— Твоя сестра гостит у нас уже третий месяц и, кажется, искренне полагает, что это пансионат с полным обслуживанием! Пусть тогда вносит свою часть платы за проживание или отправляется на поиски другого бесплатного угла!
Слова, тяжёлые и острые, словно осколки льда, упали в липкий от кухонных испарений воздух. Артем с резким стуком бросил ключи на маленькую тумбочку в прихожей; они звякнули одиноко и надрывно. Он только что переступил порог, но уже чувствовал себя абсолютно опустошённым. И дело было не в сложной работе. Дело было в этом доме. В этом временном пристанище, которое незаметно для него стало перманентным филиалом совершенно чужой, навязчивой жизни. Вероника, его жена, замерла у плиты, держа в руке сковороду. Шипение жарящейся на масле картошки на мгновение показалось единственным звуком во всей вселенной.
Она медленно повернула голову. На её лице не было удивления, только привычное, доведённое до автоматизма раздражение и глубокая усталость.
— Артем, пожалуйста, давай не будем устраивать скандал. Ты же прекрасно знаешь, что у Дарьи сейчас по-настоящему сложный жизненный этап. Ей просто требуется немного времени, чтобы прийти в себя и восстановиться.
— Времени? — он горько, почти злобно усмехнулся, проходя в кухню. Воздух здесь был густым, как сироп, пропитанным стойкими запахами подгоревшего масла, жареного лука и… чего-то ещё. Чего-то приторно-сладкого, навязчивого и совершенно чуждого. — Третий месяц, Вероника. Почти сто дней. Это уже давно не «сложный этап», это, по сути, полноценная оккупация нашего личного пространства. Её «время» оплачивается из нашего общего бюджета. Её многочисленные тюбики с кремами вытеснили мою бритву с полки, её нескончаемые мелодрамы бубнят из гостиной до самой глубокой ночи, а сегодня я полтора часа проторчал в коридоре, дожидаясь, пока освободится моя собственная ванная! Исключительно потому, что Её Величество изволила проводить там свои спа-процедуры!
Его взгляд метнулся по кухне. На столе — чашка с кофейными разводами и явными следами чужой помады. На спинке стула — цветастый, бесформенный халат Дарьи. На подоконнике — её глянцевый журнал, раскрытый на статье «Как пережить разрыв и превратиться в богиню». Каждый из этих предметов был маленьким флажком, обозначающим захваченную территорию. Но этот запах… он был повсюду. Сладковатый, древесный, с явными нотками мускуса. До боли знакомый. Артем замер, резко втягивая носом воздух.
Это был его личный, дорогой парфюм.
Он молча развернулся и решительно направился в их спальню. Там этот запах был ещё гуще и тяжелее. Он подошёл к своему комоду. Флакон, который он купил себе на свою первую крупную премию, стоял на самом краю, с криво надетой крышкой. Он взял его в руку. Флакон оказался почти невесомым. Холодная, медленная ярость, совершенно не похожая на обычное раздражение, начала затапливать его изнутри, вытесняя всё остальное. Это было не просто нарушением границ. Это было самое настоящее осквернение. Вторжение в последнее личное, интимное пространство, которое у него оставалось.
Он вернулся на кухню, держа флакон в руке, как неопровержимую улику.
— Вероника. Посмотри мне в глаза.
Она нехотя оторвала взгляд от плиты, её лицо напряглось в ожидании очередного упрёка. Он молча протянул ей флакон.
— Вот это, по-твоему, называется «сложный жизненный этап»? Она вылила на себя четверть флакона! Объясни мне — зачем?!
В этот момент дверь ванной с шипением открылась, и из облака пара, словно Афродита из пены, выплыла Дарья. На ней была его серая футболка, которую он любил носить дома, а на голове был намотан тюрбан из его же полотенца. Она сияла, её кожа лоснилась от крема.
— Ой, Артем, ты уже пришёл! — пропела она, блаженно улыбаясь. — Слушай, у тебя такой парфюм просто обалденный! Он так напоминает запах моего бывшего, Глеба… Я как брызнулась, так сразу столько тёплых воспоминаний нахлынуло, так радостно на душе стало.
Она сказала это с такой обезоруживающей, инфантильной и беззастенчивой непосредственностью, что Артем на секунду лишился дара речи. Она не просто взяла его вещь. Она полностью обесценила её, превратив в дешёвый ароматизатор для своих ностальгических путешествий по бывшим романам. И в эту секунду что-то внутри него окончательно и бесповоротно сломалось. Пружина терпения, сжимавшаяся три месяца, лопнула с оглушительным, звенящим звоном.
Он посмотрел на неё. Потом перевёл взгляд на жену, которая уже открыла рот, чтобы что-то сказать в защиту сестры. И он решительно опередил её.
— Дарья, — его голос прозвучал так тихо и ровно, что стало по-настоящему страшно. — Сними. Мою. Футболку. И чтобы через пять минут ни одной твоей вещи в нашей спальне не было.
Улыбка сползла с лица Дарьи.
— Артем, ты чего? Я же просто…
— Артем! — взорвалась Вероника. — Прекрати немедленно! Что это за тон? Она же моя сестра!
— Она — чужой человек в моём доме, — отрезал он, не сводя тяжёлого взгляда с жены. — И этот балаган, это общежитие, заканчивается. Прямо сейчас.
— Чужой человек? — переспросила Вероника, и её голос опасно пополз вверх. — Артем, это Дарья! Моя родная сестра! Ты что, совсем с ума сошёл? Ты её унизил! На ровном месте! Из-за какого-то парфюма!
Дарья, воспользовавшись моментом, когда всё внимание было приковано к их перепалке, метнулась в гостиную, которая последние три месяца служила ей спальней. Она не плакала, но её плечи картинно дрожали, создавая идеальный образ оскорблённой невинности и мученицы.
— Дело совершенно не в парфюме, Вероника. И ты это прекрасно знаешь, — Артем не повышал голоса. Его пугающее спокойствие действовало на жену, как бензин, подлитый в тлеющие угли. — Дело в том, что эта квартира полностью перестала быть нашим домом. Это стал проходной двор, общежитие имени твоей сестры. Я возвращаюсь с работы не для того, чтобы ждать своей очереди в ванную или находить чужие волосы на своей подушке. Я возвращаюсь домой. А дома здесь больше нет.
Он развернулся и ушёл в спальню, плотно прикрыв за собой дверь. Он не хлопал ею, не кричал. Он просто отсёк себя от них. С той стороны двери слышался возмущённый шёпот Вероники, утешающей сестру, тихие, но полные яда фразы, в которых он без труда разбирал слова «тиран», «эгоист» и «совсем потерял совесть». Артем не обращал внимания. Он сел за компьютерный стол, открыл ноутбук, но не для того, чтобы играть или смотреть фильмы. Он открыл папку с документами и нашёл скан договора аренды. Вчитываясь в пункты, он методично искал то, что ему было нужно. В его голове уже созревал план. Холодный, чёткий и абсолютно беспощадный.
Следующий день превратился в театр молчаливой войны. Утром, когда Артем вышел на кухню, Вероника и Дарья уже сидели за столом, пили кофе и о чём-то тихо перешёптывались. При его появлении разговор мгновенно смолк. Они не посмотрели в его сторону, но напряжение, повисшее в воздухе, можно было резать ножом. Он молча сварил себе кофе, сделал бутерброд и ушёл есть в спальню. Никто не сказал ему «доброе утро». Никто не спросил, как ему спалось. Он стал невидимкой в собственном доме.
Днём он позвонил хозяину квартиры. Он не жаловался, не ябедничал. Он действовал как ответственный, законопослушный арендатор.
— Здравствуйте, Пётр Игнатьевич. Это Артем, с вулиці Каштанова, 14. У меня к вам сугубо деловой вопрос. Видите ли, так сложились обстоятельства, что с нами сейчас временно проживает сестра моей супруги. И, похоже, это затянется. Я бы хотел, чтобы всё было официально. Чтобы не нарушать наш с вами договор, давайте оформим дополнительное соглашение и впишем её как третьего жильца. Я считаю, так будет правильно и максимально честно по отношению к вам.
Пётр Игнатьевич, пожилой и дотошный мужчина, был приятно удивлён такой щепетильностью. Он, разумеется, согласился и пообещал в тот же день выслать на почту Артема шаблон необходимого документа.
Вечером Артем вернулся домой с распечатанным листом в портфеле. Картина была абсолютно та же. Сёстры, сплочённые общей обидой, сидели в гостиной и смотрели какой-то сериал, укрывшись одним пледом. На журнальном столике перед ними стояли тарелки с ужином. Для него, разумеется, ничего не было приготовлено. Он молча прошёл на кухню, разогрел в микроволновке вчерашнюю картошку, съел её прямо из контейнера, стоя у столешницы. Он не чувствовал ни голода, ни обиды. Только ледяную решимость довести начатое до конца.
Закончив свой спартанский ужин, он вымыл за собой контейнер и вилку. Затем достал из портфеля сложенный вдвое лист бумаги. Он расправил его на кухонном столе, тщательно разгладив складки. Потом прошёл в дверной проём гостиной. Они даже не повернули головы, целиком поглощённые экранными страстями.
— Вероника. Дарья, — позвал он ровно, без эмоций. — Подойдите, пожалуйста, на кухню. У меня для вас новость.
Телевизор в гостиной замолчал на полуслове. Спустя несколько секунд, показавшихся Артему вечностью, в дверном проёме появилась Вероника. Она вытирала руки о кухонное полотенце, её поза выражала крайнюю степень раздражения и нетерпения. За её плечом, как тень, маячила Дарья, с любопытством и толикой превосходства заглядывая на кухню. Они подошли к столу, но садиться не стали, оставшись стоять напротив него, словно на допросе. Единый, сплочённый фронт.
— Что ещё? — спросила Вероника тоном человека, которого оторвали от чего-то жизненно важного. — Если ты опять про свой парфюм, то я куплю тебе новый. Два.
— Дело не в парфюме, — ровным голосом ответил Артем. Он не смотрел на них. Его взгляд был прикован к белому листу на столешнице. Он аккуратно пододвинул его на середину стола. — Вот. Это для вас обеих.
Дарья вытянула шею, пытаясь прочесть. Вероника бросила на бумагу быстрый, пренебрежительный взгляд.
— Что это такое? Очередной твой список претензий?
— Это дополнительное соглашение к договору найма нашей квартиры, — Артем поднял голову и посмотрел прямо в глаза жене. Его взгляд был твёрдым, как гранит. — Я сегодня разговаривал с Петром Игнатьевичем, хозяином. Объяснил ему ситуацию, что с нами теперь проживает третий человек. Он, как законопослушный гражданин, согласился, что это нужно оформить официально. Чтобы ни у кого не было проблем с законом.
Он сделал паузу, давая словам впитаться в воздух. Лицо Вероники медленно начало меняться. Раздражение уступало место недоумению, а затем — холодному, дурному предчувствию.
— Здесь, — Артем кончиком пальца указал на строку в документе, — вписана ты, Дарья. Как полноправный жилец. Со всеми вытекающими правами и, что самое главное, обязанностями. Я всё посчитал. С этого месяца наша квартплата и все коммунальные расходы делятся на троих. Ровно. Вот, — он выдвинул ящик стола и достал ещё один листок, исписанный цифрами, — это счёт на твою долю, Дарья. За этот месяц.
Дарья перестала улыбаться. Она уставилась на бумагу, потом на Артема, будто видела его впервые.
— Ты… ты что, хочешь, чтобы я платила деньги? — пролепетала она.
— Я не хочу. Так будет, — поправил её Артем. Он снова перевёл взгляд на жену. — У вас есть время до пятницы. Если до вечера пятницы твоя, Дарья, доля денег не поступит на общий счёт, я буду вынужден сообщить Петру Игнатьевичу, что мы нарушаем условия договора. Что у нас проживает незарегистрированный человек, который отказывается формализовать своё пребывание. В этом случае он имеет полное право расторгнуть договор в одностороннем порядке. И мы все окажемся на улице. Выбирайте.
И тут плотину прорвало.
— Ты окончательно с ума сошёл?! — первой взорвалась Вероника. Её лицо исказилось от чистой, неконтролируемой ярости. — Ты за моей спиной договариваешься с хозяином квартиры?! Ты ставишь мне ультиматумы в моём же доме?!
— Он меня выгоняет! Вероника, он меня просто выгоняет на улицу! — заголосила Дарья, вцепляясь в руку сестры. — После всего, что я пережила! Он бездушный!
— Это не ультиматум. Это правила, — голос Артема начал набирать силу, в нём появился металл. — Правила, по которым живут все взрослые, ответственные люди! Я не подписывался содержать твою сестру! Я не нанимался быть её спонсором и банкоматом!
— Это моя сестра! Моя! И она будет жить здесь столько, сколько нужно! — кричала Вероника, размахивая руками. — Ты не имеешь права! Это такая же моя квартира, как и твоя!
— Тогда плати за неё сама! — рявкнул в ответ Артем, вскакивая со стула. Стол ощутимо качнулся. — Вы обе решили, что я печатный станок и банкомат в одном лице?! Что можно жить на всём готовом, пользоваться моими вещами, расходовать мою еду, спать в моей квартире и даже не сказать спасибо?! Твоя сестра живёт с нами уже третий месяц и думает, что это отель! Так вот, я закрываю этот отель! Или она вносит свою долю, как взрослый, дееспособный человек, или проваливает отсюда к чёртовой матери! Ищи себе другое бесплатное жильё!
Он кричал им это в лицо, уже не сдерживаясь. Вся накопившаяся за три месяца грязь, всё раздражение, вся невыносимая усталость выплёскивались наружу раскалённой лавой. Вероника и Дарья кричали в ответ, их голоса сливались в один пронзительный визг, полный обвинений, упрёков и оскорблений. Кухня, их маленькая уютная кухня, превратилась в арену, в яму с бойцовыми петухами, где каждый был готов заклевать другого до смерти. И над всем этим криком на столе лежал белый лист бумаги. Не просто документ. Это был приговор их прежней, невыносимой жизни.
Крики оборвались так же внезапно, как и начались. Они не иссякли, а будто разбились о стену ледяного спокойствия Артема. Он не отступал, не оправдывался, не переходил на личности. Он просто стоял, опираясь костяшками пальцев на стол, и смотрел на них. Этот его взгляд, лишённый всякой эмоции, был страшнее любого крика. Он был взглядом человека, который перешёл черту и сжёг за собой все мосты. В наступившей гулкой пустоте, нарушаемой лишь гудением холодильника, его слова, сказанные до этого в пылу ссоры, приобрели вес чугуна. «Выбирайте».
Вероника тяжело дышала, её грудь вздымалась. Ярость на её лице медленно сменялась растерянностью, а затем — холодным, трезвым осознанием. Она посмотрела на непоколебимого мужа, на бумагу на столе, похожую на смертный приговор, и, наконец, на свою сестру. Дарья всё ещё цеплялась за её руку, но теперь её лицо выражало не праведный гнев, а животный страх. Страх потерять последнее тёплое и бесплатное место в этом мире. Вероника медленно, с видимым усилием, высвободила свою руку из хватки сестры.
— Пойдём в комнату, — сказала она Дарье глухим, чужим голосом и, не дожидаясь ответа, развернулась и пошла в гостиную.
Артем остался на кухне. Он не пошёл за ними. Он был судьёй, вынесшим вердикт, и теперь ему оставалось только ждать его исполнения. Он подошёл к раковине и налил себе стакан холодной воды. Руки его не дрожали. Из гостиной доносились обрывки фраз, приглушённый, но ядовитый шёпот. Это был уже не скандал для его ушей. Это был их внутренний, сестринский ад. Артем слышал обвинения, упрёки, всхлипы, но всё это было для него лишь фоновым шумом, как радиопомехи. Он методично вымыл стакан, вытер его насухо и поставил на полку. Он наводил порядок. В своём доме. В своей жизни.
Минут через двадцать дверь гостиной открылась. На пороге стояла Вероника. Одна. Её лицо было бледным и жёстким, как будто высеченным из камня. Она не смотрела на него. Её взгляд был устремлён куда-то в стену за его спиной.
— Она соберёт вещи, — произнесла Вероника безжизненно. — Завтра утром она уедет.
Артем ничего не ответил. Он просто кивнул. Победа не принесла ему ни радости, ни удовлетворения. Только опустошение.
Ночь прошла в гробовом молчании. Они лежали в одной постели, разделённые невидимой пропастью. Каждый на своём краю, боясь даже случайно коснуться другого. Утром Артем проснулся от звуков из коридора. Это Дарья, не таясь, шумно паковала свои пожитки в большую клетчатую сумку. Она намеренно роняла вещи, громко щёлкала замками, хлопала дверцами шкафа. Это была её маленькая, бессильная месть. Артем встал, оделся и пошёл на кухню ставить кофе. Вероника уже сидела там за столом, глядя в одну точку. Она, похоже, не спала всю ночь.
Когда Дарья, полностью одетая, с сумкой в руке, появилась в дверях кухни, она не удостоила Артема даже взглядом. Всё её внимание было обращено на сестру.
— Ну что, довольна? — прошипела она, её глаза метали молнии. — Он щёлкнул пальцами, и ты вышвырнула родную сестру. Молодец, Вероника. Ты хорошо усвоила, кто в доме хозяин.
Вероника не подняла головы.
— Уезжай, Дарья, — тихо сказала она.
Дарья ядовито усмехнулась.
— О, я уезжаю. Не переживай, не задержусь ни на минуту в этом гостеприимном доме. Только помни, Вероника, мужья приходят и уходят. А сестра — это навсегда. Хотя, кажется, уже нет.
Она развернулась и пошла к выходу. Входная дверь не хлопнула. Она просто щёлкнула, отрезая её от этой квартиры. Чистый, окончательный звук.
На кухне воцарилась тишина. Но она не была спокойной. Она давила, высасывала воздух. Артем допил свой кофе. Он выиграл. Он вернул себе своё пространство. Вероника сидела напротив, такая же неподвижная, как и пять минут назад. Он посмотрел на неё, на её осунувшееся лицо, на тёмные круги под глазами.
— Я вечером куплю продукты, — сказал он, нарушая молчание. Это было всё, на что его хватило. Простое, бытовое, пустое предложение.
Вероника медленно подняла на него глаза. В них не было ни любви, ни ненависти. Ничего. Только бездонная, выжженная пустота.
— Хорошо, — ответила она.
Они остались вдвоём. В своей квартире. Но дома больше не было. Были только стены, внутри которых сидели два чужих, бесконечно далёких друг от друга человека…
Ужасная, но такая жизненная ситуация! Когда борьба за личные границы приводит к разрушению отношений с самым близким человеком. Поступок Артема был, безусловно, решительным и логичным с точки зрения защиты своего пространства. Но цена оказалась слишком высока.
Как вы думаете, можно ли было Артему добиться того же результата — выселения сестры — без такого жёсткого ультиматума, который полностью расколол его брак с Вероникой?
