Телефон зазвонил в самый неподходящий момент. Анна взглянула на экран и поморщилась — мама. Она глубоко вздохнула, собираясь с силами, и нажала зеленую кнопку.
— Анечка, ты почему вчера не перезвонила? — голос Елены Петровны звучал с привычной смесью упрека и заботы. — Я места себе не находила!
— Мам, я же написала сообщение, что у меня родительское собрание затянулось, — Анна прижала телефон плечом к уху, продолжая разбирать документы на столе. — Потом проверяла тетради, очень устала.
— Я всю ночь не спала, переживала, — в голосе матери послышались нотки обиды. — Маша хоть поела нормально? Ты же знаешь, в ее возрасте…
Анна на мгновение прикрыла глаза. Тридцать пять лет, собственная дочь, работа в школе, двухлетнее одиночество после развода — и все равно мама считала ее безответственным ребенком.
— Мама, Маше уже десять. Она не младенец, — Анна старалась говорить спокойно, но раздражение уже поднималось внутри.
— А что у вас там за документы? — мгновенно переключилась Елена Петровна, услышав шелест бумаг.
Вот оно. Момент, которого Анна боялась и который неизбежно должен был наступить. Она медленно выдохнула.
— Я подаю документы на ипотеку. Хочу купить квартиру.
Тишина в трубке стала тяжелой и вязкой, словно расплавленный свинец.
— Какую еще квартиру? — наконец выдавила Елена Петровна. — У тебя же есть где жить! Зачем тебе эта кабала на двадцать лет? Только-только после развода на ноги встала — и сразу в долговую яму?
— Это не яма, мама. Это мое решение, — Анна почувствовала, как дрожат пальцы. — Мне тридцать пять, и я хочу жить в собственной квартире, а не в съемной.
— И куда ты собралась переезжать? Подальше от матери? — голос Елены Петровны дрогнул. — А я? А Маша? Ты о нас подумала?
— Мам, я никуда не исчезаю. Просто хочу свой угол.
— Свой угол! — Елена Петровна почти кричала. — Ты меня словно хоронишь! Какой угол нужен в твоем возрасте? О пенсии пора думать, а не о новых квартирах!
Анна отодвинула трубку от уха. Три года назад, после развода с Сергеем, она поддалась на уговоры матери и сняла квартиру в десяти минутах ходьбы от нее. «Так будет лучше для Маши, — говорила тогда Елена Петровна. — Я всегда смогу помочь». Помощь быстро превратилась в ежедневный контроль.
— Мама, я все решила. Банк одобрил кредит, завтра еду смотреть квартиру. Район хороший, рядом со школой, — Анна старалась говорить твердо.
— Без меня решила? Даже не посоветовалась? — в голосе матери зазвучали слезы. — Ты всегда была эгоисткой, только о себе думаешь! А если Маша заболеет? Я к вам через весь город должна буду ездить?
Елена Петровна начала всхлипывать. Этот прием Анна знала с детства — сначала напор и критика, потом слезы и давление на жалость. Раньше всегда срабатывало.
— Мама, мне пора. Маша скоро из школы придет. Поговорим потом, — она нажала отбой, не дожидаясь ответа.
Телефон снова зазвонил, но Анна отключила звук и отложила его в сторону. Сердце колотилось. Даже в тридцать пять лет ей было физически больно противоречить матери. Годы привычки подчиняться, уступать, не спорить давали о себе знать.
Входная дверь хлопнула, послышались легкие шаги.
— Мам, я дома! — Маша влетела в комнату, бросив рюкзак на диван. — А что такое с бабушкой? Она мне сейчас позвонила, плакала в трубку. Сказала, что ты хочешь увезти меня куда-то далеко.
Анна замерла. Вот оно как. Звонок дочери, слезы, манипуляции… Новый уровень.
— Маша, бабушка преувеличивает. Никуда далеко я тебя не увожу. Я просто хочу купить нам квартиру вместо съемной.
Маша смотрела недоверчиво. Ее не по годам серьезные глаза — отцовские, темно-карие — внимательно изучали лицо матери.
— Бабушка сказала, что ты думаешь только о себе, а не обо мне. Что ты эгоистка, — голос девочки дрогнул. — Она очень расстроена.
Анна опустилась на стул. Как объяснить десятилетнему ребенку сложности отношений между взрослыми? Как рассказать о том, что любовь иногда превращается в контроль и зависимость?
— Маша, подойди ко мне, — она притянула дочь к себе. — Бабушка очень меня любит, но иногда любовь делает людей… немного слепыми. Она боится перемен. Боится, что мы будем реже видеться. Но это не так.
— А где квартира? — практичный вопрос дочери немного разрядил обстановку.
— В Сокольниках. Рядом с твоей школой, даже ближе, чем сейчас.
— А от бабушки далеко?
Анна вздохнула.
— Минут сорок на метро.
Маша нахмурилась:
— Но это же далеко! Как я буду к ней ходить после школы?
— Маша, тебе не обязательно ходить к бабушке каждый день, — Анна говорила мягко, осторожно подбирая слова. — Мы будем приезжать к ней на выходных, а в будни ты будешь дома. Со мной.
Девочка отстранилась, непонимающе глядя на мать.
— Но бабушка всегда помогает мне с уроками. И кормит обедом, когда ты на работе.
— А теперь я буду забирать тебя из продленки. Буду сама готовить обеды, — Анна улыбнулась. — Может, они будут не такими вкусными сначала, но я научусь.
— Почему ты хочешь уехать от бабушки? — в глазах Маши блеснули слезы. — Она же нам помогает.
Анна закусила губу. Как объяснить ребенку, что помощь иногда превращается в клетку? Что постоянное вмешательство матери в их жизнь лишает ее собственного голоса? Что бабушкина любовь — настоящая, искренняя — постепенно душит их обеих?
— Ты помнишь, как в прошлом году Катя пыталась вырастить кактус в коробке от обуви? — неожиданно спросила Анна.
Маша кивнула, вытирая слезы:
— Помню. Он погиб. Катя плакала.
— А почему он погиб?
— Потому что ему было тесно. И темно. И… ему нужен был свой горшок, — Маша вдруг посмотрела на мать с пониманием. — Ты как тот кактус?
Анна рассмеялась, удивляясь проницательности дочери:
— Немного. Мне нужен свой горшок. Свое место. Понимаешь?
— А бабушка — как коробка? — в голосе Маши звучало сомнение.
— Нет, милая. Бабушка — как садовник, который очень любит свой кактус и не хочет, чтобы он рос в другом месте. Даже если кактусу там будет лучше.
Телефон на столе снова завибрировал. На этот раз высветилось имя Дмитрия. Анна нажала «отклонить».
— Кто это? — заинтересовалась Маша.
— Дмитрий Алексеевич, наш системный администратор из школы. У него какие-то вопросы по работе.
— Это который чинил наш проектор? — Маша хитро улыбнулась. — Он красивый.
Анна почувствовала, как щеки теплеют:
— Маша!
— Что? — девочка пожала плечами. — Он правда красивый. И на тебя всегда так смотрит… особенно.
— Так, хватит. Иди переодевайся, будем обедать, — Анна легонько подтолкнула дочь к выходу из комнаты.
Когда Маша ушла, Анна перезвонила Дмитрию.
— Прости, не могла говорить. Что-то случилось?
— Я звонил сказать, что договорился с риэлтором. Завтра в шесть можем посмотреть квартиру, — голос Дмитрия звучал уверенно и спокойно.
Они познакомились год назад, когда в школе обновляли компьютерный класс. Дмитрий оказался не просто хорошим специалистом, но и внимательным собеседником. Их дружба развивалась постепенно, через общие обеды в школьной столовой, разговоры о книгах и кино, случайные встречи в коридорах. Когда Анна впервые заговорила о желании купить квартиру, Дмитрий предложил помощь — у него был знакомый риэлтор.
— Отлично, спасибо. Я буду. Маша останется с подругой, — Анна понизила голос, хотя дочь была в другой комнате. — Есть кое-что еще… Мама узнала про квартиру. Устроила сцену.
— Я так и думал, — в его голосе звучало сочувствие. — Держись. Это твоя жизнь, Анна.
После разговора она сидела, глядя в окно. «Это твоя жизнь». Простые слова, которые почему-то никогда не приходили ей в голову раньше. Всегда была чья-то еще жизнь — мамина, мужа, дочери. А где же была ее собственная?
Вечер прошел в странном состоянии взвинченного ожидания. Елена Петровна звонила еще дважды, но Анна не брала трубку. Зато пришло около десяти сообщений — от обвинений в черной неблагодарности до предупреждений о грядущем финансовом крахе.
Квартира оказалась именно такой, как Анна себе представляла. Небольшая, но светлая, на девятом этаже. Из кухонного окна был виден парк — зеленое пятно среди городской застройки.
— Здесь потребуется косметический ремонт, — Дмитрий стоял рядом, разглядывая трещину на потолке. — Но ничего серьезного. В целом, квартира в хорошем состоянии.
— Она идеальна, — Анна подошла к окну. — Смотри, какой вид!
Дмитрий встал рядом, случайно коснувшись ее руки своей:
— Тебе подходит. И Маше здесь будет хорошо.
Она повернулась к нему:
— Как думаешь, я справлюсь? С ипотекой, ремонтом, всем этим?
— Уверен, что да, — он улыбнулся. — Ты же учительница. Если ты справляешься с тридцатью подростками каждый день, то и с этим справишься.
Они рассмеялись, и Анна вдруг поняла, что впервые за долгое время чувствует себя свободной и легкой. Как будто открыла дверь из душной комнаты и вышла на свежий воздух.
Риэлтор деликатно кашлянул у входа в комнату:
— Если вам все нравится, можем начинать оформлять документы.
Дмитрий вопросительно посмотрел на Анну. Она кивнула:
— Да, мы берем эту квартиру.
На выходе из подъезда телефон Анны зазвонил. Елена Петровна.
— Не хочешь ответить? — спросил Дмитрий.
— Не сейчас, — она покачала головой. — Сначала нужно все решить с документами. А потом… потом я поговорю с ней.
Он понимающе кивнул:
— Хочешь, зайдем куда-нибудь поужинать? Отметим?
Они выбрали небольшое кафе недалеко от метро. За соседним столиком шумно праздновала день рождения компания студентов, звенели бокалы, играла музыка. Анна чувствовала себя странно — одновременно взволнованной и спокойной.
— За новую квартиру, — Дмитрий поднял чашку с чаем.
— За новую жизнь, — Анна улыбнулась.
— Анна, я давно хотел спросить… — он замялся. — Как ты смотришь на то, чтобы…
Телефон на столе загудел, прерывая его. На экране высветилось сообщение от соседки: «Анна, позвони срочно! У вас дома Елена Петровна с Машей. Она собирает вещи девочки!»
Анна вскочила, чуть не опрокинув чашку:
— Мне нужно домой! Сейчас же!
Елена Петровна методично складывала Машины вещи в большой чемодан, когда Анна влетела в квартиру. Девочка сидела на кровати, напуганная и растерянная.
— Что здесь происходит? — Анна остановилась в дверях, пытаясь отдышаться.
— А, явилась! — Елена Петровна выпрямилась, поджав губы. — Где ты была? Неизвестно с кем шляешься, а ребенок голодный!
— Мама, что ты делаешь с вещами Маши? — Анна старалась говорить спокойно, хотя внутри все кипело.
— Забираю внучку к себе, раз уж ты решила пуститься во все тяжкие, — Елена Петровна захлопнула чемодан. — Маша поживет у меня, пока ты не образумишься.
— Никто никуда не поедет, — Анна подошла к дочери и обняла ее за плечи. — Маша, ты в порядке?
Девочка кивнула, но в глазах стояли слезы:
— Бабушка сказала, что ты бросила меня и ушла с мужчиной…
Анна резко повернулась к матери:
— Как ты могла такое сказать ребенку?
— А разве не правда? — Елена Петровна скрестила руки на груди. — Тебя не было дома, телефон отключен, ребенок один! Хорошо, что у меня есть запасные ключи. И кто знает, что было бы, не приди я вовремя!
— Маша была с Катиной мамой, я тебе писала об этом, — Анна чувствовала, как злость поднимается внутри горячей волной. — А потом ее привезли домой. Она не была одна ни минуты!
— Но ты-то где была? С кем? — Елена Петровна сверлила дочь взглядом. — В твоем возрасте уже не пристало…
— В моем возрасте мне не пристало отчитываться перед тобой о каждом шаге! — Анна повысила голос, но тут же опомнилась, взглянув на испуганную Машу. — Мама, давай выйдем на кухню.
Елена Петровна неохотно последовала за дочерью, бросив напоследок:
— Маша, собирайся, мы скоро пойдем ко мне.
— Никуда вы не пойдете, — тихо, но твердо сказала Анна, закрывая за ними дверь кухни. — Мама, что на тебя нашло? Зачем ты пугаешь ребенка?
— Это ты ее пугаешь! — Елена Петровна почти кричала. — Своими сумасбродными идеями! Квартира ей понадобилась! Новая жизнь! А о дочери ты подумала? О том, как ей придется в новой школе привыкать?
— Никакой новой школы не будет, — Анна старалась говорить ровно. — Квартира в том же районе, где Маша учится.
— Так тебе лишь бы от меня подальше! — в глазах Елены Петровны блеснули слезы. — Чем я заслужила такое отношение? Всю жизнь тебе отдала!
Анна опустилась на стул, внезапно почувствовав усталость:
— Мама, я благодарна тебе за все. Правда. Но мне тридцать пять лет. У меня должна быть своя жизнь.
— Своя жизнь! — Елена Петровна всплеснула руками. — А моя жизнь? Что мне теперь делать одной? Я только ради вас и живу!
Вот оно. Ключевая фраза, которую Анна слышала всю жизнь. «Я живу ради тебя». Фраза, которая звучала как признание в любви, но на деле была тяжелым грузом ответственности.
— Мама, у тебя есть своя жизнь. Друзья, хобби, — Анна говорила мягко, как с ребенком. — Ты же любишь бассейн, своих подруг с бухгалтерских курсов. У тебя много интересов.
— Это все не то! — Елена Петровна упрямо мотнула головой. — Ты и Маша — вот моя жизнь. Все остальное — ерунда!
— Но это неправильно, мама, — Анна вздохнула. — Нельзя жить только чужой жизнью.
— Почему тогда ты не осталась с Сергеем? — неожиданно спросила Елена Петровна. — Он был хорошим мужем. Обеспечивал вас.
Анна пораженно уставилась на мать:
— Ты серьезно? Он изменял мне! С моей же коллегой!
— Подумаешь, изменял, — пренебрежительно махнула рукой Елена Петровна. — Все мужики изменяют. Но семью-то он не бросал! А ты сразу — развод!
— Мама, ты сама всегда говорила, что нельзя позволять мужчинам садиться на шею, — Анна не верила своим ушам. — Ты учила меня уважать себя!
— Так то раньше было, — Елена Петровна отвела взгляд. — Сейчас другие времена. В твоем возрасте уже не до гордости.
Анна почувствовала, как внутри что-то обрывается. Словно последняя нить, связывавшая их прежние отношения.
— В моем возрасте, — медленно произнесла она, — как раз самое время начать уважать себя. И если ты этого не понимаешь, мне очень жаль.
В дверь кухни тихонько постучали. Маша заглянула внутрь, глаза ее были красными от слез:
— Можно?
Анна и Елена Петровна одновременно кивнули. Девочка вошла, держа в руках свою любимую плюшевую собаку — подарок отца на последний день рождения.
— Бабушка, я не хочу к тебе переезжать, — твердо сказала Маша, глядя Елене Петровне прямо в глаза. — Я хочу остаться с мамой.
— Но, Машенька, милая, — Елена Петровна сразу сменила тон на ласковый, — тебе же у меня хорошо. Я пироги пеку, помогаю с уроками…
— Мне и с мамой хорошо, — Маша упрямо мотнула головой. — И в новой квартире мне тоже будет хорошо.
— Ты даже не видела эту квартиру! — возмутилась Елена Петровна.
— Зато я видела маму, — неожиданно взросло ответила девочка. — И когда она рассказывает про новую квартиру, у нее глаза светятся. А когда она возвращается от тебя, она всегда грустная.
Елена Петровна пораженно уставилась на внучку, потом перевела взгляд на дочь:
— Это ты ее научила так говорить?
— Нет, мама, — Анна покачала головой. — Дети многое замечают. Гораздо больше, чем нам кажется.
Маша подошла к бабушке и обняла ее:
— Мы будем к тебе приезжать. Часто-часто. Правда, мам?
— Конечно, — Анна кивнула. — Каждые выходные, если захочешь.
— Выходные… — горько усмехнулась Елена Петровна. — Как дальние родственники.
— Мама, — Анна подошла ближе, — мы не становимся дальними родственниками. Мы просто… растем. Как тот кактус, помнишь? Ему нужен свой горшок.
— Я тоже хочу свой горшок, — неожиданно серьезно сказала Маша. — Свою комнату, где можно рисовать на стенах.
— На стенах?! — в один голос воскликнули Анна и Елена Петровна.
— Ну, может, не на всех, — поправилась девочка. — Только на одной.
Напряжение внезапно спало. Елена Петровна даже улыбнулась:
— В мое время за такое наказывали.
— В твое время, мама, девочки в десять лет еще в куклы играли, — мягко заметила Анна. — А Маша вон какая самостоятельная растет.
— Вся в бабушку, — вздохнула Елена Петровна. — Я в детстве тоже упрямой была. Родителям все нервы вымотала.
— Правда? — удивилась Анна. — Ты никогда не рассказывала.
— Да что там рассказывать, — Елена Петровна махнула рукой. — Дело прошлое.
В ее глазах мелькнуло что-то, чего Анна раньше не замечала. Тоска? Сожаление? Упущенные возможности?
— Но у тебя же своя квартира, — заметила Маша, всегда внимательная к деталям. — Ты тоже выросла и ушла от своих родителей.
Елена Петровна долго молчала, глядя в окно:
— Тогда другое время было. Мы с твоим дедушкой получили квартиру от завода. Тогда всем давали.
— И ты была счастлива? — спросила Анна. — Когда переехала.
— Счастлива? — Елена Петровна задумалась. — Наверное, да. Своя квартира… это было как чудо тогда. Многие всю жизнь в коммуналках жили.
— Вот видишь, — тихо сказала Анна. — И я хочу такого же чуда. Своего места.
Елена Петровна вздохнула:
— Но я же помогать хотела. Думала, так будет лучше для вас.
— Я знаю, мама, — Анна осторожно взяла ее за руку. — Но иногда самая лучшая помощь — это дать человеку пространство для роста.
На кухне повисла тишина. За окном начинало темнеть, собирались тучи. Маша прижалась к матери, обхватив ее за талию.
— Ладно, — Елена Петровна наконец нарушила молчание. — Я пойду. Уже поздно.
Она направилась в прихожую, ссутулившись и постарев на глазах. Анна и Маша переглянулись.
— Бабушка, — окликнула девочка, — а ты нам поможешь с переездом? У тебя лучше всех получается вещи складывать.
Елена Петровна обернулась, в глазах блеснули слезы:
— Правда поможет? — вырвалось у нее.
— Конечно, — Анна улыбнулась. — Без тебя мы не справимся.
Она лукавила лишь отчасти. Без материнской помощи они действительно справились бы с трудом. Но главное было в другом — дать Елене Петровне почувствовать себя нужной, не теряя при этом собственной свободы.
— Так и быть, — Елена Петровна поправила волосы, приободрившись. — Помогу. Но ремонт делайте сразу! Нечего ребенку в пыли жить.
— Обязательно, — кивнула Анна. — Маша уже стены присмотрела для своих рисунков.
Они вышли проводить Елену Петровну до автобусной остановки. На улице моросил мелкий дождь, но никто не раскрыл зонта — почему-то казалось важным ощутить эту влагу на коже, словно она смывала накопившееся напряжение.
— Завтра позвоню, — сказала Елена Петровна, когда на горизонте показался автобус. — Расскажешь про квартиру подробнее.
— Конечно, — Анна обняла мать. — Спасибо, что понимаешь.
— Я стараюсь, — Елена Петровна вздохнула. — Хотя и трудно.
Автобус увез Елену Петровну, а Анна с Машей медленно пошли домой, держась за руки.
— А почему бабушка такая? — неожиданно спросила Маша. — Почему она не хочет, чтобы у нас была своя квартира?
Анна задумалась, подбирая слова:
— Знаешь, иногда люди боятся остаться одни. Особенно когда стареют. Бабушка очень сильно нас любит и боится потерять. Поэтому и держится так крепко.
— Но мы же никуда не пропадем, — рассудительно заметила Маша.
— Для бабушки это не так очевидно, — Анна улыбнулась дочери. — Взрослые иногда бывают нелогичными.
Вечером, когда Маша уже спала, телефон Анны завибрировал от входящего сообщения. Дмитрий.
«Извини, что мы так и не договорили. Все в порядке? Как Маша?»
Анна медлила с ответом, разглядывая экран телефона. Сегодня она впервые почувствовала себя хозяйкой своей жизни. Не дочерью, не матерью, не бывшей женой — а просто Анной, человеком со своими желаниями и правом на них.
«Все хорошо, — написала она наконец. — Было сложно, но мы справились. Завтра подписываем договор?»
Ответ пришел мгновенно:
«Да. И, может быть, потом поужинаем? Без форс-мажоров».
Анна улыбнулась:
«С удовольствием».