— Подпиши здесь, и здесь, и вот тут, — нетерпеливо ткнул пальцем в бумаги Алексей, хмуро глядя на Марину.
Она молча уставилась на листы. Строчки прыгали, сливались в мутную кашу. Пальцы дрожали — не от страха даже, а от какого-то липкого внутреннего холода, который вдруг расползся от шеи к плечам.
— Что это? — наконец спросила Марина, стараясь удержать голос в рамках приличия.
— Доверенность. Я же объяснял! — вздохнул Алексей, как человек, которому объяснять приходится круглыми сутками. — Нужно срочно оформить кое-какие бумаги, а у меня времени нет. Просто подпиши.
Он суетливо посмотрел на часы, словно именно эта секунда определит успех его великого предприятия. Как же он меня бесит в такие моменты… суетливый, дерганый, как продавец лотерейных билетов в дождь.
Марина взяла ручку. Серебристую, тонкую, ту самую, что подарила ему на годовщину, когда еще верила в красивую жизнь. Тогда Алексей обещал дом у озера и два джипа на подъездной дорожке. Пока был только один джип — игрушечный, у их сына Славки.
— Не дашь прочитать? — она подняла глаза, встретилась с его напряжённым взглядом.
Алексей усмехнулся. Мягко, почти ласково, как человек, который втайне уверен, что перед ним идиотка.
— Марин, у меня встреча через пятнадцать минут! — вздохнул он, демонстрируя всю трагичность ситуации. — Ты мне не доверяешь?
Она знала эту фразу наизусть. Она была, как пароль в их отношениях. Её активировали каждый раз, когда Марина начинала задавать лишние вопросы.
Она расписалась. Дрожащей, тонкой подписью, от которой ей самой стало противно.
Прошёл месяц.
Марина стояла в середине бывшей своей квартиры, среди коробок и чужих голосов.
На кухне хозяйничала женщина с короткой стрижкой и голосом в режиме вечного крика:
— Валера! Занеси сюда кресло, да поживее! — орала она в сторону прихожей.
В гостиной новый диван, новые занавески (господи, опять эти заштатные шторы в ромашку!), новый какой-то кислый запах чужого жилья.
И ни одной их вещи. Ни одной.
Я что, умерла и попала в чью-то съемную коммуналку?
Дверь хлопнула, за ней появился Алексей. В спортивном костюме, с сальным пакетом из магазина в руке.
— О, Мариш, ты вовремя, — довольно сказал он. — Надо ещё бумажку одну подписать, по передаче ключей.
— Ты что сделал? — голос сорвался на шёпот.
Алексей дернулся, почесал затылок и картинно улыбнулся.
— Ну продал я эту… квартиру, — сказал он, будто речь шла о лишней банке огурцов в подвале. — Ты ж сама подписала доверенность. Я тебе говорил: бизнес — это риск. Нужно было вложиться.
Марина стояла, будто её прибили к полу.
«Ты ж сама подписала» — этой фразой Алексей не только продавал квартиру, он продавал их семью, их прошлое, её веру в него.
— Бизнес? — прошипела она. — Ты продал мою квартиру, в которой я жила всю жизнь, ради какого-то бизнеса?!
Алексей развел руками:
— Да ладно тебе, всё под контролем! Через год купим новую, лучше этой. Ты просто не веришь в меня, Марина.
Он говорил легко, беззаботно, будто объяснял ребёнку, почему мороженое упало на асфальт.
— Где мы жить будем, Алексей? — спросила она глухо.
Тот смутился, отвёл глаза.
— Ну пока у мамы, — пробормотал. — Она не против.
— У мамы?! — сорвалась она на крик. — Ты серьёзно?! После восьми лет брака, после всей этой…
Она не договорила. Закашлялась от подступившей слезы, глупой и обидной.
В этот момент в комнату зашла Нина Петровна — свекровь, из породы тех женщин, которые заодно с тараканами переживут ядерную зиму.
— Что за шум, Марина? — недовольно нахмурилась она. — Алексей всё правильно сделал. Ты бы сама до пенсии тут копила на ремонт!
Марина медленно опустила взгляд на свои руки. На пальце еще блестело обручальное кольцо. Как будто оно ещё что-то значит.
— Вы это спланировали? — спросила она тихо, почти шёпотом.
— Ой, не драматизируй, — фыркнула Нина Петровна. — Молодые должны помогать друг другу. Ты же хочешь, чтобы Лёша добился успеха? Или тебе важнее твоя драная квартира?
В комнате запахло дешёвым освежителем воздуха и чужими амбициями.
Марина ушла в ту ночь. Ушла, не взяв ни одной коробки, ни одной книги. Просто захлопнула за собой дверь и пошла куда глаза глядят.
На улице моросил мелкий дождь. Под туфлями хлюпали лужи, а внутри всё выло, как порванная скрипка.
Я сама подписала. Я сама. Я сама предала себя.
На третий день Виталий — её друг детства — нашёл её в кафе на окраине города.
— Как ты сюда докатилась, принцесса? — спросил он, садясь напротив.
Марина вскинула голову. За все эти дни она впервые увидела знакомое лицо и едва не расплакалась.
— Меня выкинули, Вить, — прошептала она.
Он молча протянул ей чашку кофе. Густой, крепкий, с таким количеством сахара, что от одной мысли поднимался инсулин.
— Рассказывай, — сказал он просто.
Она рассказала. Сначала коротко, потом — захлебываясь словами, потом — всхлипывая.
Виталий слушал внимательно, не перебивая, только нахмурился.
— Ты подписала доверенность без ознакомления? — уточнил он.
Марина кивнула, пряча лицо в рукавах кофты.
— Вот что, Маринка, — медленно произнёс он, убирая чашку в сторону. — Тебя кинули. Но это ещё не значит, что надо подставить и другую щеку.
— Что я могу сделать? — слабо спросила она.
Виталий ухмыльнулся.
— Много чего, — сказал он. — Особенно если у свекрови есть квартира на неё оформленная. Поверь мне, будет весело.
И в его голосе прозвучало что-то такое, от чего Марина вдруг впервые за много дней захотела жить.
«Ты больше не одна, Марина,» — шепнул ей внутренний голос, — «и это твой единственный шанс вернуть себя.»
— Так, сначала мы их предупредим официально, — Виталий уверенно хлопнул папкой по столу. — Потом идём в суд. Тебе главное — не дрейфить.
Марина, сидя напротив, сжимала кружку с кофе так, словно могла выжать из неё последний шанс на нормальную жизнь.
— Вить… Я же не юрист, — прошептала она. — Я вообще не умею… ругаться.
— А мне и не нужен твой скандал, — усмехнулся он. — Мне нужна твоя подпись и железные нервы. Остальное сделаю я.
Марина кивнула, хотя внутри всё рвалось на части. Я всю жизнь шла по течению. Всю. А теперь должна идти против.
Первая встреча с Алексеем и Ниной Петровной прошла, как по учебнику «Как устраивать комедию абсурда».
— Ну вы и клоуны, — фыркнула Нина Петровна, скрестив руки на груди, когда получила досудебную претензию. — Решили отсудить у старушки последнее?
— Старушки? — переспросил Виталий, насмешливо прищурившись. — У старушки — две квартиры, три машиноместа и вклад на восемь миллионов. Не переживайте, голодать не будете.
Алексей весь съёжился, как мокрый кот. Видимо, ощущение, что мама спасёт его в любой ситуации, начало давать трещины.
— Марина, — затянул он жалобно, — ну зачем всё это? Мы же семья…
— Уже нет, — перебила его Марина, впервые за долгое время ощущая в голосе сталь. — Ты продал мою квартиру, чтобы профинансировать свою никчёмную мечту. Теперь ты — просто прохожий.
Алексей хлопнул глазами. Похоже, мозг его в этот момент обрабатывал фразу по типу «Ошибка 404: доступа нет».
Нина Петровна подалась вперёд.
— Слушай, ты сама подписала доверенность! Сама! Мы тебя что, силком заставляли?!
— Доверенность — это не билет в казино, — сухо ответил Виталий. — А если нужно будет, мы ещё уголовку подтянем. За злоупотребление доверием.
На этих словах у Нины Петровны как-то сразу испортился цвет лица.
Прошло три месяца тяжёлых разбирательств.
Марина моталась по судам, следила за сроками, учила странные юридические термины. Иногда плакала в туалете. Иногда — в метро. Иногда — прямо на лестнице своего временного жилья.
Но не сдалась.
И вот — день суда.
Алексей сидел рядом с адвокатом, понурив голову. Его дорогой пиджак казался на два размера больше, чем надо — словно вместе с деньгами ушла и уверенность.
Нина Петровна встала, собралась было что-то сказать, но судья холодно пресёк:
— Ваша речь неуместна. Рассматриваем факты, а не семейные трагедии.
Марина сидела, сжав кулаки под столом. Только бы выдержать. Только бы не расклеиться.
Виталий поднялся:
— Уважаемый суд, на основании предоставленных доказательств прошу обратить взыскание на имущество Нины Петровны в размере ущерба, нанесённого нашей доверительнице.
Тишина. Судья листал бумаги. Секунды растягивались в вечность.
— Суд постановил: удовлетворить иск в полном объёме, — наконец произнес он. — Обратить взыскание на квартиру, принадлежащую Нине Петровне.
Нина Петровна вскочила с места, выкрикнула что-то вроде «Бандиты! Мошенники! Продались!» — но её заткнул собственный адвокат, схватив за локоть.
Алексей побледнел так, что стал похож на недожаренного пирожок.
«Справедливость — это не роскошь. Это плата за предательство.»
Марина вышла из здания суда под яркое весеннее солнце.
Виталий догнал её на лестнице, ухмыльнулся.
— Как ощущения?
Она усмехнулась, чуть дрожащими руками закуривая сигарету, которую не брала в рот лет семь.
— Свобода пахнет дымом и дешевым кофе, — ответила она.
Виталий взял у неё сигарету, затушил, бросил в урну.
— Хватит. У тебя ещё вся жизнь впереди.
Он взял её за руку. Не крепко, не собственнически — просто так. Как человек, который наконец понял: кого нужно держать — того держат нежно.
