Лена стояла у окна, покачивая Серёжку на руках. Малыш наконец-то уснул — после трёх часов плача, смены пяти подгузников и бесконечных попыток его накормить.
Её спина ныла от того, что она весь день носила его на руках, а в голове будто вата. Когда она в последний раз спала больше двух часов подряд?
— Всё, мой хороший, спи, — шептала она, боясь лишний раз шевельнуться.
За окном моросил осенний дождь. Серый, унылый, как и её дни в декрете. Раньше она думала, что декрет — это отдых. Сидишь дома, возишься с малышом, никуда не торопишься.
Ха! Если бы кто-то сказал ей полгода назад, что материнство — это работа без выходных, перерывов и отпусков, она бы рассмеялась.
Теперь она понимала, что офисная работа — это курорт по сравнению с декретом. Там хотя бы есть обеденный перерыв.
Хлопнула входная дверь. Павел вернулся с работы. Лена замерла — только бы не разбудить Серёжку.
— Привет, — прошептал он, целуя её в щёку. — Как дела?
— Нормально, — соврала она. Что тут рассказывать? Что она с утра не могла даже кофе выпить, потому что малыш не слезал с рук? Что обед так и не приготовила, потому что у неё руки заняты? Что она чувствует себя выжатой как лимон?
Павел прошёл в комнату, переоделся и вернулся на кухню. Открыл холодильник, покопался там, нашёл кусок хлеба и колбасы. Лена молча наблюдала, как он делает себе бутерброд.
— Слушай, — сказал он, жуя, — звонила Алина. У неё там совсем беда.
Лена насторожилась. Алина — это сестра Павла. Двадцать восемь лет, двое детей, муж в командировках. И привычка решать все проблемы через брата.
— Что случилось? — спросила Лена, хотя уже догадывалась.
— Да у неё старший заболел, младший тоже начинает. Она одна с ними, сил никаких нет. Просила помочь.
— И?
Павел посмотрел на неё так, будто она должна была понять без слов.
— Ну, ты ведь в декрете. Вот и помоги сестре. У неё сейчас сложно. С детьми посидишь, в магазин сходишь, у неё нервы на пределе.
Лена почувствовала, как что-то внутри неё содрогнулось. Не от злости — от усталости. Она посмотрела на мужа, на его спокойное лицо, на то, как он жуёт бутерброд, и поняла: он искренне не понимает, что с ней что-то не так.
— Павел, — начала она тихо, — я не могу.
— Как не можешь? — удивился он. — Ты же дома сидишь.
Дома сидишь. Вот оно. Вот как он это видит.
— Я не сижу дома, — сказала она, всё так же тихо. — Я работаю. Круглосуточно.
— Да какая это работа? — махнул он рукой. — Ребёнок спит половину дня, ты отдыхаешь.
Серёжка, как назло, заворочался у неё на руках. Лена замерла, нежно покачивая его. Нет, только не сейчас, не просыпайся.
— Павел, — она собрала всю свою выдержку, — я встаю к нему по пять раз за ночь. Я не могу даже в туалет спокойно сходить. И ты хочешь, чтобы я ещё за двумя чужими детьми присматривала?
— Чужими? — возмутился он. — Это дети моей сестры!
— Но не мои, — твёрдо сказала Лена. — И у меня нет сил на чужих детей. Мне бы со своим справиться.
Павел поставил недоеденный бутерброд на стол и уперся руками в столешницу.
— Лена, что с тобой? Раньше ты всегда помогала семье. А теперь? Алина в отчаянии, а ты.
— А я что? — она почувствовала, как голос начинает дрожать. — Я плохая золовка? Плохая жена?
— Я не это имел в виду.
— Нет, имел. Ты думаешь, что раз я в декрете, то я свободная. Что у меня куча времени, и я могу тратить его на всех, кроме себя.
Серёжка заплакал. Лена зажмурилась — сейчас начнётся новый круг. Кормление, смена подгузника, укачивание. И так до самого утра.
— Вот видишь, — сказал Павел, — ты и со своим не справляешься. А я думал, поможешь сестре.
Эти слова ударили её как пощёчина. Она посмотрела на мужа — на его уставшее лицо, на грязную спецовку, на руки в мозолях. Он работал с утра до вечера, приходил домой измотанный. И она понимала это. Но почему он не понимал её?
— Павел, — сказала она, укачивая плачущего Серёжку, — я не справляюсь? Серьёзно?
— Ну, ребёнок же плачет.
— Дети плачут. Это нормально. Это не значит, что я плохая мать.
Он пожал плечами, будто это было не его дело.
— Короче, — сказал он, — я уже пообещал Алине, что ты завтра к ней приедешь. Она рассчитывает.
И тут что-то в Лене щёлкнуло.
— Нет, — сказала она.
— Что значит «нет»?
— Я не поеду к Алине. Я не буду сидеть с её детьми. Я не буду бегать по магазинам. Я скажу ей — честно, что не могу.
Павел уставился на неё, как на сумасшедшую.
— Ты что, ей откажешь? Она же моя сестра!
— Откажу, — кивнула Лена. — Потому что я не её бесплатная няня. У меня есть свой ребёнок, своя жизнь, свои проблемы.
— Ты эгоистка, — сказал он тихо.
— Возможно, — согласилась она. — Но я устала быть удобной для всех, кроме себя.
На следующее утро Павел ушёл на работу, даже не попрощавшись. Алина звонила уже третий раз за час.
— Лена, ну что случилось? — голос сестры мужа звучал растерянно. — Павел сказал, что ты не можешь приехать. Но я уже всё спланировала! Мне нужно к врачу с младшим, старшего не с кем оставить.
— Алина, — прервала её Лена, — я правда не могу. У меня Серёжка совсем не спит, я сама на пределе.
— Но ты же дома! — в голосе Алины зазвучала обида. — Что тебе стоит посидеть ещё с одним ребёнком? Я бы на час всего!
На час. Лена едва не рассмеялась. Сколько раз она слышала это «на час»? А потом час превращался в три, в пять, в целый день.
— Алина, мне жаль, что тебе тяжело. Но я не могу быть твоей палочкой-выручалочкой каждый раз, когда у тебя проблемы.
— Какая ты стала чёрствая! — всхлипнула Алина. — Раньше ты всегда помогала!
— Раньше у меня не было своего ребёнка, — устало сказала Лена и отключилась.
Серёжка заплакал в коляске. Лена подошла, взяла его на руки. Он был мокрый, голодный и недовольный жизнью. Как и она.
— Ну что, малыш? — прошептала она ему в ухо. — Мы с тобой теперь изгои?
Весь день она чувствовала себя виноватой. Может, она действительно эгоистка? Может, нужно было помочь? В конце концов, семья — это святое.
Но каждый раз, когда она думала об этом, в голове всплывали картины: она с двумя детьми, которые орут, капризничают, требуют внимания. А у неё нет сил даже на одного.
Вечером Павел вернулся угрюмый.
— Алина звонила, — сказал он, даже не поздоровавшись. — Плакала. Сказала, что ты на неё накричала.
— Я не кричала, — спокойно ответила Лена. — Я сказала, что не могу помочь.
— Она не смогла к врачу попасть. Ребёнок болеет, а она сидит дома.
— И что я должна была сделать? Бросить своего ребёнка и побежать спасать её?
— Ты могла взять Серёжку с собой!
Лена посмотрела на него долгим взглядом.
— Павел, а ты хоть раз сидел с ребёнком целый день? Хоть раз?
— При чём тут это?
— При том, что ты не знаешь, о чём говоришь. Ты думаешь, это легко — таскать грудничка по чужим домам? Кормить его в незнакомой обстановке? Укладывать спать, когда вокруг чужие дети орут?
— Ты преувеличиваешь.
— А ты преуменьшаешь. — Лена почувствовала, как внутри неё поднимается не злость, а что-то другое. Твёрдость. — Я не обязана решать её проблемы.
Павел сел на диван, потёр лицо руками.
— Лена, ну что с тобой стало? Раньше ты была такая отзывчивая.
— Раньше я была удобная, — поправила она. — Я всегда говорила «да». Всегда соглашалась. Всегда жертвовала своими интересами ради чужих.
— И что, теперь ты стала другой?
— Да. Теперь я мама. И моя главная задача — быть хорошей мамой для своего ребёнка. А не нянькой для всех остальных.
Серёжка заворочался в кроватке. Лена подошла к нему, наклонилась. Он открыл глазки, посмотрел на неё и улыбнулся — первая настоящая улыбка за всю неделю.
— Видишь? — сказала она мужу. — Он улыбается, когда я рядом. Спокойная, не дёрганная, не разрывающаяся между своими и чужими обязанностями.
— Хорошо, — вздохнул Павел. — Допустим, ты права. Но что мне сказать Алине? Она же расстроилась.
— Скажи правду. Что у твоей жены есть свой ребёнок, свои проблемы. И что она имеет право сказать «нет».
— А если она обидится?
— Пусть обижается. — Лена взяла Серёжку на руки. — Я больше не буду жить чужими обидами.
Павел молчал. Потом встал, подошёл к холодильнику, достал молоко.
— Ужин будет? — спросил он.
— Не знаю, — честно ответила Лена. — Если успею приготовить между кормлениями и укачиваниями — будет. Если нет — сделаешь бутерброды.
— Лена.
— Что?
— Я не понимаю, что происходит.
— Происходит то, что я перестала быть удобной. Перестала делать вид, что мне всё легко. Перестала молчать, когда мне плохо.
— Но мне же тоже тяжело на работе.
— Мне тоже тяжело дома. Но почему-то только твоя усталость считается важной.
Павел сел обратно на диван, уставился в телефон.
— Не знаю, что и думать, — пробормотал он.
— Думай, — сказала Лена. — Думай о том, что твоя жена — живой человек.. И что декрет — это не отпуск, а самая тяжёлая работа в мире.
В эту ночь Серёжка особенно часто просыпался. Лена вставала к нему, качала, кормила. Павел спал рядом, даже не шевелясь.
Лена проснулась в холодном поту. Голова раскалывалась, горло горело, а температура, судя по ощущениям, перевалила за тридцать восемь. Она попыталась встать — и тут же упала обратно на подушку. Комната закружилась.
— Павел, — прохрипела она.
Муж спал рядом, безмятежно посапывая. Лена толкнула его в плечо.
— Павел, мне плохо.
— Мм? — он приоткрыл один глаз. — Что?
— Температура… я заболела.
Павел сел, посмотрел на неё. Даже в полутьме было видно, что Лена бледная, губы сухие, глаза блестят нездоровым блеском.
— Может, просто устала? — неуверенно спросил он.
— Нет, — она покачала головой и тут же пожалела об этом. — Я простыла. Наверное, когда с Серёжкой гуляла вчера, продуло.
Из детской раздался плач. Лена попыталась встать, но ноги не держали.
— Я не могу, — прошептала она. — Павел, мне нужен врач. И кто-то должен быть с Серёжкой.
— Хорошо, — он почесал затылок. — Я вызову врача. А с ребёнком, может, маму твою попросим?
— Она же в другом городе, — напомнила Лена. — В один миг не приедет. К тому же у неё работа.
Серёжка плакал всё громче. Павел растерянно смотрел то на жену, то в сторону детской.
— Тогда что делать?
— Возьми отгул, — сказала Лена и закрыла глаза. — Останься дома. Я не могу встать.
— Но у нас сегодня важный объект.
— Павел, — она открыла глаза и посмотрела на него. — Я физически не могу встать с кровати. Ребёнок голодный. Что ты выберешь — объект или семью?
Он помолчал, потом кивнул.
— Ладно. Останусь.
Павел вызвал врача, позвонил на работу, отпросился. Потом пошёл в детскую за Серёжкой. Малыш плакал уже минут десять, покраснел, взмок.
— Ну что, сынок? — неуверенно сказал Павел, беря его на руки. — Давай-ка разберёмся.
Серёжка не успокаивался. Наоборот, плакал ещё громче.
— Может, голодный? — пробормотал Павел. — Лена! Как его кормить?
— Смесь на кухне, — донеслось из спальни.
Павел с плачущим ребёнком на руках пошёл на кухню. Банка со смесью, бутылочка, кипятильник. Вроде всё просто. Но Серёжка не переставал орать, и от этого крика в голове у Павла начинался гул.
— Тихо, тихо, — бормотал он, пытаясь одной рукой развести смесь, а другой удержать ребёнка. — Сейчас покормим.
Смесь получилась комками. Серёжка отказывался от бутылочки, выплёвывал соску.
— Может, горячая? — Павел попробовал на запястье. Обжёгся. — Блин!
Он поставил бутылочку под холодную воду, а Серёжка тем временем описался. Тёплая струйка потекла по руке Павла.
— Ну вот, — вздохнул он. — Пелёнки где?
Следующие полчаса превратились в кошмар. Серёжка не переставал плакать, отказывался от еды, пачкал подгузники один за другим. Павел метался по квартире, не зная, что делать. Ребёнок засыпал только у него на руках, но стоило положить его в кроватку — тут же просыпался и начинал орать.
— Лена, — позвал он жену, — что мне делать? Он не успокаивается!
— Походи с ним, покачай… — слабо отозвалась она. — Может, колики.
Павел ходил по квартире, качая Серёжку. Малыш затихал на несколько минут, потом снова начинал плакать. У Павла затекли руки, болела спина, в голове стучало.
— Как же вы, женщины, это выдерживаете? — пробормотал он.
К обеду Серёжка наконец уснул. Павел осторожно положил его в кроватку, на цыпочках вышел из детской. Сел на диван, потёр лицо руками. Он был измотан, как после двойной смены на стройке.
— Лена, — тихо позвал он.
— Что? — она лежала под одеялом, не открывая глаз.
— Я ведь думал, что ты преувеличиваешь. Про декрет.
— И что теперь думаешь?
— Теперь думаю, что я идиот. — Павел подошёл к кровати, сел рядом. — Это же невозможно. Он не даёт ни минуты передышки.
— Теперь представь, что так каждый день. И каждую ночь. Месяц за месяцем.
— Боже, — он покачал головой. — А я ещё хотел, чтобы ты к Алине ехала. С этим кошмаром.
— Не кошмаром. Это наш ребёнок. Но да, это тяжело.
Павел молчал. Потом наклонился, поцеловал её в лоб.
— Прости меня. Я не понимал.
— Мало кто понимает, — тихо сказала Лена. — Все думают, что декрет — это отпуск. Что мы дома «отдыхаем».
— Я больше никогда не скажу, что ты отдыхаешь. — Павел взял её за руку. — Как же ты справляешься?
— Я не справляюсь, — честно призналась Лена. — Я выживаю. Изо дня в день. И мечтаю хоть час поспать.
Из детской снова раздался плач. Павел вздохнул, встал.
— Я пойду.
— Возьми его на руки, — посоветовала Лена. — Скорее всего, он проголодался опять.
Павел пошёл к сыну. Взял его, прижал к груди. Серёжка сначала затих, потом снова заплакал.
— Лена, он опять кричит!
— Поменяй подгузник. Потом покорми. Потом укачай. Потом он поспит полчаса и всё повторится.
— Полчаса?! — ужаснулся Павел.
— Добро пожаловать в мой мир, — слабо улыбнулась Лена.
К вечеру Павел выглядел как выжатый лимон. Он не успел ни поесть нормально, ни даже в душ сходить. Серёжка засыпал только на руках, а стоило его положить — тут же просыпался.
— Как ты это выдерживаешь каждый день? — спросил он у жены, когда она немного пришла в себя.
— Привыкаешь. — Лена села на кровати. — Организм адаптируется. Но силы кончаются.
— Я думал, что на стройке тяжело, — покачал головой Павел. — Но там хотя бы перерыв есть. А здесь…
— Здесь работа круглосуточная. Без отпусков, без больничных. Даже когда заболеешь — всё равно нужно заботиться о ребёнке.
— Завтра я снова возьму отгул.
— Не нужно. Я справлюсь.
— Нет, — твёрдо сказал Павел. — Пока ты не поправишься, я остаюсь дома.
Лена посмотрела на него удивлённо.
— Правда?
— Правда. Я же отец.
Утром Павел не пошёл на работу. Взял второй отгул подряд и остался дома. Лена чувствовала себя лучше, но он настоял:
— Пока температура не спадёт, никуда не пойду.
Он кормил Серёжку, менял подгузники, укачивал. Без жалоб и вздохов. И каждый раз, когда малыш засыпал, говорил:
— Отдыхай. Я справлюсь.
К обеду позвонила Алина. Павел взял трубку сам.
— Алина, привет.
— Павлик! Как дела? Лена передумала? Может, сегодня поможет? У меня старший затемпературил, а мне с младшим к врачу нужно.
— Лена тебе не поможет, — спокойно сказал Павел.
— Что?! Но почему?
— Она заболела. Лежит с температурой. А я сижу с Серёжкой.
— Ты сидишь с ребёнком? — в голосе Алины прозвучало удивление.
— Я сижу с нашим ребёнком, — подчеркнул он. — И знаешь что? Это адский труд. Лена права — у неё нет сил на чужих детей. Она не няня для всех родственников.
— Павел, что с тобой? Ты такой жёсткий стал.
— Алина, найди другой выход. Бабушку попроси, подругу. Но Лена больше не будет твоей палочкой-выручалочкой.
Павел отключился. Лена смотрела на него из дверного проёма.
— Спасибо, — сказала она тихо.
— За что?
— За то, что защитил.
Он подошёл к ней, обнял осторожно.
— Прости, что так долго не понимал.
Серёжка заплакал в коляске. Павел не вздохнул, не поморщился. Просто пошёл к сыну.
— Что там у нас? — ласково спросил он, поднимая малыша. — Проголодался?
Лена смотрела, как муж осторожно укачивает сына, и чувствовала: что-то изменилось. Навсегда.
Вечером, когда Серёжка спал, Павел готовил ужин. Лена сидела за столом, наконец-то нормально выпила чай.
Они сидели на кухне, ели суп, а в детской мирно спал Серёжка. И впервые за месяцы Лена чувствовала себя не одинокой мамой, а частью семьи. Самой настоящей.
