Праздник, который не удался
Светлана стояла на кухне, прижимаясь к краю стола так, что пальцы побелели. На плите булькал суп, из духовки тянуло запахом пирога, а на столе, на всю кухню, стоял торт — тот самый, который она заказала за три дня, отстояв очередь в кондитерской. «Идеальный праздник» — повторяла она про себя, но в горле стоял ком. Вот они, её мечты о празднике, но только что-то пошло не так. Всего-то пару часов, а уже всё как-то не то.
В дверь позвякивали ключи, и тут же в прихожей раздался знакомый голос Димы:
— «Мам, ну что ты опять не позвонила? Мы бы встретили!» — воскликнул он, словно это её обязанность была, чтобы каждый раз звонить.
— «Да брось, сынок, я не чужая!» — ответила его мать, и Светлана почувствовала, как по спине пробежал холодок. Прямо как по тому самому скворчащему супу, когда дашь слишком много соли.
Светлана сглотнула, вдохнула поглубже, вытерла руки о фартук и вышла в коридор.
— «Здравствуй, Тамара Андреевна» — сказала она ровным голосом, как будто она не тот человек, которого сейчас вырвало бы из себя всё.
Свекровь, не снимая пальто, оценила её взглядом — сверху вниз, как всегда. Как если бы она была не в её доме, а в каком-то ресторане, где её мнение было бы важнее, чем всё остальное.
— «Ой, Светочка, а ты чего такая бледная? На диете сидишь, что ли?» — засмеялась свекровь, протягивая пакет. — «Вот, принесла вам солений. Димочка-то мои огурчики обожает.»
Светлана стиснула зубы, забрала пакет, чтобы не сказать чего-то лишнего.
— «Спасибо, но у нас сегодня детский праздник, я уже всё приготовила.»
— «Ну и что? Лишним не будет!» — сказала Тамара Андреевна, двигаясь в сторону кухни, будто эта кухня — её собственность.
Дима нервно потянул за затылок.
— «Свет, ну она же просто хотела помочь…»
— «Помочь?» — Светлана повернулась так резко, что почти задела вазу на полке. — «Она даже не предупредила, что придёт!»
— «Ну и что? Это же мама!»
— «А я кто? Просто мебель?!» — её голос дрогнул. Она не могла больше держать всё внутри.
Дима вздохнул, потянулся её обнять, но она отстранилась.
— «Ладно, не кипятись. Пойду помогу ей на кухне.»
Она чувствовала, как в груди что-то закипает, как будто готово всё взорваться, но нет — она будет держаться.
На кухне Тамара Андреевна уже вовсю хозяйничала. Она не просто стояла, а как будто проверяла каждый сантиметр этой кухни. Переставляла тарелки, тыкала в салаты и сопела, при этом осуждая, как всё сделано.
— «Ой, Света, а суп-то пересоленный!» — свекровь даже не пыталась скрыть свою радость от возможности покритиковать.
— «Нет, не пересоленный.» — ответила Светлана сквозь зубы.
— «Ну как же, я же чувствую!» — сказала Тамара Андреевна, отодвигая кастрюлю, как если бы она решала судьбы всех ингредиентов в этом доме. — «Вот у меня рецепт идеальный, я тебе потом напишу.»
— «Спасибо, не надо.»
— «Ой, какая гордая!» — свекровь фыркнула, явно пытаясь вывести её из себя. — «Дима, слышишь, как твоя жена со мной разговаривает?»
Дима, стоящий в дверях, развёл руками, показывая, как сильно ему всё это не нравится.
— «Мама, ну давай без этого…»
— «Без чего? Без правды?» — свекровь надула губы. — «Я же просто хочу помочь!»
Светлана не выдержала и резко хлопнула ладонью по столу. Всё, что накопилось, вырвалось наружу.
— «Хватит!» — голос её был как грозовой раскат. — «Ты пришла без приглашения, критикуешь мою еду и ведёшь себя так, будто это твой дом. Но это — МОЙ дом! И мой праздник. И если тебе что-то не нравится — дверь там.»
Тамара Андреевна побледнела, сжала губы, но не сказала ни слова.
— «Дима!» — она крикнула. — «Ты что, её не слышишь?! Ты же мужчина!»
Но Дима стоял молча. Ему, очевидно, не хотелось быть в центре этого цирка.
Через час свекровь ушла, прихватив с собой половину салатов и, конечно, торт.
— «Для соседки, ей же тоже сладенького захотелось!» — бросила она на прощание, как будто именно в этом был смысл её прихода.
Светлана сидела на кухне, смотрела в окно, пытаясь не думать о том, что только что произошло. Всё как всегда: праздник, а на самом деле — пустая трата сил.
— «Ты доволен?» — спросила она, почти шепотом, не повернувшись к нему.
Дима сел напротив, опустив голову.
— «Свет, ну что я мог сделать? Она же мама…»
— «А я кто? Просто мебель?» — она снова почувствовала, как холод пронизывает её душу.
Дима потянулся к её руке, но она отдернула ладонь.
— «Всё. Хватит.»
Разбитая ваза
Дверь закрылась с таким глухим звуком, будто мир, наконец, отказался от неё. Светлана стояла, прижав ладони к лицу — пальцы мокрые, как после дождя. Она ещё не осознавала, что всё это — конец. Просто стояла и слушала, как шаги Димы становятся всё тише, исчезая в подъезде.
«Вот и всё…» — думала она, и сердце, кажется, сжалось до размеров ореха. В груди было пусто.
На кухне — полный бардак. Оставшийся от вчерашнего праздника торт, который как раз успели попробовать все, кто собрался — и её мать, и эта вечная свекровь, а еще куча грязной посуды и наполовину смятых салфеток. Она машинально начала убирать, но вдруг остановилась, глядя на всё это.
«Зачем?» — мелькнула мысль. «Всё равно ухожу…»
Она шагнула к спальне, достала чемодан из-под кровати и с таким раздражением, будто не он был тяжёлым, а вся жизнь, швырнула его на покрывало.
Дима вернулся утром. Постучал в дверь, но она не была заперта. Осторожно заглянул в прихожую, и, не получив ответа, шагнул в комнату.
— «Свет?» — голос его дрогнул, как у человека, который не может понять, что вообще происходит.
Тишина. Он дошёл до комнаты и увидел её — стоящую у шкафа и складывающую вещи в чемодан. И что-то ёкнуло у него внутри.
— «Ты… правда уходишь?» — его голос едва слышен, как если бы он был готов увидеть в её глазах что-то, что всё исправит.
Светлана даже не удосужилась обернуться.
— «Ты что, думал, я тут шутки строчу?»
— «Слушай, давай поговорим…» — он шагнул ближе, но она, как стена, отстранилась.
— «О чём? О том, как твоя мама опять вломится и устроит цирк прямо у нас дома? Или, может, ты всё-таки начнёшь хоть что-то делать?» — её слова летели, как пули.
— «Я не молчал!» — Дима сжал кулаки, но чувствовал, как внутри что-то ломается.
— «Да? А что ты сделал? Позвонил ей, сказав, что она в нашем доме не по гостям пришла? Может, хотя бы спросил, не вломится ли она в следующий раз без предупреждения?»
Дима сделал шаг назад, закусив губу. Он всегда считал её слишком эмоциональной. И вот опять.
— «Вечно ты драму разводишь! Она просто зашла, хотела помочь!»
— «ПОМОЧЬ?» — Светлана почти что орала, глаза её горели. — «Она пришла, чтобы показать, кто тут главная! А ты, как всегда, на её стороне!»
— «Ты с ума сошла!» — он взорвался, не в силах удержать себя.
Она резко захлопнула чемодан, и его глухой звук как будто вывел её из равновесия.
— «Нет, Дима. Я просто проснулась.» — её голос был равнодушным, но от этого больнее.
Она шагнула к полке и, не задумываясь, взяла в руки вазу — хрустальную, с узором, подарок мамы. Единственное, что оставалось от неё. А теперь…
Дима бросился к ней, схватив за руку.
— «Подожди! Давай хотя бы…» — его слова звучали как последняя попытка удержать её, не дать ей уйти.
Но ваза выскользнула у неё из пальцев. И как будто весь мир рухнул.
Звяк!
Осколки полетели по полу, блеск их в свете — как метки последней надежды.
Светлана застыла, и на лице её не было ни слез, ни эмоций. Только пустота.
— «Прости…» — пробормотал Дима, осознавая, что всё потеряно.
Она медленно опустилась на колени и начала собирать осколки. Пальцы дрожали, но она не чувствовала боли. Казалось, в её мире больше ничего не имело значения.
— «Вот и всё…» — прошептала она, а внутри неё, кажется, что-то хрустнуло. «Теперь ничего не осталось.»
Дима шагнул к ней, пытаясь сесть рядом, но она резко встала, едва не сбив с ног.
— «Не трогай меня. Просто… не трогай.» — её голос стал тихим, как туман.
Она схватила чемодан и, не оглядываясь, направилась к двери.
Дверь закрылась почти бесшумно.
Последнее письмо
Конверт лежал на столе. Белый, чистенький, как та самая бомба с часовым механизмом, что на всякий случай лучше не трогать. Светлана, скинув глаза на этот «подарок судьбы», взяла вилку и ткнула в угол конверта. «А вдруг там яд?» — мелькнула мысль, но она сама засмеялась, глядя на свою странную реакцию.
«Ну-ка, что там приготовила наша драгоценная свекровушка…» — подумала она, продолжая издевательски разрывать конверт.
«Здравствуй, Светлана.»
С первого слова повеяло каким-то холодом, прямо как от того севшего старого холодильника, который они так и не смогли выкинуть из прихожей. Вроде и не выглядит страшно, а вот от ощущения сдавленности не отделаешься.
«Я не собиралась тебе писать, но не могу молчать, видя, как ты калечишь жизнь моему сыну. Ты всегда была эгоисткой, но сейчас перешла все границы.»
Светлана фыркнула, хихикнув себе под нос.
«О, да, конечно, это я тут жизнь калечу. Не она, которая три года подряд влезала в нашу постель с грязными сапогами!»
«Дима не спит, похудел, ходит как тень. И всё из-за твоего женского каприза! Ты разрушила семью из-за какой-то глупой гордости!»
«Ах, вот оно что. Я разрушила. Конечно, не она, которая каждое утро была готова вбить мне в голову, что я — нулевая жена и вообще, жена по договору!»
Она сжала письмо в кулаке, зубы скрипнули от раздражения.
«Чёрт, успокойся. Она что, реально думает, что я в это верю?»
Разгладила листок, продолжила читать.
«Ты никогда не понимала, что такое настоящая семья. Для тебя главное — твои обиды. А я боролась за Диму всю жизнь! Когда его отец ушёл к той… женщине, я одна поднимала сына! Работала на трёх работах! А ты? Что ты сделала? Устроила истерику из-за торта?!»
Светлана закусила губу. «Боже, какая же она… нет, даже слова нет.»
Она уже потянулась, чтобы швырнуть письмо в мусорку, но вот он — последний аккорд. Из конверта выскользнул ещё один листок.
Фотография.
Маленький Дима, лет пяти. Сидит на полу в пустой комнате. В руках — плюшевый медведь, у которого лапа оторвана. Смотришь на фото и… самое страшное в его глазах. Никакой детской радости. Тёмные глаза, в которых будто бы уже никого нет.
Светлана долго смотрела на эту фотографию, как будто пытаясь найти в ней какой-то смысл, но потом, не в силах выдержать, перевернула её.
На обороте — корявая надпись: «Первый день после папы. Не плакал.»
И тут у неё как молния — вспышка. Она вспомнила, как Дима однажды, пьяный до безобразия, шепотом сказал:
«Знаешь, почему я всегда уступаю маме? Потому что когда мне было семь, она сказала: ‘Если будешь плохим, я уйду, как папа’. И я… поверил.»
Светлана резко встала, схватив фотографию в руке. Дыхание перехватило, будто сама в этот момент стала частью всей этой драмы.
«Нет. Нет, это не оправдание. Я не могу просто так это принять. Это не индульгенция для него. Нет.»
Но голос внутри, тихий и настойчивый, всё-таки шептал ей в ухо:
«А если бы тебя в пять лет бросили в пустой квартире… кем бы ты стала?»
Встреча на мосту
Река перед ней была черной, как нефть. Светлана шла по мосту, сгорбившись от холода, кутаясь в тонкое пальто, которое, казалось, вот-вот сорвется с плеч под натиском холодного ветра.
«Как я ненавижу этот город…» — мелькнула мысль, и Светлана тяжело вздохнула, глядя на отражения фонарей в воде. Вода была черной, но она не чувствовала этого холода. Больше всего она хотела бы сейчас просто раствориться в этой мгле.
И тут она увидела его.
Он стоял у перил, сгорбившись, как старик. Вроде бы и не старый, но вид был такой, как будто годы на нем отложились, как морщина на старой куртке.
«Дима» — подумала она, остановившись.
Она не хотела этого. Не хотела встречаться с ним, не хотела вообще знать, что он еще существует в этом мире. В его мире. Но ноги словно приросли к мосту. Как в проклятии. Он обернулся первым.
— «Света…» — его голос был хриплый, будто он неделю не спал. Но она не сказала ни слова. Просто стояла, кулаки сжаты, так что пальцы побелели, но он этого не видел.
— «Я не думал, что встречу тебя здесь…» — он сделал шаг к ней, и она инстинктивно отступила.
— «Я просто шла», — ответила она, не глядя на него.
Тишина. Только ветер свистел в ушах. Столько молчания, что Светлана почувствовала, как сердце будто вот-вот выпадет.
— «Я подал на развод…» — он сказал это так, будто от него только что сняли тяжелую чугунную плиту с груди.
Светлана резко подняла голову, не веря своим ушам.
— «Что?»
— «Вчера. Мама узнала… теперь у меня нет ни тебя, ни её.» — он усмехнулся, горько, беззвучно. Так, будто решил выпить за упокой собственной жизни.
Светлана почувствовала, как в груди что-то горячее и ядовитое рвется наружу.
— «Ой, бедненький… Мамочка обиделась, что сыночек осмелился жить своей жизнью? Теперь ты сидишь у реки и ждешь, чтобы я пожалела тебя?» — её голос был таким жестким, что, казалось, воздух вокруг замер.
Дима вздрогнул, как будто она его ударила.
— «Я не жду…»
— «Нет? А чего ты ждал, когда твоя мать по три года на мою голову падала? Когда она в дом без стука приходила, перетряхивала мои вещи, оскорбляла каждое блюдо? Ты думал, я буду молчать, как старая кошка?»
— «Я не знал, что делать!» — он вдруг закричал, и его голос отразился эхом от воды.
— «НЕ ЗНАЛ?» — она засмеялась. Смех был такой резкий, что казалось, он сам себе руку порежет. — «Ты знал. Просто боялся её больше, чем боялся меня потерять!»
Дима схватился за перила, как будто его кто-то толкнул. В его глазах мелькнуло что-то, что совсем не было мужским.
— «Ты не понимаешь… Она… она всегда…»
— «Что? Любила тебя? Любовь — это не когда у тебя на шее кольцо из веревки! Любовь — это когда ты защищаешь тех, кого любишь!» — её голос задрожал. Она замолчала, потом продолжила, сжав зубы. — «Ты знаешь, что такое любовь, когда тебя для неё нет?»
Дима, казалось, не мог понять, где он и что с ним происходит. Он смотрел на неё глазами, которые она знала с детства — такими же пустыми и слезящимися.
— «Я… я попробовал. Вчера. Сказал ей, что больше не позволю вмешиваться в мою жизнь.»
— «И?»
— «Она сказала, что если я выберу тебя, то она… она…» — он замолчал, словно боялся продолжить.
— «Что? Умрет? Заболеет?» — она усмехнулась. — «Да она же мастер шантажа!» — и сказала это с такой ядовитой улыбкой, что Дима даже побледнел.
— «Она сказала, что у неё нет сына…»
Светлана замерла. Она долго молчала, не веря своим ушам.
— «Вот и всё? После всех этих лет, когда ты был её рабом, она просто… вычеркнула тебя?»
Он кивнул, и её сердце сжалось от боли. Но она не дала слабину. Не позволила себе сожалеть.
— «Знаешь что? Мне тебя жаль. Потому что ты, наконец-то, сделал правильный выбор. Только поздно, Дима, слишком поздно.»
Она развернулась и пошла дальше, не оглядываясь.
— «Света!» — он бросился за ней, схватил её за руку. — «Я… я могу всё исправить! Давай начнем сначала!»
Она медленно освободила свою руку и посмотрела на него так, как никогда прежде.
— «Нет, Дима. Ты мог. Два года назад, месяц. Но ты выбрал её. А теперь… теперь у тебя никого нет.»
И, не останавливаясь, пошла дальше. И он не пошел за ней.
Эпилог
Через год подруга прислала ей фото: Дима сидит в парке, кормит голубей.
«Выглядит как старик» — написала подруга.
Светлана удалила сообщение. Но ночью, когда тишина была слишком тяжела, она все равно плакала. Не из-за него.
Из-за той девушки, которая когда-то верила, что любовь может победить. Даже маминого мальчика.
