Нежданные гости
Олеся только налила себе кофе, когда в дверь забарабанили с такой силой, что ей показалось, будто сейчас треснут все стекла в квартире. Точно, не человек, а какое-то полудеревянное существо с железными кулаками стоит снаружи.
«Кто это, черт побери, в семь утра?» — мелькнула мысль.
Она оторвала руку от чашки, сделала пару шагов к двери и приоткрыла её. И сердце сразу же пошло вниз. На пороге стояла Нина Петровна — её бывшая свекровь, а за ней, как какие-то чиновники, две женщины с папками и официальными лицами, как будто к ней на проверку пришли.
— Олеся Викторовна? Мы из органов опеки. Поступил сигнал о ненадлежащих условиях содержания детей. Разрешите пройти? — спросила одна из них, голос такой, что можно было бы на нём заморозить всю квартиру.
Олеся почувствовала, как холодок побежал по спине, но она попыталась собраться.
— Какие условия? Что за бред? — голос у неё дрогнул, но она тут же поймала себя и выдавила холодную усмешку. — Давайте так, кто за мной?
Нина Петровна, не дождавшись ни одного предложения, шагнула в квартиру, подбородок поднят так высоко, что его могли бы спутать с белым флагом.
— Не строй из себя дурочку, Олеська! Все уже видят, как мои внуки живут. Ты что, даже нормально поесть им не приготовишь? — её взгляд остался на кухне, где с утра только пару чашек стояло.
Олеся сжала кулаки, уже почти на грани.
— Вы с ума сошли, что ли? Кирилл и Алиса прекрасно одеты, накормлены, у них всё есть, — её глаза метали молнии, но на лице — уверенность, как у человека, который уже был готов к этой атаке.
— Ага, особенно «всё есть», — Нина Петровна с презрением осмотрела квартиру, скривив лицо. — Грязь, хаос, не хватает только мух на потолке. И где игрушки, а? Где игрушки у детей?
— Они в школе! — Олеся почти закричала. — Ну, если вы на проверку пришли, то может, стоило бы дождаться вечера, когда дети дома?
Одна из женщин из опеки кашлянула.
— Нам нужно осмотреть жильё и поговорить с детьми. Отдельно от вас, — произнесла она, как будто это не её личная прихоть, а давно запланированное шоу.
Олеся почувствовала, как земля уходит из-под ног. Вот оно — начало конца.
Игра без правил
Олеся сидела на кухне, стиснув зубы так сильно, что, кажется, сейчас прямо там и сломает пару. Женщины из опеки ходили по квартире, проверяли каждый угол — холодильник, шкафы, ванну. Пытались найти хотя бы малейший след того, что Олеся не идеальна. И, конечно, Нина Петровна стояла рядом, довольная, как кошка, наелась сметаны.
— Ну что, Олеся? Теперь понимаешь, что материнство — это не только просто детей рожать, но и заботиться о них, — Нина Петровна снисходительно улыбнулась, как будто только что открыла Олеся секрет мироздания.
Олеся не выдержала, вскочила, подошла к ней и встала почти вплотную, а глаза её сверкали, как два острых ножа.
— Ты понимаешь, что это чистая провокация? Ты просто хочешь забрать моих детей, чтоб они жили у тебя, а не со мной!
— А разве плохо, если они будут жить в нормальной семье? — Нина Петровна с маниакальным спокойствием, будто это не её личное дело. — С отцом. С бабушкой. А не с матерью, которая всё время на работе.
Олеся не выдержала и схватила её за руку так сильно, что та чуть не вскрикнула.
— Ты не имеешь права так говорить! — её голос звучал, как выстрел, полный ярости и обиды.
Нина Петровна наклонилась чуть ближе, не отстранившись, а наоборот, словно ловила момент.
— Ой, что это? Угрозы? — прошептала она с усмешкой. — Ой-ой, давайте запишем и это в акт.
Олеся отпустила её, поняв, что её действия уже стали частью игры. Она теперь только фигура на доске.
Неожиданный союзник
В этот момент дверь распахнулась с таким звуком, что все взгляды сразу же устремились к ней. На пороге стоял Вадим.
— Мама, что здесь происходит? — его голос был таким резким, что все замерли.
Нина Петровна на мгновение изменила выражение лица, на её губах сразу же появилось что-то между заботой и фальшивой обеспокоенностью.
— Сынок, я просто переживаю за детей! Посмотри, как они здесь живут! — её слова были тихими, но с настойчивым оттенком.
Вадим стоял, не двигаясь, сначала окинул взглядом всю квартиру, потом остановился на Олесе.
— Ты тоже в это веришь? — его голос стал едва слышным, но все равно достаточно громким, чтобы все услышали.
Он замер, словно не знал, что делать.
— Мама… Ты сама всё это устроила? — Вадим посмотрел на Нину Петровну, и в его глазах было что-то такое, что Олеся не ожидала увидеть.
Нина Петровна стала ерзать, явно не зная, как реагировать.
— Я просто хочу, чтобы внуки были в безопасности, — её голос стал чуть тише, но это не изменило её настроя.
— Безопасности от чего? — Вадим вдруг сорвался, повысив голос. — От их матери? Ты серьезно?
Олеся почувствовала, как сжимается сердце, потому что это был момент, когда всё могло измениться. И не в её пользу.
Последний аргумент
Женщины из опеки закончили осмотр. Их взгляд был такой, что казалось, они сейчас пойдут искать виновных в мире, где вообще никого не должно быть виноватым.
— Нарушений не обнаружено, — сухо сказала одна из них, без всякого выражения на лице, как если бы она только что подписала документ о том, что мир вращается.
Нина Петровна побледнела, и её лицо стало как у человека, который вдруг понял, что его благородные планы закончились не так, как он надеялся.
— Как это? Вы же видите! — её голос дрожал, но она старалась быть твёрдой. Всё её существо кричало: «Это не может быть правдой!»
— Видим, — женщина вздохнула, как будто её уговаривали пить кислый чай. — Но кто-то пытается создать проблемы там, где их нет.
Вадим, который всё это время молчал, наконец подошёл к Олесе, как человек, который всё понял, но всё ещё не знал, как правильно выразить свои чувства.
— Прости. Я не знал, что она дойдёт до такого, — он сказал это с таким лицом, как если бы она была для него не человеком, а предметом, который он случайно сломал.
Олеся не ответила. Она стояла, как будто весь мир вокруг неё исчез. Её взгляд был устремлён на Нину Петровну, которая вдруг стала маленькой, жалкой фигурой в этом огромном мире, где она не могла больше управлять ничем.
— Всё кончено, — тихо сказала Олеся, как если бы её слова были приговором. — Ты больше не увидишь моих детей.
Нина Петровна попыталась что-то сказать, но Вадим её перебил, и его голос звучал как морозный ветер:
— Мама, иди домой.
И дверь захлопнулась с таким звуком, что мир, кажется, затих на мгновение.
Ловушка для сердца
Тишина в квартире стала почти осязаемой, как тупая боль в висках. Олеся почувствовала, как тяжело опустилось её тело на стул. Она медленно выдохнула, чувствуя, как её руки наконец-то перестают дрожать. Женщины из опеки ушли, а Вадим остался. Никак не уходил.
— Олесь… — он подошёл к ней шагом, который был одновременно и осторожным, и слишком уверенным. Но она резко отстранилась, как если бы отдёрнула руку от огня.
— Не надо. Не сейчас, — её голос был жёстким, как камень, что лежал на её груди.
— Я не знал, что она дойдёт до такого, — он провёл рукой по лицу, словно пытаясь вытереть это всё с себя, как грязь. — Я думал, она просто… волнуется.
— Волнуется? — Олеся рассмеялась, но в её голосе не было ни капли веселья. — Она привела опеку, Вадим! Она хотела забрать у меня детей!
Он молчал, и что-то в этом молчании было таким тяжёлым, что Олеся почувствовала, как его слова, уже произнесённые, врезаются в неё как тупые гвозди.
И вот он сказал то, чего она совсем не ожидала:
— Давай попробуем снова.
Олеся замерла. Она даже не могла понять, что сейчас произошло. Это был не вопрос, это был удар. И вот этот удар она чувствовала по-настоящему.
— Что? — её голос сорвался, но она всё ещё не верила в то, что он сказал.
— Я серьёзно. Мы могли бы… — он сделал ещё шаг, и теперь они стояли так близко, что она чувствовала его дыхание, горячее и неровное. — Быть семьёй. Настоящей. Тогда мать отстанет, опека больше не придёт, дети будут счастливы…
Олеся смотрела на него, и сердце бешено колотилось. Но не от радости — от страха. Страха, потому что она знала: это не спасение. Это ловушка.
— Ты хочешь вернуться ко мне, чтобы твоя мать оставила нас в покое? — её голос стал таким тихим, что в комнате стало невыносимо глухо. Она медленно покачала головой. — Ты не хочешь меня, Вадим. Ты хочешь тишины.
— Это не так! — он схватил её за запястье, и его пальцы сжались слишком сильно, будто он готов был сломать её руку. — Я скучал по тебе. По детям. По…
— По чему? По тому, как я гладила твои рубашки? Или по тому, как молчала, когда ты приходил поздно? — она вырвала руку, и её глаза теперь были полны ненависти. — Мы развелись не просто так. И если ты думаешь, что теперь всё изменится — ты ошибаешься.
Вадим отступил, и лицо его потемнело, как если бы он только что понял, что сам оказался в ловушке, которую сам же и устроил.
— Ты всегда всё усложняешь. Я предлагаю решение! — его голос был теперь почти криком, как если бы он действительно был готов расплакаться, но сдерживал себя.
— Решение? — Олеся рассмеялась, но смех этот был тяжёлым, как плита. — Ты предлагаешь мне снова стать твоей женой, чтобы твоя мать перестала меня терроризировать? Это не решение, Вадим. Это капитуляция.
Он замер, как если бы её слова ударили его прямо в грудь, и он не знал, как дышать дальше.
— Значит, тебе плевать на детей? — его голос стал низким и резким, как тупой нож.
— Не смей! — она вскипела, как вскипает вода в кастрюле. — Я борюсь за них каждый день! Но я не буду жить с человеком, который возвращается ко мне не из-за любви, а из-за чувства вины!
Тишина повисла между ними, тяжёлая и горькая, как раскол. Они оба чувствовали, что теперь они на разных берегах, и мост сгорел.
Вадим, не сказав ни слова, отвернулся и пошёл к двери.
— Ладно. Как знаешь, — его слова были, как последнее прощание, как треснувшее стекло.
Он вышел, хлопнув дверью, а Олеся осталась одна, сжав кулаки так, что костяшки побелели. Она знала: если сдастся сейчас — проиграет навсегда.
Суд
Зал суда был переполнен, как в день больших скандалов. Олеся сидела за столом, стиснув пальцы так, что костяшки побелели. Напротив неё — Вадим, его новый адвокат, с виду решительный, как наёмный убийца, и, конечно, Нина Петровна, которая смотрела на всё это, как на личное театральное представление. Видимо, она решила, что теперь её спектакль выйдет на гастроли по жизни.
— Ваша честь, мой клиент просто хочет быть полноценным отцом для своих детей, — сказал адвокат Вадима, раскрыв папку, будто из неё должен был выпасть не сюрприз, а финальный акт спектакля. — Однако мать создаёт искусственные препятствия для их общения. У нас есть доказательства.
Судья, женщина лет пятидесяти, с усталым взглядом и холодным выражением лица, взяла документы и быстро перевернула их, не придавая никакого значения тому, что происходит вокруг.
— Что это? — её голос был, как всегда, безжизненно ровным, как если бы она готовила документы на зарплату.
— Справки из психдиспансера, показания соседей о неадекватном поведении Олеси Викторовны, — адвокат Вадима скользнул взглядом по Олесе, как если бы она была тараканом, которого он должен был вынести. — Мы обеспокоены психическим состоянием матери.
Олеся взорвалась, как тот вулкан, который давно хотел прорваться.
— Это ложь! — её голос был таким, что почти все в зале повернулись. Даже судья чуть приподняла бровь.
— Садитесь, — сухо сказала она, как если бы Олеся просто попросила у неё пару минут для жалобы.
Адвокат Вадима продолжил, не обращая внимания на бурю, которая уже начиналась:
— Также у нас есть подтверждение, что дети часто остаются без присмотра, а квартира находится в антисанитарном состоянии.
Олеся сжала зубы, почувствовав, как они снова выкручивают всё так, что ей уже не кажется, что на свете есть справедливость. Эти уроды решили, что она – виновата в том, что живёт не в идеальной картине.
Её адвокат, молодая женщина с настороженным взглядом, поднялась, как дракон, готовый наброситься на добычу.
— Ваша честь, разрешите ознакомиться с этими «доказательствами»? — её голос был ровным, но в нём уже чувствовалась уверенность. Она знала, что сейчас будет нечто интересное.
Судья кивнула, и почти сразу адвокат Олеси усмехнулась, глядя на бумагу, как на выдуманную сказку.
— Любопытно, — сказала она, поднимая один листок. — Все эти справки оформлены… на имя самого Вадима Сергеевича.
В зале пронёсся шёпот, словно все подумали: «Ну вот, если это не подстава, то что тогда?»
— Что? — Вадим резко повернулся к своему адвокату, как бы задавая вопрос, который даже он сам не мог себе ответить.
— Вот справка из психдиспансера — номер истории болезни Вадима Сергеевича. Показания соседей — подписаны его же рукой. И, что забавно, — адвокат Олеси подняла листок, — акт о проверке жилищных условий… составлен за месяц до развода, когда Вадим Сергеевич ещё жил в этой квартире.
Вадим побледнел, как будто только что понял, что играет не на той стороне. Он схватился за голову, и даже его адвокат выглядела так, будто её только что обвинили в непрофессионализме.
— Это… — он пытался сказать что-то, но не знал, что.
— Мама? — он обернулся к Нине Петровне, как последний шанс на спасение, но его взгляд был полон тревоги.
Нина Петровна замерла, а потом, как ни в чём не бывало, ответила, будто всё это — спектакль, и она играла свою роль до конца.
— Сынок, я просто хотела помочь… — её слова звучали, как оправдание маньяка, который сказал бы, что он не хотел убивать, он просто хотел, чтобы она улыбалась.
— Вы подложили мне фальшивые документы?! — его адвокат вскочил, её лицо исказилось от злости. Он был в ужасе, а она просто громко орала, как школьница, пойманная на списывании.
В зале начался переполох, как если бы обруганный кто-то важный. Люди начали шептаться, раздавались звуки перешёптываний, все как будто ожидали, что сейчас начнётся драка.
Судья резко ударила молотком по столу.
— Тишина! — её голос был, как удар по голове. Все замолчали.
Олеся смотрела на Вадима. И впервые за долгое время, глядя в его глаза, она увидела не злость. Там была растерянность, которая сделала его таким уязвимым, что она чуть не пожалела его.
— Вадим… — она прошептала, как если бы только сейчас осознала, как давно они шли по одной и той же тропе, не замечая ям. — Ты даже не проверил?
Он молчал. Он не мог ответить. А что сказать?
Судья снова взяла документы.
— На основании представленных данных, ходатайство о пересмотре опеки отклоняется, — её голос был, как приговор. — Более того… — она посмотрела на Нину Петровну, её взгляд был холодным и беспощадным, — учитывая факт подлога, суд ограничивает ваше общение с детьми до визиты под присмотром родителей.
Нина Петровна вскочила с места, как разоблачённый актёр, который понял, что его роли больше нет.
— Это безобразие! — её голос был полон негодования, но теперь это выглядело как последняя попытка сохранить лицо.
Но судья уже встала, закончив заседание. Всё, спектакль завершён.
Эпилог
На улице, когда Олеся вышла, она глубоко вдохнула свежий воздух. Как будто бы всё, что было, теперь стало далеким и пустым. Она стояла с детьми, почувствовав, как дрожь в теле начала отпускать.
— Мам! — к ней подбежали Кирилл и Алиса, и её сердце наполнилось той же силой, которая когда-то заставляла её бороться за них. Она обняла их, прижала к себе, и мир стал как-то чище.
Она оглянулась. В метре от них стоял Вадим.
— Олесь… — он сделал шаг вперёд, но она почувствовала, как он сам не знал, чего он хочет. — Я не знал.
Она посмотрела на него. Глаза были полны чего-то, что не было честностью. Это было беспокойство.
— Теперь знаешь, — сказала она, и развернувшись, повела детей домой.
