Мария Степановна женщина была многодетная, даже по советским временам. Трое сыновей, пять невесток и семь внуков.
Невесток, правда, она к родне не причисляла. Так, сегодня есть, завтра нет. У старшеньких уже по второй жене и гарантии нет, что не будет третьей. А вот младший странно, женился и разводиться вроде не собирается. Хотя колобродит не хуже старших.
Анька, младшая невестка, хорошая девка, только простодырая. Мария Степановна смотрела на нее неодобрительно. С одной стороны, сыночке с ней повезло. Добрая, заботливая. Но, с другой стороны, она именно этим Марию Степановну и бесила.
То ли дело девки у старших! Сучки, конечно, но огонь. При разводе урвали от сыновей все, что смогли. Но не все, что хотели. Об этом уж Мария Степановна позаботилась. Нечо разевать рот на сыночкино добро, которое Мария Степановна зарабатывала.
Поэтому невесток старшеньких она любила, хоть и ненавидела. В общем, сложно все.
Но Аньку держала при себе, особенно когда стала стареть и прихварывать. От старшеньких точно не дождешься стакана воды, воду сами выпьют, а стакан продадут. Ну и правильно, она сама такая же была.
Анька, за время замужества натерпелась от свекровки, но помогала — семья ведь. В семье бывает всякое, но родные люди — это родные. И потом, когда она замуж за Сереженьку выходила, дала ему слово, что любить будет его родителей так же, как своих.
Поэтому, как не материла Степановна Аню, она ходила ей помогать: полы мыть, за Григорием Иванычем ухаживать, когда тот болел. Продукты таскать из магазина.
Степановна это воспринимала, как должное. Раз приходит, значит, обязана. И потом, что ей трудно, что ли? Вон она кобыла какая. И работает рядом. Нетрудно прибежать к любимой свекрови в обед: продукты принести, мусор вынести, полы пропылесосить-помыть. В конце концов, Степановна ей мужа подарила, сыночку своего любимого.
Хотя если честно, сыночка за время брака с Анькой обмяк, стал таким же слюнтяем. И Степановна, ну если, положа руку на сердце, любила его меньше. Нет в нем той хватки, что в Степановне, что в братьях. В мужа, в Григория Ивановича пошел, не удался, значит, сыночек. Хотя Степановна все для него сделала и в институт правильный пристроила и на правильную работу. И Аньку тоже пристроила на правильную работу. Но так бывает — не удался ребенок. Но не выкинешь. Придется помогать.
— Мария Степановна, — Анька, как и положено, прибежала в обед, приволокла продукты. — Я все по списку купила, только колбасы не было вашей любимой, так я завтра еще поищу.
— Ладно, — недовольно поджала губы Степановна, — ленивая ты Анька. Сбегала бы в другой магазин, там бы посмотрела колбаски.
— Да, я в два еще сбегала магазина, — не обиделась Анька. — Найду, не расстраивайтесь.
— Ладно, — смилостивилась Степановна. — С нами поешь? — она критически посмотрела на Аньку. — Хотя что-то у тебя на боках сало наросло? Худеть Анька надо. Вот, смотри на меня, — Степановна положила руки на талию. — Мне за семьдесят, а фигура, как у девочки. — Жрать надо меньше. Ну ладно, садись за стол.
— Машенька, ну что ты на Анечку взъелась, — улыбнулся Григорий Иванович, — смотри, какая она у нас красавица. Повезло Серьге с женой!
— Кобелина, — Степановна стукнула, не сильно, по голове мужа ложкой, — в могилу ведь смотришь, а туда же!
— Ревнует, — довольно протянул Григорий Иванович и погладил Степановну по спине.
— Садись уже, Анька! — рявкнула Степановна и поставила на стол блюдо с пельменями.
— Когда вы их налепить-то успели, Мария Степановна, — удивилась Аня.
— Мы с Гришенькой вчера под кино лепили, — сказала Степановна и посмотрела Аньке в затылок. — Знаешь, ведь Гришенька у меня пельмени очень любит, вот я для него и стараюсь. А ты Серьге не лепишь, — тут же высказала она, — ленивая ты, Анька, корова.
— Машенька, не обижай Аню, — нахмурился Григорий Иванович, — только она нам и помогает. И в обед и вечером, когда ей пельмени лепить еще?
— Захотела бы, нашла время, — жестко сказала Мария Степановна.
Вот пельмени у Степановны были действительно вкусные. Аня не могла отказать себе в удовольствии съесть их, хоть и Степановна смотрела на нее так, словно считала, во сколько ей обходится кормежка невестки.
Когда на блюде остались три пельменя, Григорий Иванович сыто потянулся:
— Все, больше не могу, — он с сожалением посмотрел на блюда с пельменями. — Такие вкусные, Маша, вот съел бы, но не могу.
— Нет, — строго сказала Мария Степановна. — Хватит тебе. Эти три пельменя Анька съест, — и она посмотрела на невестку в упор.
— Не могу, Мария Степановна, — вяло сказала Аня, но положила пельмени на тарелку и покорно съела.
— Вот и умница, — довольно сказала Степановна. — Все иди, некогда мне тут с тобой.
Аня встала, немного покачиваясь и вышла из-за стола. Уже на работе ей стало плохо. Пришлось вызвать скорую, потому что ее рвало без остановки.
В больнице Аня пролежала неделю. Потом дома, но лучше ей не становилось. Не сказать, что болело что-то конкретное, но было ощущение, что она просто разваливалась на части.
Она целый год ходила по врачам, но ничего не помогало. И когда она уже смирилась с неизбежным, попросила сестру, не бросать ее сына, если что, взяла с мужа слово, что не жениться на первой попавшейся, а выбирать будет хорошую мать для ребенка, к ней приехала в гости подруга.
— Значит, так, Анька, — сказала Валя, — вставай и поехали. Надо тебя спасать, а то наша родная медицина тебя вконец угробит.
— Как ты меня спасать решила? — тяжело вздохнув спросила Аня.
— Поедем с тобой к бабке. Я съездила, договорилась, она нас сегодня ждет.
— Ой, не смеши меня, — отмахнулась Аня.
— А тебе, что уже терять? — усмехнулась подруга. — Ты же все равно помираешь. Врачи от тебя отказались. Съездим, ну не поможет, не поможет, — она сделала паузу. — А мне вот помогло. И тебя вытащим. Это все свекровка твоя, подлюга.
Они приехали на электричке в глухую деревню. Пилили два часа. На перроне сошло много народа для такой деревеньки.
— Видишь? Все к ней идут, — усмехнулась Валя. — Со всей области едут.
У дома толкалось уже целая толпа. Валя посадила Аню на чурбачок, а сама топталась рядом. Аньку мутило на жаре, она жалела, что приехала. Лучше бы дома тихо померла, чем в полуобмороке сидеть в какой-то дыре.
Через три часа, наконец, дошла их очередь. Валя впихнула Аню в избу и осталась за дверью.
— Проходи, проходи, милая, — сказала сухонькая бабушка.
Она сидела за столом, в красном углу, под образами и внимательно смотрела на Аню.
— Не надо было эти три пельменя есть, — она покачала головой. — Не хотела ведь ты. А она тебя заставила. Садись, — бабушка указала на табуретку в центре избы.
Что было дальше, Аня не помнила. Ее рвало в таз, бабушка ходила вокруг нее, шептала, стукала больно по спине сухоньким кулачком, читала молитвы и давала пить ужасно горький отвар.
— Все, иди, — она вручила Ане литровую банку с отваром, — пей неделю, через месяц снова ко мне приедешь. И не ешь у кого попало!
— А деньги? — слабо спросила Аня.
— Не беру я денег, — строго сказала бабушка. — Иди.
Через неделю, когда Аня выпила последний глоток отвара, она первый раз за год почувствовала себя хорошо. Точнее, она не чувствовала ничего. У нее ничего не болело.
Утром она встала, как раньше, принялась готовить завтрак, даже стала напевать по своему обыкновению.
— Аня, — муж удивленно смотрел на нее. — Тебе легче? Господи, Аня! — он обнял ее. — Как ты меня напугала!
С умирающей Степановной сидела только Аня и ее муж. Остальным было некогда. Степановна редко приходила в себя. Лежала, как овощ, глядя в никуда. Иногда на нее нападала активная деятельность и она рушила вокруг все. А потом лежала снова и смотрела. Смотрела и не видела уже ничего в этом мире. Она уже ушла туда, за грань давно, но тело продолжало существовать еще здесь.
— Анька, — поздно ночью закричала Степановна.
Аня спала рядом на диванчике. Она дернулась, зевнула и подошла к свекрови.
— Пить?
— Анька, корова ты толстая, — рассмеялась Степановна, как раньше.
Она смотрела на нее осмысленно, словно не лежала уже год бревном в кровати.
— Анька, — Степановна схватила невестку за руку. — Анька, — повторила она. — Прости меня дуру, прости, это я тебя в могилу хотела свести теми пельменями, вот меня бог и наказывает, не берет к себе. Прости, прости меня!
— Да бог с вами, Мария Степановна, простила я вас давно, — сказала Аня, морщась от боли, так Степановна вцепилась ей в руку.
— Я нашла невесту Серьге, — Степановна сжала руку еще сильнее, — ты же дура, ничего не могла добиться в жизни. А я ему нашла нормальную девку, злую, как я. Вот и решила тебя свести.
— Знала я, — усмехнулась Аня. — Думаете, не догадывалась? Знала.
— Ну и дура, — рявкнула Степановна и закрыла глаза.
Ее повело судорогой, она вцепилась ногтями в руку Аня до крови, глаза открылись и так и остались.
Аня осторожно освободилась от руки Степановны, сложила ей руки на груди и закрыла глаза.
— Это ты дура, Степановна.
