Алина склонилась над планшетом, посматривая на экран так, как будто сейчас от её выбора зависела судьба мира. А не всего лишь коллекция новогодних брелков с медведями в шарфах. Хотя, зная Алину, можно было не сомневаться — она всё делала именно так. С максимальной ответственностью. Даже если это была ерунда вроде выбора бумаги для упаковки.
— Катя, ну честно… вот этот мишка, с голубыми варежками — это ж инфаркт, а не сувенир! Он жуткий! Он как будто сам не рад, что родился в нашем каталоге, — Алина криво усмехнулась, убирая прядь волос за ухо.
— Ты сама его утверждала, между прочим… — буркнула Катя, дизайнер, с обиженным видом.
— Я была в стрессе! В тот день Игорь мне сказал, что мама к нам переезжает на зиму — помнишь? Вот я и наутверждала всё подряд в припадке паники.
Катя закатила глаза и вздохнула. В офисе Алины так всегда: работа спорилась, но с перчинкой. Сарказм был тут не менее важен, чем упаковка.
Алина была из тех женщин, которые зарабатывали себе на жизнь не тем, что «вышли удачно замуж», а тем, что пахали. И не просто пахали, а строили с нуля бизнес, в который никто не верил. Особенно муж.
Нет, Игорь, конечно, был не дурак. Но был… как бы это сказать… маменькин мальчик в сорок лет. Правда, сам об этом не догадывался. Или делал вид. Как и его мама — Галина Петровна, в прошлом преподаватель философии, в настоящем — судья и жюри собственной семьи, с лицом, как у директора завода по производству скуки.
Алина ещё до брака с Игорем поняла, что мама у него — не сахар. Но она тогда была моложе, дурнее и, как ей теперь казалось, вечно влюблённой. Причём не в Игоря, а в то, как он на неё смотрел. А не то, что он делал. А делал он всегда одно: в трудные моменты говорил «давай подумаем», а сам бежал к маме.
В этот день, когда Алина обсуждала сувениры, всё шло относительно спокойно. До того момента, как на экране телефона не всплыло сообщение от Игоря:
«Алин, привет. Мамина дата юбилея переносится. Она хочет праздновать у нас дома. Гостей будет человек 15. Я подумал, ты не против. Ты ж всегда отлично организовываешь.»
— Скотина, — выдохнула Алина. — Конечно, кто ж ещё у нас «организует». Мисс Бесполезные Брелки, как сказала твоя мама.
— Что? — переспросила Катя.
— Да ничего. Так. Домашнее… семейное, — Алина снова вернулась к планшету, хотя глаза её уже не видели ни одного медведя.
Позже вечером, на кухне, она варила чечевичный суп, не потому что кто-то просил, а потому что ей хотелось чего-то нейтрального. Ни мясо, ни салат — идеальная метафора её брака.
— Ты не против, если юбилей мамы у нас? — спросил Игорь, входя с книгой в руке.
— Против, — не отрываясь, сказала Алина.
— Ну я же уже согласился…
— Конечно. Сначала делаешь, потом спрашиваешь. Всё по-старому.
Игорь пожал плечами. Он был из тех, кто считает, что тишина — лучше ссоры. Алина — наоборот.
— Она тебя просто не любит, — вдруг выпалил он.
Алина замерла с половником в руке. Медленно повернулась.
— Спасибо, Игорь. А я-то думала, мы просто не сошлись по интересам. Как приятно слышать официальное заявление.
— Ну ты ей не подходишь. Она другой себе невестку представляла.
— Кто бы сомневался. Наверное, кого-то из аспиранток, с идеями и с уважением к монографиям.
— Не начинай.
— Я не начинаю. Это ты предложил юбилей мамы у нас. А я теперь, как официантка в пыльнике, буду бегать с салатами перед женщиной, которая однажды сказала мне, что мой бизнес — это «ярмарка тщеславия с глупыми безделушками».
— Она в тот день устала…
— Я в жизни устала! И от вашей семьи тоже.
Наступила пауза. Потом Игорь сказал:
— Подари ей что-нибудь. Ну… чтобы разрядить обстановку.
Алина снова посмотрела на него, как на человека, который забыл, в какой стране живёт.
— Что, например? Крестик с бриллиантами? Или шкатулку с дипломом? Что любит ваша кастрюля на ножках?
— Хватит, — устало сказал Игорь.
— Хорошо, — кивнула Алина. — Будет подарок. Такой, чтобы запомнился.
Она не уточнила, в хорошем или в плохом смысле. Игорь не спросил.
Подарок Алина выбирала с особой тщательностью. Это был браслет. Дорогой. Изумительно тонкий. С эмалью цвета воронова крыла и крошечными бриллиантами. Внутри была гравировка: «С любовью, от семьи.»
Она знала, как Галина Петровна любит быть «в центре», но не терпит «вещей для выпендрежа». Этот браслет — тонкий троллинг. Он выглядел настолько аристократично, что можно было принять за фамильную драгоценность. А можно — за вульгарность. Всё зависело от восприятия.
Праздник был назначен на субботу. Алина приготовила стол, как в ресторане. Отдельно заказала официанта, чтобы не бегать. Поставила цветы. Даже выключила свои ёлочные игрушки на стенде — чтобы не раздражать.
— Где моя мама? — спросил Игорь, ходя по квартире. — Надо же встретить, Алин.
— Встретили. Уже. Она в твоём кабинете. Заметила, что полки с книгами стоят неровно и ушла «размышлять о деградации систем хранения».
— Не начинай, пожалуйста.
— Я бы с удовольствием. Но она начала раньше.
Когда гости расселись, Алина вышла с коробочкой.
— Галина Петровна, — сказала она, улыбаясь. — Это вам. От нас.
Галина Петровна, женщина с лицом, как будто ей только что сообщили, что сахар в мире закончился, приподняла бровь и аккуратно развернула упаковку.
— О, — сказала она. — Браслет… Ну надо же.
Все переглянулись.
— Бриллианты? Надеюсь, не китайская фальшь с ярмарки?
Алина замерла. Остальные тоже. Кто-то неловко засмеялся.
— Нет, — сказала она спокойно. — Это французский антиквариат. Специально под ваш вкус. Но вы же разбираетесь в подделках, правда?
Галина Петровна медленно надела браслет.
— Пошло, — сказала она. — Вещь для тех, кто хочет произвести впечатление, не имея вкуса. Как раз в вашем стиле, Алина.
И тут официант уронил тарелку. В наступившей тишине Алина выпрямилась и сказала:
— А вы, Галина Петровна, — удивительно последовательно хамите всем, кто вас кормит. Очень в вашем стиле.
Гости замерли.
— Я больше не буду делать вид, что вы мне приятны. И можете не утруждать себя визитами. Вы получили подарок — он ваш. А я больше никому не обязана.
Она повернулась к Игорю, который стоял, бледный, как мел.
— Если ты ещё раз поставишь меня в такую ситуацию — мы с тобой разведёмся. Или даже лучше — я просто уйду.
Алина вышла из комнаты, оставив в гостиной гробовую тишину.
Утро началось с нервного пощелкивания каблуков по ламинату. Алина ходила по квартире, как надзиратель по казарме — быстро, решительно, с прицельной злобой.
— Где он, черт бы его побрал…
Браслет. Тот самый, с изумрудами, сделанный по индивидуальному заказу в ювелирной мастерской в Питере. Упаковка — зелёный бархат, лента — вручную завязанная, чек — в отдельном конверте, как алиби на суде. Подарок к юбилею Галины Петровны. Универсальный жест доброй воли — и попытка окончательно, по-взрослому, выйти из категории «этой девки, что торгует безделушками».
— Он лежал в нижнем ящике комода. Я точно его туда положила. Или не туда?
Алина вздохнула, села на диван и уставилась в одну точку. Долго. Минуту, две, может — десять. Потом встала, достала телефон и набрала Катю.
— Ты помнишь, куда я делала этот грёбаный браслет? — почти прошептала она.
— Ты мне его показывала, я облизнулась, ты закрыла коробочку, а потом понесла к себе в спальню. Я видела, как ты напевала себе под нос «вот пусть теперь офигеет» — ответила Катя, не скрывая ехидства.
— Спасибо, мать. Хоть кто-то в этом доме не пытается сделать из меня идиотку.
— Пока, Алиночка. Надеюсь, она его не швырнёт тебе в лицо.
— Если швырнёт — значит, у неё хороший бросок. Проверим, сколько лет тяжёлой риторики в университете дают на силовую подготовку.
Алина нашла коробочку под подушкой — сама же туда и сунула, когда ночью проснулась в панике, что кто-то влезет и стащит. Психоз контроля, как всегда.
Юбилей Галины Петровны проходил в ресторане, где всё было как надо: фарфоровые тарелки, официанты с вытянутыми лицами, как у похоронных агентов, и музыка на фоне — классика, чтоб мозги не отвлекались от лицемерия.
Алина вошла в зал, втиснулась в компанию учёных и родственников, будто в меховой салон с крокодилом под мышкой.
Галина Петровна сидела во главе стола, строго и царственно, в серо-голубом костюме, как будто заехала прямиком с заседания учёного совета. Улыбалась сухо. Похожая на человека, который вот-вот поставит двойку, но культурно.
— Алина, здравствуй, — сказала она, вставая, будто надгробие встало вертикально.
— Здравствуйте, Галина Петровна. Поздравляю вас. Это — вам.
Алина протянула коробочку. Не бантик, а прям флаг доброй воли.
— Что это? — спросила свекровь с таким выражением, будто там была граната.
— Просто подарок. От меня.
Минута молчания. Все замерли. Даже официант завис с бутылкой вина.
Галина Петровна раскрыла коробку и долго смотрела на браслет. Затем — на Алину. Затем снова на браслет. И снова на Алину.
— Это… ювелирное украшение? — уточнила она, словно проверяя, не галлюцинация ли это.
— Да. Изумруды, серебро, ручная работа. Специальный заказ.
— Интересно. — Пауза. — Как вы думаете, Алина, что должен чувствовать человек, когда получает такое… ну, мягко говоря, вызывающее изделие?
— Радость? Благодарность? — предложила Алина, стараясь не скривиться.
— Я бы назвала это «попыткой купить одобрение». Это — демонстрация. Выставка достатка. Модная мишура.
— Это браслет, Галина Петровна. А не дипломатическая нота.
— Алина, — в голосе появилась тяжесть. — Вы не понимаете простых вещей. Не всё в жизни измеряется деньгами. Вы пытаетесь компенсировать отсутствие образования блеском украшений. Это пошло. Очень пошло.
Алина онемела. Ей хотелось вылепить этой женщине пощёчину с такой силой, чтобы вылетели очки, зубы и представления о морали. Но она стояла. Стояла, как памятник.
— Я подарила вам браслет. Не для оценки. Не для экзамена. Просто — подарок. Хотела сделать приятное. Не вышло. Бывает.
— Вы всё время что-то демонстрируете, Алина. Свою самодостаточность. Свою «независимость». Свой бизнес. Но в глубине — пустота. Ваша энергия — это пена. Вы не из нашего круга. Вам не хватает базовых понятий о вкусе и культуре.
Алина почувствовала, как в ней закипает ярость. Сдавила коробку с браслетом в руке, как пульт в момент гнева.
— Спасибо за лекцию, профессор. Я пошла.
Она повернулась и ушла. Не резко. Не с грохотом. Просто ушла. Как человек, который понял, что ничего тут больше делать.
Вечером Игорь пришёл домой. Он молчал. Снял куртку, поставил пакет с продуктами на кухню.
— Ты ушла с юбилея. Не попрощалась. Мама расстроилась.
— Правда? — Алина посмотрела на него, как на таракана в бокале вина. — Она меня публично унизила, Игорь.
— Она просто… по-своему воспитана. У неё высокие стандарты.
— Высокие стандарты? Это когда человеку дарят украшение, а она при всех говорит, что ты «не из их круга»? Что я — пустота?
— Она имела в виду, что тебе не хватает…
— Диплома? Профессуры? Кафедры?
Игорь опустил глаза.
— Послушай… может, нам стоит подумать. О будущем. Мы ведь можем всё упростить. Продать твою квартиру. Закрыть бизнес. Купить общий дом. Начать заново.
— Подожди, ты серьёзно? — Алина смеялась. Не нервно, а по-настоящему. Смех боли, отчаяния и облегчения.
— Просто… маме было бы спокойнее. Нам — тоже.
— Игорь, ты предлагаешь мне продать бизнес, бросить дело, отказаться от себя, чтобы твоя мама, которая считает меня пустотой, чувствовала себя комфортно?
— Это не так звучит…
— Это звучит ровно так, как звучит. Ты хочешь, чтобы я отрезала себе голову, чтобы твоя мама легче спала?
Он замолчал.
Алина достала коробку с браслетом, медленно, почти нежно положила её на стол.
— Я больше не буду бороться за место в семье, где меня считают гостьей. Подачкой. Грешной.
Она встала.
— Я переночую у Кати. А потом… видно будет.
— Алина, — тихо позвал он. — Подожди. Давай поговорим.
— Мы говорим уже два года, Игорь. Но говоришь ты — словами мамы. А я устала быть чужой даже в своей квартире.
Она ушла, оставив его стоять на фоне аккуратной кухни, где всё было ровно и по правилам. Кроме одного — неё.
Кате было всё понятно без слов. Она даже не задавала вопросов, когда Алина ввалилась к ней в два часа ночи, с голыми плечами под пальто, с коробкой от браслета в руке и глазами — как после пожара.
— Твоя комната свободна, чайник вскипел, плед вон там, — бросила Катя. — Хочешь — будем говорить, хочешь — будем молчать. У меня обе функции включены.
— Спасибо, мать, — прошептала Алина и, не раздеваясь, рухнула на диван.
Спала плохо. Дёргалась. Во сне опять шла та сцена — ресторан, коробка, изумруды, фраза: «вы — пустота». Как будто кто-то вложил это в неё, как вирус. Программа, которая запускается при любом «а что, если бы я…».
Утром она проснулась с одним словом в голове:
«Достаточно».
Три дня она не отвечала на звонки. Ни от Игоря, ни от его тётки, ни даже от странных номеров с московскими кодами — наверняка маменька подключила научных коллег, чтобы провести «реабилитацию невестки».
На четвёртый день позвонила сама. К нотариусу.
Квартира на Сретенке была куплена до брака. Студия — но с большими окнами, кирпичными стенами и запахом свободы. Там она когда-то начала делать бижутерию, а потом — украшения, потом — коллекции, а потом — бизнес. Свои деньги, свои клиенты, свои решения.
А потом появился Игорь. И Галина Петровна.
Алина всё сделала по уму. Вышла замуж, сохранила квартиру, построила бизнес параллельно, надеясь, что две параллельные прямые не пересекутся. Ошиблась.
— Добрый день. Вызывали? — вежливо улыбнулся нотариус, приглаживая папку.
— Да. Мне нужно переоформить завещание. Квартира на Сретенке. Дата покупки — до брака. Никаких совместных прав. Всё — на меня. Так?
— Да. Всё верно. Хотите кого-то назначить?
— Да. Мою подругу. Екатерину Викторовну Зайцеву.
Он записал. Алина посмотрела в окно. За стеклом шёл дождь. Настоящий московский. Холодный, злой, но честный.
Через неделю она вернулась домой. Вышла на пару часов, когда знала, что Игорь будет на работе. Забрала одежду, документы и ноутбук. Браслет оставила на столе. Как каплю сожаления.
На зеркале оставила записку.
«Ты когда-то сказал, что я яркая. Так вот: я устала приглушать свет, чтобы мама не щурилась.
Свет не должен извиняться за то, что он — свет.
А ты — можешь продолжать жить в тени.
Удачи».
Галина Петровна позвонила через неделю. На номер Кати.
— Алина? Это я. Галина Петровна.
— Слушаю вас.
— Я узнала, что вы… ушли. Игорь… растерян.
— Уверена. Он же не привык жить без сценария.
— Алина, вы должны понимать, что поступили необдуманно. Брак — это труд. И вы слишком импульсивны.
— Да? А мне казалось, что я была слишком терпелива. Два года. Три попытки «стать своей». Один браслет.
— Мы все несовершенны, Алина. Вы — тоже. У вас нет высшего образования. У вас нестабильный бизнес. Вы эмоциональны. Но…
— Но? — Алина прищурилась.
— Я готова пересмотреть своё отношение. Если вы сделаете шаг навстречу. Закончите обучение. Откажетесь от… этого мелкого дела с бижутерией. И сосредоточитесь на серьёзной профессии. Мы можем вам помочь. Поддержать. Через Игоря.
— Знаете, Галина Петровна… — Алина засмеялась. — Я в вашей системе координат — вообще не должна существовать. У меня нет диплома, нет кафедры, нет культа науки. Но есть свобода. И вкус. И жильё на Сретенке. Которое, к слову, мне не выдали за диссертацию, а я сама купила. До вашего сына. До вашего мнения.
— Я просто хотела…
— Вы хотели новую себя в моём теле. Не вышло.
Алина повесила трубку. И больше никогда не брала от них звонков.
Через месяц её украшения попали в журнал. Не модный, а умный. Там написали: «Редкий случай, когда человек без профильного образования создаёт продукт, который выглядит как искусство, а не как подделка».
Алина сидела у окна, на Сретенке. Рядом спала кошка, на коленях лежал планшет. Она пролистала страницу, допила кофе и отправила письмо.
Тема: Курс «Бренд и стратегия».
Адресат: Британская школа дизайна.
Здравствуйте.
Хочу поступить к вам на курс.
Да, у меня нет диплома. Но у меня есть опыт, бизнес и жгучее желание знать больше.
Мне не нужно одобрение. Мне нужно знание.
Пожалуйста, рассмотрите мою заявку.
В квартире пахло свежим хлебом. За окном — шумел город. А в груди — впервые за долгое время — было тихо.
И светло.
