— Коллеги, внимание! — Лилия Павловна обвела всех взглядом и объявила подчеркнуто официально: — Прошу впредь не звать меня «Лилечкой», «Лилу» и прочими уменьшительными. Отныне — только Лилия Павловна.
— С какой радости? — изумлённо вскинула брови бухгалтерша.
— Бредит, поди… — прошептали айтишники у окна.
Лишь один человек в отделе не ехидничал. Он просто слушал. Ему тоже было любопытно, чем всё это закончится.
Лилия Павловна, лучась улыбкой «во все тридцать два», торжественно продолжила:
— А с такой, что я — Лилия Павловна Аверина. А-ве-ри-на! Древний род, между прочим. Мои предки — дворянство старинное. Один из основателей, сказали, служил личным телохранителем самого Ивана Грозного. Так что никакой я вам не «Лилечка».
— Тю-ю… — протянула кадровичка. — Нашла, чем удивить. Я, между прочим, Галина Николаевна Вяземская! Среди моих однофамильцев тоже хватало бояр и воевод. И вообще, одна Вяземская была выдана замуж за сына Ивана Грозного, царевича Ивана. В интернете посмотрите, если сомневаетесь. Так что и ко мне — только по имени-отчеству.
Завязалось. Каждое утро кто-нибудь непременно приносил новую «сенсацию» о фамильных корнях. Максим Журавлёв уверял, что его однофамильцы-купцы запустили в стране первое крупное хлебопекарное производство; Артём Тихонов горячился, доказывая, что их «далёкая ветвь» значилась столбовыми дворянами. На обеде перепрыгнули к роду Острожских и их «киевским боярам» — это уж совсем понесло.
«Так скоро работать будет некому: сплошь графы да купчиха», — тяжело выдохнул Леонид и снова уткнулся в отчёт. Вздохнул он не со зла — просто хвастаться ему было нечем. Совсем.
Фамилия — ни о чём, редкая. Он, конечно, ради интереса шерстил интернет, мечтая найти среди Котовых кого-нибудь громкого и уважаемого — но увы. НИ-ЧЕ-ГО. Ну разве что пара рабочих-стахановцев времён СССР да один учитель физики из райцентра. На «доску почёта» с таким не вылезешь — засмеют.
Леониду стало обидно. В этом параде «офисных знаменитостей» он чувствовал себя самым невзрачным маленьким человеком «без роду-племени». Имя, отчество, фамилия — вот и всё, чем он располагал.
«Кто ты, Леонид Сергеевич Котов? Зачем вообще явился на свет?» — спросил он себя, сжав губы.
На обеденном перерыве, пока народ посвящал новичка в славные подвиги Савицких (которые, согласно Википедии, происходили якобы от киевских бояр), Леонид откинулся на спинку кресла и стал медленно «перематывать» собственную жизнь. Кадр за кадром, не спеша — как старую плёнку, чтобы ничего не упустить.
А вспоминать было почти нечего. Лучшие годы прошли в детском доме.
И даже там он ощущал себя одиноким, хоть толпа вокруг и гомонила. Он тогда этого толком не понимал. Просто у большинства ребят были родители: да, лишённые прав, да, пьющие или отбывающие сроки, но были. И родственники где-то имелись — иногда наведаются, привезут конфеты.
У Леонида не было ни-ко-го. Ни сведений о маме с папой, ни слухов, ни крошечной записки. Какая уж там «родословная».
Раньше он и не задумывался. Но теперь, когда офис жил фамилиями, родами, гербами и «славой предков», одиночество будто выросло в полный рост. Коллеги, того сами не желая, подбрасывали дров в этот костёр:
— Котов, ты чего замолчал? У тебя кто в роду — бояре или дворяне? — хмыкнула Лилия Павловна.
Леонид промолчал.
По вечерам он зависал в поисковиках, вчитался в справочники, написал в архивы, просидел не один час в читальном зале библиотеки. Даже метрические книги смотреть начал. Ему казалось: ну хоть что-то да всплывёт.
Прошли дни. Недели. Месяцы. Тишина.
Тогда он решил ехать туда, откуда начинался — в детдом.
— Лёнька? Это ты?! — бывшая воспитательница, Зинаида Платоновна, встретила его как родного.
— Здравствуйте, — улыбнулся он. — Можно поговорить? Вы — моя последняя надежда.
Только она одна относилась к нему когда-то по-настоящему тепло, и сейчас, не раздумывая, провела в пустую столовую, поставила два гранёных стакана с чёрным чаем и вазочку с песочным печеньем — таким, что тает.
— Фамилию, Лёнь, я тебе сама дала, — начала Зинаида Платоновна. — Никаких данных не было: ни о родителях, ни о родне.
— Совсем? — переспросил он.
— Совсем. Тебя в конце марта нашли на остановке, в картонной коробке. Ни бумажки, ни записки. Морозец тогда был. Шансов — кот наплакал… — она запнулась, тяжело вдохнула. — Но дворник, что нашёл тебя, рассказывал: в коробке, прижавшись, сидели кошки. И вокруг тоже. Согревали тебя, как могли. Я, когда услышала — плакала.
Она смахнула слёзы тыльной стороной ладони.
— И подумала: фамилия у тебя должна быть кошачья. Они тебя спасли — пусть память об этом живёт. Вот и стала ты для нас Котовым.
— А отчество? — мягко спросил Леонид.
— Я Пушкина люблю, — улыбнулась Зинаида Платоновна. — Слишком люблю. Вот и выбрала «Сергеевич» — в честь Сергея, как имя силы и опоры. Не сердишься?
— Да какие обиды… — он покачал головой. — Спасибо вам. Просто выходит, что искать «род по фамилии» бессмысленно. Я — не от фамилии. Я — из коробки. И из кошачьего тепла.
Выйдя за калитку, Леонид не пошёл сразу на остановку. Ноги сами привели его в крошечный сквер по соседству. Он сел на первую попавшуюся лавку и уставился в небо, где лениво плыл белый клочок облака.
— Ну и ладно, — тихо проговорил он. — Жил без «предков» — и дальше проживу. Хоть Лермонтовым бы меня назвали — не соврал бы коллегам… Но я не Пушкин и не Рюрикович. Я — Котов. Просто Котов.
Он настолько ушёл в себя, что не сразу заметил двух пацанов, неторопливо идущих по дорожке. Один нёс в руках картонную коробку, оба были мрачнее тучи.
— И куда мы этих котят денем, Сашка? — вздохнул тот, что с коробкой. — Десятый двор обошли — никому не надо.
— Я бы взял, да мама не разрешит, — буркнул второй.
— Мне тоже запретила.
Подойдя к лавке, они остановились и вопросительно уставились на Леонида.
— Дяденька, а вы не возьмёте котят? — спросил Сашка.
Леонид моргнул. «Они сказали — котят?..» Он даже оглянулся по сторонам, будто проверяя, не показалось ли.
— Простите, что? — переспросил он.
— Возьмёте? Они хорошие! Счастье приносят, — Сашка поставил коробку на землю и достал наружу двух крох: рыжика и дымчатого. Котята секунду помялись — и тут же, «не спрашивая разрешения», запрыгнули Леониду на колени, упёрлись мягкими лапами в брюки, уткнулись носами в ладонь.
— Видите? Вы им нравитесь! — обрадовались мальчишки. — Так что как?
Леонид смотрел то на малышей, то на мальцов — и вдруг «услышал» внутри ту самую ниточку, что связывает. Когда-то кошки согрели его. Теперь — его очередь. Он, Котов, обязан.
Он бережно вернул котят обратно в коробку, поднялся, взял её в руки и улыбнулся:
— Возьму. Спасибо вам, ребята.
И понёс своё неожиданное счастье домой.
Дорога показалась невероятно лёгкой. «Пусть моя фамилия никому не известна. Пусть я не знаю ни одного своего предка, — думал он. — Но кто мешает мне самому начать новый род? Род Котовых. Без гербов и имений, без легенд и генеалогов — зато с живыми, тёплыми «мур-мур».»
С каждым шагом он улыбался шире. Котята, будто чувствуя его мысли, вытягивали шеи и смотрели на него глазами, в которых плескалась уверенность: «Наш человек».
— Саш, а за что он нас поблагодарил? — шепнул второму мальчишка, глядя вслед Леониду.
— Понятия не имею, — пожал плечами тот. — Может, нашёл то, что искал. В любом случае теперь у котят точно всё будет хорошо.
Иногда мы гоняемся за чужими гербами и «громкими» фамилиями — и забываем, что настоящая родословная пишется не в архиве, а в наших сегодняшних поступках. А вы искали свои корни? Что для вас важнее — легенда о предках или то, какой «род» вы создаёте каждый день? 🐾✨
