Екатерина Андреевна стояла у окна на своей кухне, крепко сжимая чашку с чаем — словно держалась за последний соломинку. За окном весна барабанила по стеклу пыльной капелью, а в душе у неё был такой морозный январь, когда холод режет, а ты стоишь на улице без капюшона, и снега так много, что кажется, будто он застрял в голове.
За спиной тихо тикали часы — те самые, что отец повесил ещё двадцать лет назад. Вся эта квартира — почти часть её самой. Здесь пахло старым деревом, мандаринами и… предательством. Особенно после того, как Павел исчез. Нет, не ушёл — именно уполз, прихватив не только свои рубашки, но и юриста в юбке, которая теперь была у него на содержании.
Вдруг в дверь позвонили. Катя уже знала, кто за ней стоит. Ну, какая же это неожиданность — адвокатесса Алиночка. Ну та самая, что любовницей числится.
Она открыла. На пороге — Алина Витальевна. Юбка обтягивала, туфли такие, что даже реклама боли в ногах нервно курит в сторонке, а улыбка — на троечку. Как у школьницы, которую заставили извиняться, но она думает: «Я-то права, а вы все ошибаетесь».
— Екатерина Андреевна? — произнесла она с такой напускной вежливостью, что аж зубы сводило. — Добрый вечер. У нас к вам пара вопросов. Юридического характера.
Катя усмехнулась и не отступала с порога:
— Только пара? Да это скромно для дамы, которая спит с моим бывшим и пытается отжать у меня квартиру.
— Мы бы хотели поговорить… в более комфортной обстановке, — Алина глядела так, будто ей сейчас выдадут премию за лицемерие.
— Ага, вон на коврике, наверное, душно от совести, да? Заходи. Мне всё равно. Мой чай уже остыл.
Алина вошла, огляделась, как следователь, который вдруг понял, что в этой квартире больше драмы, чем у всех соседей вместе взятых. Села на край стула, словно боялась, что её испачкает жизнь Екатерины.
— Квартира оформлена на вас, но Павел утверждает, что вы её купили уже в браке, — спокойно, почти наигранно сказала она.
— Павел ещё на корпоративе с бухгалтершей говорил, что у них «просто разговор», — Катя едва сдержала усмешку и села напротив, подперев щеку ладонью. — Знаем мы эти разговоры. Ну что там с квартирой? Ты решила стать нотариусом или что?
— Я адвокат. И… к сожалению, — чуть сквозь зубы, — обязана сообщить, что Павел подал иск о признании квартиры совместно нажитым имуществом. Суд будет разбираться.
Катя прищурилась и сказала почти шёпотом:
— А ты решила сообщить мне лично, чтобы я в обморок грохнулась? Или он струсил и послал тебя под лозунгом: «Ты же юрист, реши»?
— Екатерина… — Алина собралась сказать что-то доброе, но вышло с налётом менторства. — Вам будет выгоднее договориться по-хорошему. Иначе процесс может затянуться.
Катя медленно встала, будто показывая, кто в доме хозяин:
— Алиночка, квартира — подарок от родителей. Ещё до того, как я испортила себе жизнь браком. Все документы на столе. Знаешь, чего нет? Совести у тебя. Как ты с дипломом и мозгами оказалась в штанах у этого лжеца, который врёт даже на семейных фото?
Алина покраснела, перевела взгляд на свои туфли:
— Я… не знала всей картины.
— Конечно, не знала. Он же у вас там настоящий художник слов, лепит из воздуха нужные смыслы. Завтра скажет, что у меня ещё и племянник в кладовке живёт. Поверь, скажет.
— Я… просто выполняю свою работу, — тихо проговорила Алина.
— Ага, только спишь ты не с работой, а с Павлом. Так что извини, я это воспринимаю лично.
Алина поднялась, слова закончились. Взгляд у неё был как у девушки, которая только что обожглась и понимает, что это далеко не последний раз.
— У вас будет повестка, Екатерина Андреевна. Мы увидимся в суде.
— Надеюсь, к тому времени ты поймёшь, что адвокатская этика — это не просто слова на визитке, — с холодной усмешкой ответила Катя.
Дверь захлопнулась, и Екатерина села обратно. Закрыла глаза, долго молчала, а потом громко выпалила в пустоту:
— Ах ты, тварь, Пашка… Всё-таки пополз.
Вечером позвонила Танька — подруга с первого курса, та самая, что на спор съела холодец из банки, потому что на упаковке было написано «Гост».
— Ну что, пришла эта швабра в ботфортах? — с хрустом чипсов в трубке поинтересовалась она.
— Пришла. С бумажкой. Грозилась судом. Глаза — как у потерявшей GPS.
— А ты ей?
— Я ей — как обычно. Мягко, но в лоб.
— Вот за это я тебя и люблю. Слушай, а если он реально будет доказывать, что мы её вместе покупали?
— Дарственная, оформленная до свадьбы. Он это знает. Просто решил, что я тупая и поддамся.
— Не поддавайся, даже если придёт с цветами и голым торсом. Ты у нас — железная леди с квартирой.
— Пока с квартирой, — Катя усмехнулась, но смех был натянутым.
Они обе рассмеялись, но как-то натянуто.
Через неделю пришла повестка. Екатерина аккуратно разложила её на столе. Суд — через месяц. Основание — оспаривание прав на недвижимость, приобретённую в период брака. Павел цеплялся к каким-то датам в дарственной.
— Вот бы ещё найти ему адвоката с мозгами, а не с юбкой, — пробормотала Катя, откидывая бумагу.
Вечером Павел позвонил впервые после развода.
— Катя… — голос был мягкий, как масло на сковородке. — Давай поговорим?
— Давай. Но учти, у меня сейчас фаза: «Убью — закопаю — полью».
— Ты же понимаешь, что эта квартира… мы же жили вместе.
— Павел, я в этой квартире родилась. Может, вернусь в утробу матери?
— Я не хочу войны.
— А ты хотел марш с флагами? Сначала суд, потом мир? Очень по-мужски.
Он вздохнул, молчал, потом сказал:
— Алина переживает, что ты будешь мстить.
— Скажи своей Алине, что я выше этого. Но если она ещё раз придёт с угрозами — вылетит через балкон. Юридически — с бумагами.
В ту ночь Катя не сомкнула глаз. В голове крутились разговоры, тон Алины, слова Павла, воспоминания — как он ставил ей чайник, строил планы, говорил: «Мы — семья. Навсегда».
Она встала, включила свет в спальне, достала коробку с документами.
— Ударим по наглости архивами.
На стене над комодом висела старая фотография — Катя и Павел десять лет назад, улыбаются, держатся за руки. Она подошла, сняла рамку, медленно вынула фото и порвала.
— А ты думала, что эта квартира его… — шепнула себе и бросила фото в мусорное ведро.
Так. Теперь ей осталось только выиграть. Или потерять всё — вместе с памятью.
***
Утро перед судом выдалось, мягко говоря, чертовски удачным. Кофе закончился — ну, вы понимаете, без этого никак. Носок порвался так, что я чуть не споткнулась на лестнице. И кот Пельмень, видно, решил поддержать моё настроение, — с его благородным видом он аккуратненько нассал на мой рюкзак, в котором лежали все эти к чертям нужные мне документы.
— Вот и ты решил меня поздравить в духе Павла, да? — буркнула я, вытирая рюкзак антисептиком и старательно не дрожа от злости.
Суд — как положено, здание с облезлыми стенами и запахом дешёвого дезинфектора, который мгновенно убивал даже намёк на справедливость. Я приехала заранее, чтобы не встретиться с ним в коридоре — но, разумеется, по злой иронии судьбы Павел уже стоял у двери. С кофе в руке и той самой дурацкой ухмылкой, которая ещё раньше была у меня от зубов больной.
— Екатерина Андреевна, — выдал он, будто ведущий какого-то утреннего шоу. — Ты сегодня — огонь, прямо светишься.
— А ты… — я посмотрела на него, как на последний сорт табуретки. — Всё тот же судебный персонаж. Лицо, повадки — сплошное исковое заявление.
Павел усмехнулся, криво так.
— Давай без яда, — произнёс, будто умный. — Нам ещё судиться, а там глядишь — и мирно договоримся.
— Ой, Павел, у нас настолько мирная ситуация, что я тебе даже не желаю попасть под троллейбус. Я просто жду, когда ты сам в него прыгнешь, — я сделала паузу, добавив с издёвкой. — Или хотя бы под трамвайчик.
В этот момент из-за угла появилась Алина. О, Алиночка. В её руках портфель, а на лице — выражение победительницы олимпиады по самоуверенности.
— Господи, — подумала я. — Вот она и думает, что у неё завтра золотая медаль по разрыву семей.
Мы сели в зал. Судья — женщина с глазами, в которых виделось всё: от пьяных разводов до драки за туалет на даче.
— Итак, слушается дело о признании имущества совместно нажитым… — сухо сообщила она. — Истец — Павел Сергеевич Брыкин. Ответчик — Екатерина Андреевна Брыкина, бывшая супруга. Представитель истца — Алина Витальевна Чермашина. Поехали.
Я села, как на фотосессию в паспорт, с горой документов — дарственная, справки, квитанции. Всё, чтобы в этом цирке иметь хоть какой-то козырь.
— Уважаемый суд, — начала Алина, встала, прищурилась с видом лектора. — Мы считаем, что дарственная носит фиктивный характер, ведь квартира использовалась совместно. Все расходы на ремонт и содержание оплачены из общих средств…
— Простите, — резко перебила я, вставая и чувствуя, как в груди нарастает градус, — а вы сейчас в роли юриста или просто подружка моего бывшего мужа с претензиями?
— Прошу не переходить на личности, — вмешалась судья, но я увидела в её улыбке нотки удовольствия. — Продолжайте.
— У нас есть свидетели. Соседи подтвердят, что ремонт делал Павел. Есть переписка, где вы называете жильё «нашим гнёздышком».
Я медленно достала справки.
— Уважаемый суд, вот документы из БТИ и налоговой, расписка о ремонте за мои деньги, банковские переводы — всё по-честному.
Павел вздохнул, будто он сейчас защищается.
— Катя, — сказал он с утомлением, — ты правда хочешь оставить всё себе?
— Ты хотел оставить у меня молодость, — спокойно ответила я. — А квартиру тебе и подавно не светит.
Судья постучала по столу.
— Прошу вести себя прилично. Это не ток-шоу, хоть вы бы там смотрелись отлично.
Я усмехнулась, а Павел, видно, хотел что-то сказать, но передумал.
После суда я вышла первой. Свежий воздух казался спасением после этого затхлого зала. Села на лавочку, пытаясь собрать мысли: что ещё они придумают? Какие ещё фокусы устроит эта Алина?
Павел подошёл спустя минуту, без Алины, с видом человека, который не знает, зачем вообще сюда пришёл.
— Катя… я не думал, что ты будешь вот так…
— Вот так — это как? Сильная? Или злопамятная? — спросила я, не отводя взгляда.
— Я думал… может, поговорим по-человечески.
Я встала и посмотрела ему в лицо, которое уже стало чужим, как диктор в три часа ночи.
— А ты когда уходил к Алине, ты тоже думал, что будет «по-человечески»?
Он замолчал.
— Ты начал отдаляться ровно тогда, когда я предложила ипотеку на дачу, а ты сказал: «А вдруг разойдёмся?»
Павел молчал. Потом тихо выдал:
— Ты правда думаешь, что я просто хотел квартиру отжать?
Я шагнула ближе, почти вплотную.
— Думаю, ты хотел убедить себя, что что-то ещё значишь. Хоть для кого-то. Хоть через суд. Хоть через ложь.
Он отшатнулся, не выдержав взгляда.
— Ты же всё равно будешь одна, с твоим характером, — пробормотал он.
Щелчок — как спичка по коробку.
— Знаешь что, Пашенька? — тихо сказала я. — Лучше быть одной, чем с тем, кто тащит тебя в суд, потому что не может смириться с поражением.
Он быстро отвернулся и ушёл, словно чемпион по бегу от ответственности.
Дома я снова перебирала документы. Звонил юрист — нормальный, не любовник, — говорил, что шансы почти стопроцентные. Но легче не становилось.
— Пельмень, — сказала я коту, который как всегда дрых на моём рюкзаке, — если кто-то ещё спросит, почему я не вышла замуж второй раз, я просто включу запись из суда.
Кот мяукнул, будто понимал.
Открыла ноутбук, посмотрела повестку на следующее заседание — через неделю. И тут в почте — новое письмо. От Алины.
Тема: «Я не уверена, что всё делаю правильно».
— Вот теперь начинается самое интересное… — пробормотала я и щёлкнула на письмо.
***
Письмо от Алины Катя открывать не торопилась. Сначала пошла на кухню — заварила ромашковый чай, будто готовилась не к переписке, а к походу в логово медведя. Всё как положено: чайник, кружка, минут пять в раздумьях, пытаясь представить, с какой дури это письмо прилетело.
— Интересно, она там или извиняется, или сразу с базара торговаться собралась? — с усмешкой подумала Катя, садясь за ноутбук.
Открыла письмо. Читала медленно, почти с опаской:
«Катя, здравствуйте. Я понимаю, что, может, не имею права писать… Но вы должны знать — Павел обманул не только вас. Он рассказывал, что квартира оформлена на вас для экономии налогов, а на деле — наша общая. Я поверила. Правда. Думала, защищаю мужчину, пострадавшего от холодной жены. Но недавно узнала, что у него ещё одна… «подружка». Роман с женщиной из банка, где вы брали кредит на ремонт. Да, тем самым ремонтом, за который он теперь хочет с вас компенсацию. Не знаю, зачем он это делает. Мне стыдно. Если нужна помощь — я готова дать показания. Простите.»
Катя перечитала письмо три раза. Медленно, подозрительно. Потом откинулась на спинку стула и улыбнулась — горько, но улыбнулась.
— Ну конечно… Любовница пришла в себя раньше, чем мужик. Хотя у того, похоже, вообще кранты. — тихо пробормотала, и впервые за долгое время почувствовала, что у неё появилась хоть какая-то сухая ветка, на которую можно опереться.
Суд был коротким. Алина пришла не в привычном костюме «победительницы», а в простой блузке, без косметики, усталая. Настоящая.
Когда судья спросила, есть ли дополнительные пояснения, Алина встала, посмотрела в сторону Павла и сказала, не поднимая глаз:
— Уважаемый суд, в процессе рассмотрения появилась информация, которая может повлиять на исход дела. Договор дарения легитимен, оформлен до брака. Дополнительных совместных расходов не было. Павел не вкладывал денег в квартиру. Прошу приобщить моё заявление об отзыве иска.
В зале повисла такая тишина, что можно было услышать, как у Павла внутри что-то трескается. Самоуверенность ломается по швам.
Судья молчала секунд десять, потом строго сказала:
— Интересно. Значит, представитель истца отказывается от иска. Екатерина Андреевна, хотите что-то добавить?
Катя встала. Спокойно, уверенно.
— Спасибо. Спасибо суду и… даже Алине Витальевне. Звучит, наверное, странно, но — спасибо и Павлу. Он показал мне, что мой дом — это не квартира, а я сама. Что моё спокойствие — не квадратные метры, а люди, которых я впускаю в жизнь. И теперь туда никого без прописки совести не пущу.
Судья кивнула, словно женщина, которая слышала всё это тысячу раз, но каждый раз сочувствует.
— Дело закрыто.
Катя вышла из зала первой. Двери хлопнули за спиной, шаги зазвучали по лестнице. Павел догнал её уже на ступеньках.
— Ну ты даёшь… — пробормотал, пытаясь ухмыльнуться. — Подговорила мою адвокатессу?
— Нет. Она сама выросла за один день. Как тыква в сказке. Только не в карету, а в человека, — холодно ответила Катя.
— Ты же понимаешь, Катя… Ты одна останешься. Всю жизнь будешь бояться новых отношений. С таким характером…
Катя повернулась. Внутри щёлкнуло что-то, как будто выключили боль и обиду. Осталось просто смешно.
— Паш… у меня ипотека, кот Пельмень, два суккулента и адвокат, который теперь хочет меня в друзья добавить. Ты правда думаешь, что мне сейчас нужен мужик, который даже свою совесть на алименты не подаёт?
Он вздохнул и пожал плечами.
— Мы же всё равно были хорошей парой. Иногда.
Катя кивнула.
— Были. В те редкие моменты, когда ты притворялся человеком, а я — что не замечаю.
Павел хотел что-то сказать, но тут к Екатерине подошёл её юрист — высокий парень в спортивной куртке. Просто забрать документы, но взгляд у него был не как у офисного работника.
— Всё в порядке? — спросил, пристально глядя на Павла.
— Всё отлично, — улыбнулась Катя. — Вот теперь — правда всё.
Вечером Катя сидела дома с бокалом вина и смотрела в окно. Кот Пельмень спал, свернувшись клубком на диване.
На столе лежали документы. Квартира — официально и окончательно — её. Никто больше не полезет. Ни Павел, ни другие призраки из прошлого.
И пусть не было любви, как в кино. Без букетов и поцелуев под дождём. Зато была она сама. Живая. Настоящая. В своих метрах. В своей правде.
И никакой суд теперь её не испугает.
