Ольга с грохотом швырнула свою сумку на диван и рухнула рядом, как разложенная кукла, потерявшая всякую опору. Ноги болели так, будто она не лечила зубы, а скакала весь день по шипам.
Кухня… пахло чем-то странным. Непонятно чем, но так, что было жутко противно. Как если бы кто-то пытался пожарить картошку, но что-то пошло не так, и они случайно устроили пожар. Вот так вот, просто случайно.
— Ну да, — пробормотала Ольга, взглянув на сковородку, которая валялась в раковине, сиротливо, как забытая игрушка. — Гастрономический шедевр от Ивана Александровича. Как всегда.
Кухня выглядела, как поле битвы: крошки на полу, запах старого масла, и какая-то тупая, навязчивая тоска. В углу от старости уныло мигает чайник, а на подоконнике — миниатюрный лес плесени. И это, к слову, было самым лучшим, что она могла позволить себе за последние месяцы. Всё остальное — на пределе.
Господи, как же всё достало.
В прихожей поскрипывает дверь. Зашел Иван. В мятой футболке, с головой, как будто она не видела воды месяца два, и с банкой пива в руках, как с оружием, на случай нападения.
— О, королева вернулась! — говорит он, ухмыляясь на полное лицо. — Как на передовой?
— Нормально, — отвечает Ольга, открывая холодильник и обнаруживая, что внутри ровным счётом ничего нет. Даже пустую полку кто-то умудрился изгваздать.
Иван плюхнулся за стол. Разумеется, зацепил локтем банку, и пиво пролилось на столешницу. Никакого раскаяния на его лице. Никакой боли.
— Чего злая такая? — спрашивает он, лениво отхлебывая из банки. — Я, между прочим, сегодня вакансию новую искал. Серьезно.
Ольга медленно повернулась к нему, уперевшись руками в бедра, так что вся её поза говорила: «Пошёл ты».
— И что, нашел? — в голосе сквозила холодная вежливость.
Иван замолчал, думая, стоит ли сейчас говорить правду, или лучше понадеяться, что она всё сама додумает.
— Не совсем, — наконец выдает он, отводя глаза. — Там требования странные. Ходить надо куда-то… общаться.
Ольга громко выдохнула, зажмурилась. Боль пульсировала в висках.
— А ты чего хотел? Работу в лежачем положении и чтобы тебе зарплату приносили прямо в зубах, а? — ядовито спрашивает она.
Иван разводит руками, будто он на экзамене, а на вопрос о мировой политике:
— Ну я стараюсь. Реально стараюсь. Ты просто не понимаешь — рынок перегрет, конкуренция…
— Ты бы лучше плиту перегрел, ужин приготовил бы, — бурчит она, вытирая стол тряпкой. — А то конкуренция за последний кусок хлеба у нас скоро начнётся.
Иван фыркнул, как будто ничего не случилось. И тут вставил шпильку:
— Ну, ты у нас доктор, небожитель, с тебя и спрос. А я — безработный быдлан, у меня официальная индульгенция.
Ольга замерла, и на секунду мир, кажется, даже остановился. Потом она, не сдерживая себя, аккуратно положила тряпку на край раковины и повернулась к нему. Внутри всё кипело. Она мечтала не о новом платье или о поездке на море, а о том, чтобы взять эту тряпку и запустить ему её прямо в лицо.
— Тебе нравится быть ничтожеством? — тихо спросила она, еле сдерживая голос.
Иван пожал плечами, как человек, который абсолютно уверен, что это всё фигня, не стоит внимания.
— Да ладно тебе, Оль. Чего ты так заводишься? — его голос был, как у человека, который вчера съел всю упаковку мороженого, а теперь удивляется, почему холодильник пуст.
— Потому что мне надоело работать за двоих! — сорвалась Ольга. — Мне надоело приходить домой в эту грязь, видеть тебя, сидящего на диване и обсуждающего «перегретый рынок»! Мне надоело тащить всю эту никчемную жизнь на себе!
Иван мрачно посмотрел на неё. Молчал. Ольга тоже молчала. Она не могла заплакать. Нет, это было бы слишком банально для этой кухни, для этого момента.
Тишина. Тягучая, как холодный дождик в апреле. Время словно издевалось над ними, медленно и спокойно тикая на стене.
И вдруг Иван, как будто решившись, рванул к шкафу.
— Что ты делаешь? — насторожилась Ольга.
— Покажу тебе, как я «ничтожествую», — пробурчал он, ковыряясь в ящике. Он достал пластиковую карту и сунул её ей под нос.
— Что это? — Ольга моргнула, не сразу понимая.
Иван с гордостью выпятил грудь.
— Это кредитная карта. На двести тысяч. Всё решено. Всё будет нормально. Купим холодильник, в отпуск поедем, всё будет хорошо.
Ольга взглянула на карту, как на ядовитую змею. Потом перевела взгляд на него. Он-то считал себя героем этого момента.
— Ты… оформишь кредит? За моей спиной? — почти прошептала она.
Иван будто осознал что-то важное, но было уже поздно. Его геройство растворилось, как мыльный пузырь.
— Ну, я думал… чтобы разгрузить тебя. Погасить долги, холодильник купить новый, может, в отпуск махнем…
Ольга сглотнула, ей тряслись пальцы. В ушах стоял гул. Кровь стучала.
— Ты идиот, — выдохнула она. — Ты просто конченый идиот.
И развернувшись, ушла в другую комнату, хлопнув дверью так, что зеркало в прихожей подскочило.
Ольга не плакала. Даже не было обидно. Ей просто хотелось надеть свои синие туфли, те самые, которые она купила себе год назад, когда думала, что всё будет по-другому. Надеть их и просто уйти. Куда угодно. Хоть на Луну. Где нет Ивана, кредитных карт и пустого холодильника.
С этим решением она впервые за долгое время почувствовала — не радость, но легкость.
Как чёрный, скользкий ветер осенью.
Ольга всю ночь ворочалась в постели, пытаясь уговорить себя хотя бы немного уснуть, но бесполезно. Голова гудела, как старый холодильник в жару. Не выдержала, включила свет и, приподнявшись, уставилась в потолок. Даже тени на стенах не могли её успокоить. Каждый звук Ивана — его шаги, шум тапок, щелканье пульта, как будто он целенаправленно нарушал её последние нервы.
На утро она еле встала. Джинсы натянула как могла, свитер одела — с усилием. Вся усталость будто отморозила её. Туфли, синие, те самые, стояли у порога и молчаливо смотрели, как кошки, когда их не пускают на диван.
«Не сегодня», — мелькнула мысль. Пока нет.
На кухне пахло кофе. И это было подозрительно — слишком вкусно, как будто всё происходящее не могло быть реальным. Ольга, приготовившаяся к утреннему кошмару, уже встала, но не ожидала такого. Иван стоял у плиты с кружкой в руках, как победитель на пьедестале. И выглядел при этом так, будто бы сам придумал кофе и улучшил его.
— Доброе утро, — сказал он, улыбаясь так широко, что можно было подумать, он только что рекламировал зубную пасту.
Ольга молча налила себе кофе и почувствовала, как закипает внутри.
— Я подумал, — начал Иван, почесывая затылок, — может, вечером в ресторан сходим? Ну, чтобы немного развеяться. Как тебе?
Ольга, глядя на это шоу, сдержала все эмоции, но не смогла промолчать.
— На чьи деньги гулять будем? — спросила она спокойно, почти хирургически. — На кредитные?
Иван замялся, потом, с небольшим смущением, ответил:
— Ну… technically speaking… да.
— Technically speaking, — передразнила она, — я тоже могу тебе в лицо врезать за моральный ущерб. Как тебе такая лингвистика?
Иван надулся. Небо на его лице сразу потемнело.
— Ты вообще совсем озверела, что ли? Я, между прочим, стараюсь! А ты всё гнобишь и гнобишь.
Ольга просто допила кофе и поставила кружку в мойку, будто ничего и не было.
— Сегодня я ужинаю с мамой. Одна. Без тебя, — сказала она, как будто не обсуждала это всерьёз.
Иван расхохотался, но смех был каким-то дёрганым.
— А-а-а, понятно, значит, Мамин совет безопасности собирается. Что дальше? Комендантский час? Или сразу в приют для тридцатилетних?
— Сразу эвтаназия без анестезии, — спокойно отрезала Ольга и вышла из кухни.
Вечером она сидела с мамой, в её уютной, старенькой квартире, на маленькой кухне, заваленной салатами и котлетами, с запахом компота. Всё было как в детстве. Только вот воздух вокруг, как всегда, был немного напряжённым. Мама, Мария Константиновна, — женщина с твёрдым характером, как бетонная плита, не терпела полумер.
— Ты его гони в шею, слышишь? — сказала она, накладывая дочери ещё ложку салата. — Он тебя топит. В болоте каком-то держит, а сам вылезать не собирается.
Ольга выдохнула и перевела взгляд на свою тарелку. Ковыряла вилкой огурец, размышляя.
— Я понимаю, — выдохнула она, — но это не так просто. Мы же… вместе.
Мама в ответ посмотрела на неё так, что Ольга инстинктивно втянула голову в плечи. Это был взгляд, который мог бы растопить даже айсберг.
— Вместе что? — спросила мама с явным недовольством. — Вместе в могилу идти? Вместе на дно? Оля, ты не должна идти туда, куда тебя тащат. Ты должна идти туда, куда хочешь.
Ольга почувствовала, как тяжесть в груди нарастает. Больно было, как от дешёвой селёдки, когда ты её съедаешь, а потом целый вечер ощущаешь, что что-то не так.
— Я не знаю, что делать, — призналась она наконец. — Развести — значит признать, что всё зря. Что я ошиблась. И опять одна.
Мама поставила перед ней кружку чая, её взгляд был полон чего-то теплого и горького одновременно.
— Иногда, доченька, ошибка — это не когда ты выбрал не того человека. А когда ты продолжаешь с ним жить, зная, что это не твой человек, — тихо сказала мама.
Молчанье повисло тяжёлым одеялом, как зимняя ночь. Старые часы на стене продолжали тикать, отчётливо, как отсчёт времени до важного решения.
Когда Ольга вернулась домой, в квартире было тихо. Очень тихо. Сигаретный дым, который висел в воздухе, говорил о том, что Иван опять курил на балконе, забыв закрыть дверь. Она зашла в комнату и остановилась.
Иван сидел на кровати. В руках он держал кольцо.
— Я подумал… — начал он, его голос был тихим, почти жалобным. — Может, мы начнём всё сначала? Как нормальные люди.
Ольга смотрела на кольцо, его руки, уставшее лицо и, честно говоря, ничего не чувствовала. Ни радости, ни злости, только пустота. Лёгкая, ледяная.
— Ты серьёзно? — спросила она, всё ещё не веря.
Иван кивнул.
— Да. Я всё осознал. Работу найду. Кредиты закроем. Всё наладим. Дай мне шанс, Оля.
Ольга опустилась на край кровати, не в силах смотреть на него. Пальцами провела по складке на покрывале.
— Шанс? — переспросила она. — А сколько шансов у тебя уже было, Ваня?
Иван молчал, глаза опустились вниз.
— Ты брал их, как бесплатные образцы в супермаркете, — продолжила она, — Лопал и плевался. А я всё убирала за тобой.
Иван попытался взять её за руку, но она отдёрнула её.
— Понимаешь, — сказала Ольга, вставая, — ты — как дырявая лодка. Сколько ни черпай воду — всё равно утонешь.
Он побледнел.
— Оль…
— Поздно, Ваня, — тихо сказала она. — Очень поздно.
С этими словами она шагнула в прихожую, надела свои синие туфли и впервые за долгое время закрыла за собой дверь не с гневом, а с удивительным, почти приятным ощущением свободы.
Только за спиной остался тихий всхлип.
Ольга вышла из квартиры Марии Константиновны. На улице было как-то сыро и противно, как в той песне, где небо всё время плачет. И туфли эти синие подло натирали пятку. Но снимать их было, как признать, что ты уже проиграл. А она не хотела.
Телефон завибрировал, смс от Ивана. Она взглянула, но на него даже не ответила. Быстро убрала в карман и не стала читать. Ужасно не хотелось.
Она села на лавочку у подъезда, закурила. Курить бросила давно, лет пять назад, ещё тогда, когда думала, что всё будет норм, жизнь длинная, лёгкая, как летом в парке. А сегодня было как раз тот день, когда можно было плюнуть на все эти «не курить» и просто расслабиться. Чёрт с ним, с этим здоровьем.
— Можно одну? — неожиданно услышала она знакомый голос.
Ольга вздрогнула. Перед ней стоял Костя. Его лицо, как в старом кино, из девяностых. Костя, её первая любовь, тот, кто поцеловал её за гаражами, а потом убежал, красный, как помидор. Ну кто так поступает, а?
— Костя? — удивилась она. — Ты что, живой ещё?
— Ага, — ухмыльнулся он, присаживаясь рядом. — И как видишь, всё ещё красив, умен и… не женат.
Ольга усмехнулась. Вот этого она не ожидала. Да, он был ещё тем персонажем.
— Что тут делаешь? — спросила она, затушив сигарету.
— Да живу тут теперь. На четвёртом этаже. После развода с моей феей кулинарии.
— Сочувствую, — фыркнула Ольга. — Я тоже почти в разведенках.
Костя посмотрел на неё пристально. Смотрел так, что она почувствовала, как какая-то тяжесть спускается на грудь.
— Если что, у меня есть план, — предложил он с улыбкой. — Купим дешёвого вина, пару бургеров и будем ныть друг другу на кухне до рассвета. Всё как в юности. Согласна?
Ольга улыбнулась. Да, чёрт, как бы ей хотелось именно этого. Но тут опять телефон завибрировал.
Иван:
«Прости меня. Поговори со мной. Последний раз.»
Как раз в этот момент у подъезда затормозила его старая «Мазда». Иван выскочил из машины. Вид был такой — небритый, усталый, в каких-то нелепых спортивных штанах.
— Ольга! — кричал он на весь двор. — Стой! Нам надо поговорить!
Костя встал, скрестив руки на груди.
— Ого, конкуренция тут серьёзная, — с сарказмом заметил он, смеясь.
Ольга тяжело вздохнула.
— Костя, давай позже. Пожалуйста.
Костя кивнул, без обид, просто с лёгким смешком и ушёл.
А Иван уже был рядом. И тут Ольга увидела его — глаза красные, то ли от бессонницы, то ли от водки. Он вообще выглядел, как тот человек, который вчера был готов броситься в объятия, а сегодня — как потерянный пес.
— Ольга… — прошептал он, сжимающи пальцы в волосы. — Я всё понял. Всё просрал. Всё. Дай мне шанс. Я на коленях буду ползать, если надо.
— Иван… — начала она, но он перебил.
— Я нашёл работу. Завтра выхожу. Устроился на склад, сортировать товары. Да, не программист, не миллионер, но я буду работать. Я буду работать ради нас.
Ольга вгляделась в его лицо. И не могла понять, что чувствует. Жалость? Да. Боль? Точно. Но было и нечто другое. Что-то глубжее, что, наверное, и породило их.
— Почему только теперь? — спросила она, почти не веря в то, что он говорит. — Почему не раньше? Когда всё ещё можно было спасти?
Иван опустил голову. Стало ясно, что этот вопрос был на язык, и только на него не было ответа.
— Потому что я дурак, — сказал он тихо. — Потому что думал, ты всегда будешь рядом, что всё стерпишь. А теперь вижу: я тебя потерял.
Тишина. Вокруг было как в фильме — вообще ничего не происходило. Ни бабушки на лавочках, ни вороны на деревьях. Просто стояли, замерев, как статуи.
И вот, он шагнул вперед, схватил её за плечи. Не сильно, но неожиданно.
— Не уходи, Ольга. Я изменюсь, клянусь.
Сердце Ольги как-то странно застучало, всё было как в каком-то кошмаре.
— Отпусти меня, Ваня, — спокойно сказала она, не поднимая глаз.
Но он не отпустил.
И тогда, не думая долго, Ольга стукнула его по щеке — не сильно, но чётко.
Иван с удивлением отступил.
— Ты не понял главного, — сказала она, холодно и уверенно. — Я больше не хочу тебя спасать. Я не хочу быть твоим спасательным жилетом.
Она развернулась и пошла к дому.
Он остался стоять под дождём, мокрый и растерянный, как потерянная собака.
На кухне Марии Константиновны Ольга стояла с чашкой чая, когда снова раздался звонок в дверь.
Она вздохнула, думая, что если это опять Иван, то она может в него чайник швырнуть.
Но на пороге стоял Костя. Два больших пакета с бургером и бутылки вина.
— Всё ещё предлагаю тебе лучший план, — сказал он, улыбаясь.
Ольга вдруг поняла — жизнь всё-таки идёт вперёд. Даже если её приходится тащить за уши.
Она улыбнулась в ответ. И впустила его в дом.
