Ольга впервые за пятнадцать лет брака задумалась о том, что зря отказалась от своей девичьей фамилии. Вдруг захочется вернуть её назад — на случай, если эта фамилия хотя бы спасёт квартиру от вторжения. Вот она сидит на своей кухне в квартире, оформленной на её имя (напоминаем, по всем документам — именно её!), и слушает, как две близкие по духу души обсуждают её жизнь так, будто она здесь вообще мебель.
— Знаешь, Дима, я уже не молода, — с жалобой, но с каким-то торжеством проговорила Татьяна Николаевна, прихлёбывая чай. — Одна я тут пропадаю… А у вас ведь просторно: три комнаты! Ты всегда говорил, что это чересчур для двоих.
Ольга сцепила пальцы в нервный замок и обвела мужа взглядом. Дмитрий, словно подросток, пойманный за шалостью, сидел на краю дивана с опущенными плечами — борода есть, бицепсы есть, а глаза — жалкие, как у щенка, который натворил дел.
— Мам, ну это… нужно же всё обсудить, — пробормотал он, украдкой поглядывая на Ольгу.
Она медленно улыбнулась — максимально мило, но ледяной улыбкой:
— Конечно, обсудить. В цивилизованной семье ведь так принято. Правда, Татьяна Николаевна?
— Ой, Льолечка, я ж совсем ненадолго, — вкрадчиво сказала свекровь, поджимая губы и подтверждая сама себе. — Я вам и готовить помогу, и посуду помою — чтобы ты на работе не уставала.
— Готовить? — Ольга потёрла виски. — Вы последний раз стояли у плиты, когда Гагарин ещё по телевизору руку махал… И то соседке борщ отправили — скис.
— Ты не так говори! — Татьяна Николаевна расправила плечи и приложила руку к груди. — Я замечательная хозяйка! Правда, Димка?
— В принципе… — Дима заикивался, и с каждым «в принципе» его лицо опять напоминало щенка, обиженного на весь мир.
— «В принципе»?! — голос Ольги зазвенел. — Это моя квартира. МОЯ, Дима, не «в принципе». Хочешь — покупай маме отдельную квартиру. И живите там с котом хоть втроём.
— Ну нахожу я компромисс! — начал он тихо, но в голосе зазвенела сталь, от которой Ольга годами боялась. — Это же моя мама. Ей одиноко.
— Одиноко? — усмехнулась она. — Шестьдесят шесть лет, а бодрее меня с тобой будет. Покупает себе шубы, шопится. Бойфренда завести пробовала?
Татьяна Николаевна резко вдохнула:
— Наглая ты! Я ради тебя на трёх работах горбатился, чтобы ты вырос достойным человеком. А ты что для меня сделала, кроме как вкатала свой трёхкомнатный замок и теперь сидишь там королевой?
Ольга вскочила с места:
— «Замок»?! ХОРОМЫ?! Это квартира от бабушки, да — а ипотека у меня тоже была, кстати. И если вы думаете, что я буду терпеть ваше вторжение — ошиблись адресом.
— Мамочка просто хочет тепла, — устало вмешался Дмитрий. — Она ведь одна…
— И я должна делить с ней кухню, туалет и кровать?! — Ольга перебила его. — Нет уж, спасибо.
Татьяна Николаевна вскочила, словно пружина:
— Дмитрий, ты что?! Позволишь ей выжить меня, как дворняжку?
— «Девка»?! — гневно рассмеялась Ольга. — Я могу и в сорок лет «девкой» называться, но вы, мамочка, явно перепутали время и роли. Я вам не горничная и не сиделка.
— Хватит! — вскрикнул Дмитрий, хлопнув по столу. — Мам, подожди в комнате. Ира, ты себя слышишь? Это же моя мать!
— И что? — Ольга стояла, глядя ему в глаза. — Я твоя жена. Если вы выбираете жить вместе — тогда вещи у двери.
Татьяна Николаевна размахнулась, но он сжал челюсти:
— Ладно, мам, выходи.
Ирина — то есть Ольга! — уже услышала за дверью шаги и глухой щелчок замка.
На следующее утро она проснулась от стука сердца в висках: ритм был не просто быстрым, он грохотал. В квартире стояла странная тишина — та самая, когда всем всё ясно, но никто не решается сказать это вслух.
Вчерашний спор растворился в воздухе, оставив липкое послевкусие обиды. Ольга подошла к зеркалу и едко усмехнулась:
— Ну вот и всё, «королева Ольга»… Добро пожаловать в эпоху „мама теперь живёт с нами“.
На кухне за чашкой кофе сидела Татьяна Николаевна — в той самой фарфоровой чашечке с бабушкиной монограммой.
— Доброе утро, — спокойно сказала Ольга.
— Доброе, доченька, — беззаботно улыбнулась свекровь. — Я вчера подумала: а может, остаться на пару недель? Там видно будет.
— А вы не подумали, что я — хозяйка этой квартиры? — напомнила Ольга.
— Подумала, — кивнула та. — И спрашиваю.
В этот момент в дверях возник Дмитрий с вытянутым лицом: он походил на человека, который вчера обещал двум женщинам противоположные вещи и теперь не знает, кого спасать первым.
— Ладно, давайте без криков, — сказал он.
— Без криков уж точно, — прошипела Ольга. — Но жить мы с вами точно не будем.
— Может, я найду ей жильё? — промямлил он.
— На Ольге я экономить не собираюсь, — спокойно ответила она. — Если ты хочешь — живи с мамой где-нибудь в «престижном районе» и там же обитаешь ты.
— Ты хочешь развода? — голос Дмитрия дрогнул, но не ослаб.
— Я хочу жить в своём доме без лишних жильцов. Вот и всё.
Татьяна Николаевна в стороне шипела от возмущения, а Дмитрий смотрел на них обоих так, будто искал выход из лабиринта.
— Ладно, остались только двое, — наконец сказал он. — Я к маме.
— Тогда у двери чемоданы, — кивнула Ольга.
Дверь тихо захлопнулась. В квартире снова воцарилась гулкая тишина, но Ольга на этот раз не чувствовала пустоты — она ощутила свободу и ясность.
Прошло две недели.
Ольга успела полюбить тишину собственного дома: никто не переставлял банки на полках, не командовал у плиты, не проверял, не вытираются ли полы должным образом. Она ложилась в постель одна и чувствовала, как наконец-то свободно дышит.
Но покой оказался обманчивым. Однажды вечером домой вернувшаяся с покупками Ольга застыла на лестнице: в дверях стояли Дмитрий и Татьяна Николаевна с коробками. Свекровь вошла, словно хозяйка:
— Вот мы и возвращаемся, — сказала она с самой завоевательской улыбкой. — Никуда нам от тебя не деться, Оленька.
— Это что, палаточный лагерь? — Ольга поставила пакеты и скрестила руки.
— Ольга, дай нам шанс, — отошёл к ней Дмитрий. — Обсудим всё спокойно.
— Обсудить? — она усмехнулась. — После того, как вы выбросили меня за скобки? Попробуем снова?
Они прошли на кухню. Татьяна Николаевна открыла коробку, вытащила чашку… именно ту, что ей вчера не принадлежат, и наливала чай. Дмитрий стоял, опершись о косяк, взгляд его был усталым, но твёрдым:
— Оля, квартира куплена в браке. Я хочу продать её и поделить деньги пополам.
Ольга сначала молчала, потом медленно рассмеялась — без радости, с ноткой протеста:
— Серьёзно? Моя квартира? Купленная до брака, с оформлением на моё имя и с ипотекой, гашённой мной лично? Какие у тебя «половины»?
— По закону… — начал он.
— По какому закону? — голос её резал слух. — Это наследие моей бабушки. Подлости тоже наследство?
Татьяна Николаевна встала, весь облик её задымился обидой:
— Ты ведь знаешь, что без нас ты ничто! Ты разрушила нашу семью!
— Я разрушила? — пожалась Ольга. — А кто выписывал папки у нотариуса с фальшивыми бумагами? Кто весь брак лез из-за моих спин и по ночам обсуждал, как меня «правильно приручить»?
— Дима! — свекровь схватила сына за рукав.
— Мама, хватит, — еле слышно сказал он.
— Я вам не приложение! — в упор посмотрела Ольга. — Если вы стремитесь жить втроём — ваши чемоданы у двери.
Снова топот шагов — стук закрывающейся двери. Ольга стояла, глядя в пустоту, но впервые её душа не дрожала от страха, а наполнялась силой.
Телефон на столе мигнул: «Иван (адвокат)». Ольга улыбнулась, набрала:
— Иван Петрович? Это Ольга. Документы на развод готовы? Сегодня подадим?
И вдохнула полной грудью: впереди новая жизнь, где она — хозяйка своего пространства.
А вы когда-нибудь оказывались в ситуации, когда дом, где вы жили годами, вдруг становился чужим? Как бы вы поступили на месте Ольги?
