегодня.
— Нет.
Она вырвалась, отступила на шаг.
— Я не пойду с тобой. Ни сейчас, ни потом.
Толик застыл, потом медленно усмехнулся.
— Бабушкины деньги тебя на меня настроили? Думаешь, теперь можешь рулить?
Полина почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Ты… Ты знал?
— Конечно знал. Мать сразу мне сказала. Так что не дури, Поля. Без нас ты — никто.
Она посмотрела на него — на того, за кого когда-то вышла замуж по глупости, по наивности. И вдруг поняла:
Он никогда её не любил.
Разменная монета
Квартира встретила её гробовой тишиной. Полина заперла дверь, прислонилась к ней спиной.
«Как же устала…»
Но отдыхать было некогда. Из кухни доносился звон посуды.
— Наконец-то, — раздался голос Светланы Геннадьевны. — Я уж думала, ты ночевать там останешься.
Полина вошла на кухню. Свекровь сидела за столом, попивая чай, как королева, ожидающая доклада.
— Мне нужно побыть одной, — тихо сказала Полина.
— Одна? — Светлана Геннадьевна подняла бровь. — После похорон родные всегда рядом. А ты как всегда — жалуешься.
— Я не…
— Ладно, хватит, — свекровь махнула рукой. — Садись, поговорим.
Полина не села.
— О чём?
— О деньгах, конечно.
Вот оно.
— Каких деньгах? — Полина сделала шаг назад.
— Не прикидывайся дурочкой. Бабушка тебе квартиру оставила и сбережения. А у нас кредиты, Толику машину пора менять…
Полина сжала зубы.
— Это моё.
— Твоё? — Светлана Геннадьевна встала, глаза сверкнули. — А кто за тобой ухаживал, когда ты после операции валялась? Кто тебе еду готовил?
— Вы… — Полина с трудом сдерживала дрожь. — Вы меня ненавидели все эти годы.
— Ой, какая догадливая! — свекровь язвительно рассмеялась. — Ну да, ты же нам не ровня. Но раз уж Толик тебя замуж взял, мы терпели. А теперь — плати.
Дверь открылась, вошёл Толик.
— О чём болтаете? — он бросил ключи на стол.
— О том, что твоя жена забыла, кто её тут содержал, — огрызнулась Светлана Геннадьевна.
Толик взглянул на Полину.
— Ну? Готова быть благодарной?
Она посмотрела на них — мать и сына. Всё как всегда. Одна и та же ложь.
— Я подаю на развод.
Тишина.
Потом Светлана Геннадьевна фыркнула:
— Попробуй. Без нас ты — ноль.
— Посмотрим, — Полина развернулась и вышла.
За спиной раздался крик Толика:
— Ты всё равно вернёшься!
Но она уже не слышала.
Последний аргумент
Ночь. Полина собирала вещи. Быстро, нервно, почти не думая.
«Надо уйти. Сейчас. Пока они спят.»
Но дверь в спальню скрипнула.
— Собираешься? — Толик стоял на пороге, голый по пояс.
— Да.
— Куда?
— Это уже не твоё дело.
Он шагнул вперёд.
— Ты никуда не уйдёшь.
— Попробуй остановить.
Толик схватил её за руку.
— Я сказал — никуда.
Полина попыталась вырваться, но он прижал её к стене.
— Отпусти!
— Нет.
Его дыхание было горячим, злым.
— Ты моя жена. И деньги — мои.
— Я тебе не вещь!
— А кто ты тогда? — он придвинулся ближе. — Никчемная девчонка, которую я из жалости замуж взял. И теперь ты мне должна.
Полина резко дёрнулась, ударила его коленом в пах.
Толик охнул, отпустил.
— Ты… сука!
— Да, — она схватила сумку. — И ещё какая.
И выбежала в ночь.
Новый рассвет
Утро. Чужой, но такой родной диван. Бабушкина квартира.
Полина сидела, обхватив колени, и смотрела в окно.
Телефон взорвался звонками. Толик. Свекровь. Опять Толик.
Она выключила звук.
Потом взяла новый телефон — купленный вчера, с новым номером.
Набрала знакомый номер.
— Адвокат? Мне нужна помощь.
Дверь в новую жизнь открылась.
Последний выбор.
Дождь барабанил по подоконнику, как старые знакомые, которые никогда не устаревают. Полина сидела на кухне, положив руки на живот, и думала: «Ещё рано бояться. Всё только начинается.» Но потом раздался лёгкий, почти робкий стук в дверь. Не тот, с которым он заходил раньше, с таким, от которого дрожала даже дверь.
— Кто там? — голос дрожал от усталости.
— Я, — ответил Толик. Тихо, даже без обычного хриплого акцента злости. Просто его голос, как будто он не был готов к этой встрече.
Полина встала, огляделась, но не смогла остаться сидеть. Дождь стучал по стеклу, и это было куда громче, чем его шаги. Она открыла дверь.
Толик стоял на пороге, мокрый от дождя. Лицо его было без агрессии, без привычного выражения «я тебе всё покажу». Он держал в руках папку, совершенно пустую от эмоций.
— Можно? — спросил он, не заходя в квартиру, но уже чувствуя, что на пороге. Он тоже что-то понял, раз здесь оказался.
Полина не ответила, просто отступила в сторону, пропуская его. Толик вошёл, но так, как будто не рассчитывал остаться. Всё было не так, как раньше. Не было чувства, что он всё решит своим «я тут главный». Он даже не снял обувь — словно не собирался оставаться надолго.
— Я закрыл кредиты, — сказал он, протягивая ей папку с бумагами. — Все. И те, что на меня, и те, что мать на тебя оформляла.
Полина смотрела на папку, но не брала её. Молчала. Просто чувствовала, как в животе что-то крутится. Она должна была что-то сказать, но не могла. Он стоял, а она пыталась осознать: зачем он пришёл?
— Почему? — наконец спросила она.
Толик опустил глаза, неловко сжимая кулаки. Он, как и она, не знал, что делать дальше.
— Потому что должен был.
Она усмехнулась. Сарказм был настолько явным, что он его почти почувствовал.
— Ты ничего никогда не делал просто так. Что тебе нужно?
Он поднял глаза, встретился с её взглядом — с тем, который уже не прощал.
— Я хочу быть отцом. Настоящим.
Она резко рассмеялась. В голосе — пустота, горечь, неуловимый, почти невидимый страх.
— Серьёзно? Вчера ты орал, что я обманщица, а сегодня ты уже — образцовый семьянин?
Он сжал зубы, не взорвался, как обычно. Тишина затягивала их в этот момент.
— Я… Я не знаю, как это делать, — сказал он, как будто впервые осознал, что его собственная жизнь — это не просто схема, которую можно нарисовать. — Но я хочу попробовать.
Полина молчала. Смотрела на него, пытаясь увидеть что-то большее. Но не видела.
— Я съехал от матери, — продолжил Толик, не скрывая своих эмоций. — Снял комнату. Устроился на нормальную работу.
Полина приподняла бровь, не веря.
— За два дня?
— Нет, — он вздохнул, как будто был в поиске правильных слов. — Я давно это планировал. Просто не решался.
Она молчала. Что он ей рассказывал? Правду? Или снова какую-то игру?
— И что теперь? — спросила она. — Ты думаешь, я просто возьму и поверю, что ты изменился?
— Нет, — Толик шагнул вперёд. — Но я дам тебе время.
Полина взглянула на него, будто впервые увидела — он стал как-то меньше. Или она просто устала от всех этих игр.
— А если я скажу, что не хочу, чтобы ты участвовал? — она не отпускала его взгляд.
Толик выдохнул, как будто сделал решительный шаг.
— Тогда я подам в суд на права.
Тишина. Полина не знала, что ответить. В глазах Толика был тот же, знакомый огонь, но теперь он был как будто чуть дальше. Они были двумя разными людьми, стоявшими в одной комнате, в одной ситуации.
Полина закрыла глаза, чтобы не видеть его — чтобы не видеть, как он всё ещё пытается вернуться в её жизнь.
— Вот и настоящий Толик вернулся, — её голос прозвучал как приговор.
Он не ответил сразу. Шагнул ещё на один шаг вперёд, но не так, как раньше, не агрессивно. Просто стал немного ближе.
— Я не шучу, — его голос был холодным. — Я не уйду. Не потому что хочу тебя контролировать. Потому что это мой ребёнок.
Она посмотрела на него — этот мужчина был одновременно знакомым и чужим. В его словах не было уверенности, только пустота, в которой они оба жили.
— Докажи, — сказала она.
Он застыл на месте, и её слова повисли в воздухе. Пожилые слова: «Ты должен доказать, если хочешь». Но он не отступил.
— Как?
— Исчезни, — сказала она, вглядываясь в его глаза. — На месяц. Не звони, не приходи. Если через месяц ты всё ещё хочешь быть отцом — мы поговорим.
Толик не сдвинулся. Он был уже почти готов что-то сказать, но понял: это не тот момент, когда он может что-то изменить.
— А если ты передумаешь? — он всё-таки спросил.
Полина глубоко вздохнула, отвела взгляд, будто не могла вынести эту тяжесть.
— Значит, так было нужно.
Он молча кивнул. Сглотнул.
— Хорошо.
И ушёл.
Дождь за окном стих. Тихий звук капель больше не угрожал. Полина осталась одна — с папкой документов в руках, с пустотой в сердце и с мыслями, которые теперь были только её.
Условия
Прошёл ровно месяц.
Полина сидела на диване, смотрела в окно. Часы тиканье напоминают о времени, которое ей не принадлежит. Листая календарь, она проводит пальцем по дате, окружённой красным кружком. Всё как на экзамене, как приговор. Точно. В голове был только один вопрос: «Ну что, сдался?» Она устала. Тишина в квартире, даже мысли, как невидимые призраки, не торопятся приходить.
Но в 14:07 — точный, выверенный стук. Три удара, пауза, ещё два. Боже, он даже в этом стал правильным.
Полина встала и подошла к двери. Сдерживая недовольство, открыла.
Тот, кого она видела месяц назад, был лишь призраком в этом человеке. Толик. Но не тот, что был раньше. Подстриженный, в чистой рубашке, без привычного запаха перегара, с картой и маленьким пакетом в руках. Ну всё, сейчас будет стоять, как песик, и рассказывать о своём перерождении.
— Я пришёл, — сказал он простым, почти незаметным голосом.
Полина молча пропустила его внутрь.
Он разложил всё на столе. Анализы. Печень, почки, кровь. Справка от нарколога. Всё идеально. Прямо как в идеальном мире.
— Трезв 28 дней, — сказал он, тыкая пальцем в распечатку.
Потом достал из пакета синее детское одеяло, на котором звезды будто сами собой мерцали.
— Это первое. Если… если ты разрешишь.
Полина взяла одеяло в руки. Оно было мягким, пахло свежестью. Но её раздражало это идеальное всё. Его подлая забота, его стремление показать себя с лучшей стороны, все эти «я изменился, посмотри, какой я теперь, пожалуйста».
— Почему? — спросила она.
Толик сел, сцепил руки, почти как в школе на наказании. Подумаешь.
— Когда ты сказала «исчезни»… Я пошёл в церковь. Не молиться, — он резко усмехнулся, как будто это было нечто смешное. — Там ночевал. А утром увидел детскую площадку. И понял: я даже на качелях толкать не смогу. Потому что руки трясутся.
Он потрогал запястье, как будто проверял, живы ли они.
— Я хочу попробовать. Хотя бы ради…
— Не говори «ради ребёнка», — перебила его Полина. — Дети чувствуют, когда их используют.
Тишина. Он не знал, что сказать. Как же его всё-таки задолбали эти «исправления» на каждое его слово.
— Тогда ради себя, — тихо сказал он. — Я больше не хочу быть тем… кем был.
Полина встала, подошла к окну. Глядя на пустоту, она говорила в спину.
— Мои условия.
Её голос был хладнокровен и равнодушен. Она стала перечислять, не торопясь:
— Твоя мать — ни одного совета, ни одного слова о деньгах.
Полина откашлялась, как будто у неё в горле застрял маленький камешек, который не хотел вылететь.
— Мы живём отдельно. Встречаемся только для совместных прогулок и врачей.
Толик кивнул, ничего не сказав. Он продолжал смотреть на неё, словно надеясь, что её холодный взгляд растает.
— Если сорвешься — всё. Навсегда.
— И суд? — спросил он, словно она не говорила о том, что его ожидало.
— Если докажешь, что можешь быть отцом — я не стану мешать.
Он доставил телефон, открыл календарь, проверил время.
— Завтра в 10 утра УЗИ. Если… если хочешь, могу поехать с тобой.
Полина долго смотрела на одеяло, но он ничего не мог сказать, чтобы убедить её.
— Жди меня внизу. На улице. Без машины — дойдем пешком.
Когда он ушел, Полина прижала одеяло к лицу. Не плакала. Просто дышала. Тот же самый момент. Тот же самый вопрос.
«Первый тест», — подумала она.
Завтра будет второй.
