— Марина, ты что творишь?! — голос свекрови разорвал утреннюю тишину, как гром среди ясного неба.
Марина вздрогнула, чудом не расплескав кофе на идеально белые кроссовки. Она стояла на крылечке дачного домика, подставив лицо первым лучам майского солнца, с распущенными волосами и в новых джинсах. В её воображении первая дачная суббота должна была напоминать рекламный ролик: мягкий свет, пение птиц, ароматный кофе и никакой суеты.
Реальность оказалась суровее. Зинаида Михайловна возникла на горизонте, словно древнеримский полководец, готовый к битве — в резиновых сапогах до колен, с ведром в одной руке и мотыгой в другой.
— Уже десять утра! На даче кофе не пьют, на даче работают! — свекровь окинула её взглядом, который мог бы заставить завять даже искусственные цветы.
— Я только проснулась, — промямлила Марина, делая последний глоток из кружки с надписью «Лучшая жена на свете». Подарок мужа иронично контрастировал с ситуацией.
Говоря о муже, Максим как обычно исчез в гараже еще на рассвете. Его не зря прозвали «дачным призраком» — его присутствие ощущалось только по звукам работающих инструментов и случайно обнаруженным на столе бутербродным крошкам.
— Держи! — Зинаида Михайловна вручила ей грабли для листьев. — Начинай с дорожек, потом клумба, затем грядки.
Марина взяла грабли, держа их перед собой, как гитару. Она с сомнением осмотрела инструмент.
— А это… куда? — осторожно спросила она.
— Да везде! — махнула рукой свекровь. — Только кусты не задевай. И розы не трогай. И лилии не поцарапай. И землянику не примни.
Марина сглотнула. Ей казалось, не осталось ни одного квадратного сантиметра, который можно было бы безопасно почесать граблями.
— Хорошо, — кивнула она и медленно двинулась к ближайшей дорожке, старательно огибая всё, что хоть немного напоминало растение.
* * *
— Ох, Зина, не могу! — соседка Нина Васильевна хохотала, вытирая слезы уголком фартука. — Это твоя сноха полчаса назад грядки поливала?
Зинаида Михайловна поджала губы:
— Она самая. А что?
— Я из окна видела. Такого танца с лейкой даже в «Лебедином озере» не покажут!
В это самое время Марина пыталась справиться с дырявой лейкой, которая при каждом движении превращалась в поливальную установку хаотичного действия. Вода брызгала во все стороны, щедро орошая её белые кроссовки, джинсы и, кажется, всё, кроме нужных растений.
— Марина! Ты что там плаваешь? — окликнула её свекровь, подходя ближе.
— Я поливаю, — с достоинством ответила Марина, хотя вид у неё был, как у участницы конкурса мокрых маек.
Зинаида Михайловна окинула взглядом места «полива» и хмыкнула:
— Впервые вижу, чтоб под деревом трава так ожила… Особенно крапива. Ты её специально выбрала или у неё просто магнит внутри?
Марина виновато посмотрела на единственный сорняк метрах в пяти, который выглядел свежим и бодрым, в то время как нужные растения оставались сухими, как в Сахаре.
— Простите, эта лейка какая-то… несговорчивая, — пробормотала она, пытаясь заткнуть пальцем очередную струю.
— Конечно, несговорчивая, — фыркнула свекровь. — Она старше тебя, имеет право на характер.
— Максим! — вдруг закричала Марина в сторону гаража. — Максим, тут лейка сломана!
Из приоткрытой двери гаража донеслось невнятное бормотание, затем звук падающего металла, и наконец показался её муж с промасленными руками и загадочным механизмом, зажатым подмышкой.
— Что случилось? — спросил он, подходя ближе и оставляя за собой следы машинного масла.
— Смотри, она протекает везде, кроме тех мест, куда должна, — пожаловалась Марина.
Максим повертел лейку в руках, постучал по ней костяшками пальцев, как врач по пациенту, и важно объявил:
— Засорилась. И немного проржавела. Минут пять работы.
— Видишь, — с гордостью сказала Зинаида Михайловна соседке, — золотые руки у сына. Не то что некоторые…
— У вас-то прям тоже золотее не придумаешь, — тихо пробормотала Марина, но свекровь уже отошла достаточно далеко.
* * *
К вечеру Марина окончательно почувствовала себя городским чужаком на территории дачных аборигенов. На летней веранде собрались соседки.
Марина полола грядки, чувствуя себя экспонатом в музее «Городская неумеха на даче».
— Молодёжь теперешняя! — вздыхала Зинаида Михайловна, разливая чай. — За час — одну грядку не прополола как следует!
В этот момент дверь скрипнула, и Марина торжественно вошла с корзиной. Лицо её светилось гордостью.
— Вот! — провозгласила она. — Я собрала все сорняки с грядки, как вы просили!
Руки саднило от непривычной работы, спина ныла, а белые кроссовки, похоже, навсегда утратили свой первозданный цвет.
Она поставила корзину, и все женщины одновременно подались вперёд. В корзине аккуратно лежали выдернутые с корнем салат и какие-то зелёные пучки.
— Мариночка, — осторожно начала соседка Нина Васильевна, — а ты уверена, что это сорняки?
— А что разве нет? — забеспокоившись ответила Марина.
Зинаида Михайловна взяла один из пучочков — это петрушка была бы.
— Ой, — прошептала Марина, — я не хотела
Соседки переглянулись. Нина Васильевна первая не выдержала и фыркнула, за ней захихикала баба Зоя с угловой дачи, а через секунду хохотала уже вся веранда.
— Что тут происходит? — спросил Максим, неожиданно появившийся в дверях. Вид у него был загадочный — с торчащими во все стороны волосами и какими-то проводками в руках.
— Твоя жена собрала урожай, — сквозь смех ответила Зинаида Михайловна. — Правда, немного раньше, чем планировалось.
Максим заглянул в корзину, присвистнул и покачал головой:
— Мариш, да ладно не расстраивайся. Еще посадим.
— Ничего, научишься определять с опытом, — добавила Зинаида Михайловна. — У меня-то уж сорок лет огородного опыта!
* * *
К июлю терпение Зинаиды Михайловны иссякло. Во время очередной прополки она не выдержала:
— Ты чего вечно спрашиваешь, что делать?! Даже ребёнок разберётся, где сорняк и как клубнике усы подрезать!
Марина выпрямилась, вытерла пот со лба и неожиданно твёрдо ответила:
— Я не хочу всё загадить!
На секунду воцарилась тишина, а потом свекровь расхохоталась. Она смеялась так заразительно, что Марина тоже не смогла сдержаться.
— Ты хоть различаешь сорняк и мою розу? — спросила Зинаида Михайловна, когда смогла отдышаться.
— Честно — отличаю только лопух и розу, — призналась Марина. — И то потому что у розы шипы есть.
— Вот за это и люблю! — неожиданно тепло сказала свекровь и похлопала её по плечу. — За честность. Другая бы делала вид, что всё знает, а потом я бы рыдала над погубленными цветами.
Из гаража в очередной раз высунулся Максим:
— Перемирие? Отлично! Тогда я предлагаю сделать передвижную теплицу для огурцов. Чертежи уже готовы.
Зинаида Михайловна и Марина синхронно закатили глаза.
— Максим, — мягко сказала Марина, — может, сначала закончишь с капельным поливом? Он вчера затопил клубнику.
— Да? — удивился муж. — Странно, по моим расчётам, он должен был поливать как положено…
***
Однажды в конце августа Зинаида Михайловна застала Марину за странным занятием — та сидела на корточках перед грядкой с помидорами и что-то им говорила.
— Что это ты делаешь? — удивилась свекровь.
— Разговариваю с помидорами, — совершенно серьёзно ответила Марина. — Прошу их не пугаться завтрашнего эксперимента Максима. Он собирается испытать «умную систему определения спелости».
Зинаида Михайловна прыснула со смеху:
— И что, они тебя понимают?
— Не знаю, — пожала плечами Марина. — Но в интернете пишут, что растения реагируют на человеческую речь. Может, если их предупредить, они будут меньше нервничать.
Свекровь покачала головой, но почему-то в этот момент почувствовала такую нежность к этой городской девочке, ставшей за лето дачницей, что невольно обняла её за плечи.
— Знаешь, Мариночка, — тихо сказала она, — я раньше думала, что город напрочь убивает в людях связь с землёй. А теперь вижу — это неправда. Просто нужно дать человеку время и не торопить его.
Марина улыбнулась:
— А я думала, что дача — это каторга и бесконечная работа. А оказалось, что это… свобода. Пусть с сорняками и колорадскими жуками, но всё равно свобода.
Они стояли рядом с грядкой помидоров, когда со стороны гаража донёсся подозрительный треск, за которым последовало радостное восклицание Максима:
— Эврика! Получилось!
— Господи, и что там мой сыночек опять учудил? — вздохнула Зинаида Михайловна, но в голосе слышалась скорее нежность, чем раздражение.
— А пойдёмте глянем, — подмигнула Марина, поднимаясь с корточек. — Чего зря гадать?
