Татьяна с дачи возвращалась. Машинка старенькая, но верная — десятка девяносто седьмого года. В багажнике помидоры последние, банки с огурцами. Осень ведь…
— Господи!
Резко вдавила тормоз. Сердце как молотком застучало.
Прямо на асфальте, метрах в десяти от её бампера, копошились… щенки. Маленькие такие, пушистые комочки. Один — рыжий, как солнышко. Другой — чёрный с белым пятнышком на лбу. Третий…
Пять штук!
— Господи, да откуда вы тут взялись?!
Татьяна заглушила мотор, выскочила из машины. Вокруг — пустота. Ни души на километры. Справа поле, слева лес. Никого.
А щенки… Боже мой, им максимум месяц! Глазки едва открылись, лапки дрожат от холода.
Один подполз к её ногам и жалобно пискнул.
И тут до неё дошло. Выбросили. Просто взяли и выбросили на дорогу, как мусор какой-то.
— Кто же это с вами сделал, милые? — Татьяна присела на корточки.
В голове паника. Что делать? Забрать? Куда? В однушку? Где соседка-пенсионерка наверху, которая из-за каждого шороха жалуется?
Телефон. Быстро набрала номер единственного знакомого волонтера из приюта.
— Алло, Вера? Тань беспокоит. Слушай, тут такая ситуация…
— Танька, — устало вздохнул голос в трубке, — у нас переполнение. Даже котят некуда деть, а ты с щенками.
— Но они же умрут!
— А что я могу? Места нет. Может, через месяц.
Через месяц. Ага. А пока они что — в космосе зависнут?
Татьяна отключилась и посмотрела на малышей. Те жались друг к другу, дрожали. Один — самый маленький — едва дышал.
Нет. Не может она их бросить.
— Ладно, — выдохнула. — Поехали домой, что ли.
Достала из багажника коробку из-под инструментов, застелила старым пледом. Аккуратно переложила щенков — те даже не сопротивлялись, только жались теплее.
— Потерпите, родные. Что-нибудь придумаем.
Дома началось веселье.
Щенки ожили, принялись исследовать территорию. Лаяли, скулили, грызли всё подряд. Тапки, ножки стульев, край ковра.
— Эй, эй! Нельзя же! — Татьяна металась по квартире с тряпкой.
Они не слушались. Ещё бы — малыши же!
К двум ночи она валилась с ног. На работу завтра в семь. А эти пятеро не дают сомкнуть глаз.
Один пищит — голодный. Другой скребётся в угол — в туалет хочет. Третий просто тяфкает от скуки.
— Что же я наделала? — шептала Татьяна, сидя на полу посреди хаоса.
Спустя пару дней проснулась утром от звонка в дверь.
— Татьяна Анатольевна! — голос соседки Светланы Ивановны был полон праведного гнева. — Что у вас там творится? Всю ночь лаяли!
— Извините, Светлана Ивановна, я…
— В доме же есть правила! Я сейчас же в управляющую компанию звоню!
Дверь хлопнула.
Татьяна прислонилась к косяку. В груди всё сжалось.
А на работе — хуже. Главврач вызвал к себе.
— Татьяна Анатольевна, на вас жалобы. Вчера с пациентами были невнимательны, анализы перепутали…
— Александр Петрович, я…
— Я понимаю, усталость. Но нельзя же так!
Домой вернулась разбитая. В квартире снова погром. А щенки смотрят на неё такими доверчивыми глазами.
И тут она поняла: либо сдаётся, либо действует.
Достала телефон. Включила камеру.
— Ну-ка, красавцы, на фото!
Фотографировала вес вечер. Щенки то засыпали, то просыпались, то лезли в кадр все сразу. А надо было каждого отдельно — чтобы люди видели мордашки, глазки…
— Ну постойте же спокойно! — умоляла Татьяна, пытаясь поймать в объектив рыжего малыша.
Тот радостно грыз её палец.
Наконец удалось сделать приличные снимки. Села писать пост в местную группу «Потеряшки и находки»:
«Помогите пристроить щенков. Нашла на трассе, домой взяла. Пятеро. Месяц примерно. Кто может взять хотя бы на время?»
Приложила фото и нажала «Отправить».
Комментарии посыпались сразу:
«Молодец, что не прошла мимо!», «А породу определить можете?», «Жаль, у нас кот, не уживутся…».
Но ни одного конкретного предложения.
К утру — сорок лайков, двадцать комментариев-сочувствий и ноль реальной помощи.
На работе было не легче. Татьяна едва держалась на ногах — всю ночь щенки не давали спать. То один заплачет, то другой. А в семь утра — подъём, и на смену.
— Доктор, вы бледная какая-то, — заметила медсестра Галя. — Не заболели?
— Нет, просто… домашние дела.
Вечером снова фотосессия. Щенки подросли за неделю, стали активнее. И наглее.
Рыжий утащил её носок. Чёрный с белым грыз ножку стола. А самый маленький — серенький — так и норовил спрятаться под диван.
— Вы что, сговорились меня довести? — устало спросила Татьяна.
Щенки радостно завиляли хвостами.
Телефон зазвонил, когда она мыла миски после кормления.
— Алло?
— Здравствуйте, — мужской голос, незнакомый. — Это по поводу щенков. Вы объявление размещали?
Сердце подпрыгнуло:
— Да! А вы…
— Меня Артём зовут. Я тех щенков видел.
— Как видели?
— Три дня назад мой сосед всех обходил. Предлагал взять. Говорил — если никто не возьмёт, в лес отвезёт.
У Татьяны закружилась голова:
— Сосед? А где он живёт?
— На Садовой, дом двенадцать. Но только…
— Что только?
— Он мне тогда прямо сказал: «Не хочешь брать — не бери. А жалеть не буду. Обычные собаки, беспородные».
Татьяна стиснула зубы:
— Как его зовут?
— Николай Борисыч. Но вы туда не ездите, он…
— Спасибо за информацию, — отрезала Татьяна и отключилась.
Артём перезвонил через полчаса:
— Послушайте, я не договорил. Он человек тяжёлый. Может нагрубить.
— А вы что, его защищаете?
— Нет! Просто, я тогда отказался взять щенка. А теперь думаю — может, надо было? Может, они хотя бы на дороге не оказались?
В голосе слышалась настоящая мука.
— Не вините себя, — мягче сказала Татьяна. — Вы же не знали.
— Знал. Он не первый раз так делал. В прошлом году котят. Но я думал — авось не сделает так.
— Адрес напомните.
— Зачем?
— Поговорить с ним.
— Не надо! Он может на вас сорваться!
— А что, молчать? Он же ещё кого-нибудь выбросит!
Артём замолчал. Потом тихо продиктовал адрес.
— Только осторожнее. И если что — звоните, я рядом живу.
Всю ночь Татьяна не спала. Не из-за щенков — те, наконец, угомонились. А из-за ярости, которая клокотала внутри.
Как можно? Как можно взять живое существо и выбросить, как мусор?
Утром поехала на Садовую.
Дом двенадцать оказался старым частным сектором. Покосившийся забор, облезлые ворота, двор, заросший бурьяном.
Татьяна постучала в калитку.
— Кто там? — грубый мужской голос.
— Откройте, поговорить надо!
Дверь скрипнула. На пороге появился мужчина лет пятидесяти — небритый, в грязной майке, с мутными глазами.
— Чего надо?
— Вы Николай Борисович?
— А тебе что?
— Щенки. Те, что вы три дня назад пристраивали.
Лицо мужчины потемнело:
— А, нашлась заступница! Ну и что?
— Как «что»?! Вы их на дороге бросили! Живых!
— Не твои щенки — не твоё дело!
— Мое! Я их нашла, я их выхаживаю!
Николай Борисыч рассмеялся:
— Ну и молодец. Корми дальше. А ко мне не лезь.
— Вы понимаете, что творите? Это же убийство!
— Убийство? — он ухмыльнулся. — Да они и так бы сдохли. Мать их задавило машиной. А я что, приют тут разводить буду?
— Так отдайте в нормальные руки!
— А кому они нужны? Дворняги паршивые!
Николай Борисыч шагнул к калитке, нависая над Татьяной:
— Слушай, тётка. Убирайся отсюда. И больше не появляйся. А то хуже будет.
И захлопнул дверь.
Татьяна стояла, дрожа от бессилия и ярости. В горле стоял ком, глаза щипало.
— Подонок, — прошептала она. — Подонок…
Развернулась, пошла к машине. И вдруг увидела знакомую фигуру. У соседнего дома стоял мужчина с коробкой в руках.
Артём.
— Ну как? — спросил Артём, подходя ближе. В руках у него была коробка с кормом. — Поговорили?
Татьяна не могла выговорить ни слова. Стояла, дрожа от ярости и бессилия. В глазах стояли слёзы — не от грусти, а от злости.
— Понятно, — вздохнул Артём, глядя на её лицо. — Он такой всегда.
— Подонок! — наконец выдавила Татьяна. — Живодёр чёртов! Говорит — «дворняги паршивые»! У него совести вообще нет!
— Есть. Просто спрятана очень глубоко.
— Глубоко?! Да его закопать надо глубоко! — Татьяна размахивала руками. — Вы слышали, что он сказал? «А кому они нужны?» Да как можно?!
Артём молчал, виновато опустив голову.
— А вы что молчите? — накинулась на него Татьяна. — Вы же знали! Знали, что он такой! И промолчали!
— Я… я думал…
— Думали?! А пока вы думали, он пятерых малышей на дорогу выбросил! На верную смерть!
— Простите, — тихо сказал Артём. — Вы правы. Я трус.
Слово «трус» отрезвило Татьяну. Она посмотрела на мужчину — высокий, широкоплечий, а стоит как провинившийся школьник.
— Не трус, — устало сказала она. — Просто… не знали, что делать.
— Знал. Просто боялся связываться.
— А теперь что? Тоже боитесь?
Артём поднял голову, посмотрел ей в глаза:
— Теперь — нет. Поэтому и здесь.
— Зачем?
— Помочь. Вам. Щенкам.
Татьяна хмыкнула:
— Поздно уже. Кого спасать? Я их уже спасла. А этого… — она кивнула в сторону калитки, — всё равно не переделаешь.
— Не переделаешь, — согласился Артём. — Но можно не дать ему повторить.
— Как это?
— Публичность. Если все будут знать, что он за человек, соседи присмотрят. Стыдно станет.
— Да ему наплевать! Стыда у него нет!
— У него — нет. А у соседей есть. Они не позволят ему больше так делать.
Татьяна задумалась. В этом была логика.
— И что вы предлагаете?
— Рассказать всем. В интернете, в группах. С адресом, с фотографией дома. Пусть знают.
— А вдруг он на меня подаст в суд? За клевету?
— За какую клевету? Вы правду говорить будете.
А тут калитка снова скрипнула. Николай Борисыч высунул голову:
— Ты ещё тут? Я же сказал — проваливай!
Увидел Артёма:
— А, Артём! Ты что тут делаешь?
— Совесть проснулась, — спокойно ответил Артём.
— Какая ещё совесть? Чего ты там мелешь?
— Говорю — стыдно мне. Надо было тогда щенка взять.
— Да ладно тебе! — махнул рукой Николай Борисыч. — Зачем тебе эта головная боль?
— А зачем вам было их выбрасывать?
Николай Борисыч нахмурился:
— Слушай, не начинай тут мне мораль читать!
— Не мораль, — встрепенулась Татьяна. — Закон! Вы животных выбросили! Это жестокое обращение!
— Докажи! — огрызнулся мужчина.
— Докажу! Артём — свидетель! Вы сами при нём говорили про лес!
— А я скажу — не говорил! Кто тебе поверит?
— Поверят! — вдруг твёрдо сказал Артём. — Потому что я всё расскажу. И не только про этот раз.
Николай Борисыч побледнел:
— Ты что, охренел?
— Нет. Просто понял — молчать больше нельзя.
— Да пошёл ты! — рявкнул Николай Борисыч. — Оба пошли отсюда!
И снова захлопнул калитку. Но теперь хлопок прозвучал не победно, а трусливо.
— Значит, так, — сказала Татьяна, когда они сели в её машину. — Пишем заявление в полицию. Статья 245 УК — жестокое обращение с животными.
— А доказательства?
— Ваши показания плюс сами щенки. Экспертиза покажет — их действительно выбросили.
— А если не получится?
— Тогда в интернет. Как вы и говорили. Пусть все знают.
Артём кивнул:
— А щенков пока что?
— Пока ищем хозяев дальше. Только теперь не одна.
— Не одна?
— Вы же помогать обещали?
Артём улыбнулся — впервые за всё время их знакомства:
— Обещал. И сдержу слово.
Дома их ждал сюрприз. Под постом — семнадцать сообщений.
Первое — от девушки Ани: «Хочу рыжего щенка! Когда можно посмотреть?»
Второе — от семьи Петровых: «Нам нужен друг для нашей таксы. Подойдёт чёрненький?»
Третье, четвёртое, пятое…
— Что это? — удивился Артём.
— Не знаю, — растерянно пролистывала Татьяна сообщения.
А потом увидела репост своего поста от утра. Его поделили в двадцати группах. И везде — комментарии, лайки, предложения помощи.
— Понимаете? — тихо сказала Татьяна. — Они же есть. Хорошие люди. Их много.
— Больше, чем плохих, — согласился Артём.
Телефон снова зазвонил.
— Алло?
— Здравствуйте! А щенки ещё есть?
— Есть, — улыбнулась Татьяна, глядя на Артёма. — Приезжайте смотреть. Но только в хорошие руки отдаём.
— Обязательно в хорошие! У нас дочка уже сумку для собачки приготовила!
Когда Татьяна отключилась, Артём сказал:
— Знаете что? А может, не стоит на него заявление писать?
— Почему?
— Потому что лучшая месть — это когда у тебя всё хорошо получается. Щенки обретут семьи, люди узнают правду, а он останется один со своей совестью.
Татьяна задумалась:
— А знаете. Может, вы и правы. Главное же не наказать его, а помочь малышам, да?
— Да. И больше не дать такому повториться.
— Не дадим, — твёрдо сказала Татьяна.
И впервые за всю эту неделю почувствовала — она не одна.
Через неделю в квартире Татьяны царила непривычная тишина.
Рыжего забрала семья с девочкой-школьницей. Та ещё в машине придумала ему имя — Апельсин.
Чёрного с белой манишкой увезли к таксе. Хозяева прислали фото — два хвостика мирно спят, свернувшись калачиком.
Двух остальных разобрали за выходные.
— А этого не отдам, — сказала Татьяна, поглаживая серенького малыша. — Филин будет.
— Филин? — удивился Артём. — Почему?
— Серьёзный очень. Взгляд такой, мудрый. И молчун.
Филин действительно оказался самым тихим из всей компании. Не лаял, не грыз мебель, просто ходил за Татьяной хвостиком.
— Характер уже проявляется, — улыбался Артём, наблюдая за щенком.
За эту неделю он не пропустил ни одного дня. Приезжал после работы, помогал с потенциальными хозяевами, возил корм, играл с малышами.
— А вы не устали от нас? — спросила как-то Татьяна.
— От вас? — Артём покачал головой. — Это же первое настоящее дело в моей жизни.
— Настоящее?
— Ну когда действительно кому-то помогаешь. А не просто живёшь для себя.
А на работе главврач похвалил:
— Татьяна Анатольевна, слышал про ваших щенков. Молодец. Настоящий врач всех лечить должен — не только людей.
Вечером Татьяна с Артёмом сидели на скамейке у подъезда. Филин лежал у их ног, положив морду на лапы.
— Тихо как без них, — сказала Татьяна.
— Скучаете?
— Нет. Радуюсь. Знаю же — у каждого теперь дом есть.
— А у вас?
— У меня что?
— Дом есть?
Татьяна посмотрела на него:
— Квартира есть. А дом… наверное, там, где тебя ждут.
— А меня Филин ждёт, — улыбнулся Артём. — Каждый день хвостом виляет, когда я прихожу.
— И не только Филин, — тихо сказала Татьяна.
Артём взял её руку:
— Знаете что? А давайте попробуем. Жить вместе. Вы, я и Филин.
— Попробуем?
— Ну а что? Команда у нас уже есть. Дело общее нашли. Теперь и дом общий можно.
Татьяна засмеялась:
— Вы серьёзно предлагаете съехаться из-за собаки?
— Не из-за собаки. Из-за того, что я понял — с вами хочется быть рядом.
Филин поднял голову, посмотрел на них умными глазами и снова улёгся.
— Ну что, Филин? — спросила Татьяна. — Одобряешь?
Щенок коротко тявкнул.
— Значит, одобряет, — засмеялся Артём.
А через месяц им снова позвонили. Теперь — котята. Пятеро, в коробке у мусорки.
— Поедем? — спросил Артём.
— Конечно, — ответила Татьяна. — Только теперь мы точно знаем, что справимся.
— Знаем. Втроём справимся с чем угодно.
И они поехали.
