Вера всегда была невероятной аккуратисткой.
Бельё в её шкафу лежало ровными стопочками — пододеяльники отдельно, простыни отдельно, наволочки по размерам. В платяном шкафу вещи висели с одинаковыми промежутками, а плечики смотрели в одну сторону. На туалетном столике кремы стояли по росту — от маленьких баночек к большим.
Привычка с детства. Её мама тоже была аккуратисткой и приучила к порядку.
— Каждая вещь должна знать своё место, — говорила она. — Тогда и в голове порядок будет.
В голове у Веры действительно был порядок. В тридцать шесть лет она работала медсестрой в поликлинике — стабильная, нужная работа. Муж Кирилл — младше на шесть лет, но надёжный. Квартира — не своя, но просторная.
Два года назад её жизнь кардинально изменилась. Вышла замуж за Кирилла — младше на шесть лет, но это не смущало. Они любили друг друга и планировали будущее. Одна проблема — его мать, Тамара Григорьевна.
Рассеянный склероз. Прогрессирующая форма.
Началось лет в пятьдесят — сначала слабость в ногах, потом нарушение координации. Врачи предупреждали: болезнь будет только развиваться. К шестидесяти женщина практически не вставала с постели.
Ухаживать было некому.
Кирилл работал с утра до вечера — таксист, график плавающий. Лада, его младшая сестра, двадцать пять лет, жила своей жизнью. Учёба, работа, тусовки. О больной матери вспоминала от случая к случаю.
— Я же молодая! — оправдывалась золовка. — Мне своё счастье строить надо!
Счастье строилось бурно. Смена парней, ночные клубы, поездки на дачи к друзьям. Домой заглядывала раз в неделю — переодеться, денег попросить.
Тамара Григорьевна лежала одна. Кое-как добиралась до кухни, разогревала консервы, пила чай. Лекарства принимала нерегулярно — забывала, путала дозировки.
Когда Вера впервые увидела эту картину, сердце сжалось.
— Нельзя так жить, — сказала она Кириллу. — Мама же совсем одна!
— Что делать? — развёл руками муж. — Сиделку нанять — денег нет. Лада помогать не хочет.
— А если мы к ней переедем?
— Серьёзно?
— Почему нет? Квартира большая, трёхкомнатная. А моя однушка пустует.
— Ты готова за чужой матерью ухаживать?
— За твоей матерью. Мы же семья теперь.
Так и решили.
Веру однушку отдали Ладе — девочка была в восторге. Собственное жильё, никого над душой. Кирилл с женой перебрались к Тамаре Григорьевне.
Жизнь наладилась.
Вера работала в поликлинике медсестрой, график удобный — день через два. В свободные дни ухаживала за свекровью. Мыла, кормила, давала лекарства по расписанию. Делала массаж ног, читала вслух, просто разговаривала.
Тамара Григорьевна расцвела. Появился режим, полноценное питание, человеческое общение. Даже самочувствие улучшилось — реже были обострения.
— Спасибо тебе, доченька, — говорила слабым голосом. — Ты мне жизнь вернула.
Лада первые месяцы не показывалась совсем. Наслаждалась свободой в чужой квартире. Потом стала заглядывать изредка — раз в месяц, не чаще. Посидит с матерью полчаса, попьёт чаю, уйдёт.
— Совесть заела, — объяснял Кирилл. — Понимает, что не права.
Веру это не беспокоило. Лада молодая, у неё свои интересы. Главное — хоть иногда навещает.
Два года жили спокойно.
Лада заглядывала редко — раз в месяц, не чаще. Посидит с матерью полчаса, попьет чаю, уйдет. Особо не общалась — ей было не о чем говорить с лежачей женщиной.
Тамара Григорьевна всё так же расцвела под Вериной опекой.
— Ты мне радость жизни вернула, доченька, — благодарила слабым голосом.
Месяц назад что-то изменилось.
Лада стала приходить чаще. Два-три раза в неделю. И всегда в отсутствие Веры — словно специально выбирала время.
— Может, действительно дочерние чувства проснулись? — предположил Кирилл.
Но Вера интуитивно чувствовала подвох.
Лада по-прежнему мало общалась с матерью. Зато стала активнее есть их еду. Половину палки колбасы за раз, пачку печенья, банку варенья. Вела себя как дома, не спрашивая разрешения.
— Пришла, открыла холодильник, достала твою запеканку. Съела всю! Говорю — Вера на ужин готовила, а она — ничего, сделает ещё, — рассказывала Тамара Григорьевна с удивлением.
Наглость поражала, но Вера молчала. Еда — не главное. Беспокоило другое.
Шкафы стали открываться сами собой.
Точнее, кто-то их открывал и плохо закрывал.
Сначала не придала значения. Пришла с работы, зашла в спальню переодеться — и остановилась у комода. Что-то было не так.
Бельё лежало в ящике почти идеально, как всегда лежало у Веры. Почти. Но один пододеяльник выбивался из стопки. Край торчал неровно.
Странно. Утром она точно поправляла все складки.
— Может, сама зацепила, — подумала Вера.
На следующей неделе заметила другое. Платяной шкаф закрыт неплотно — дверца чуть приоткрыта. Вера всегда задвигала до щелчка, а тут зазор в сантиметр.
Внутри вещи висели правильно, но промежутки между плечиками были разными. Будто кто-то раздвигал одежду, рассматривал, потом пытался поставить на место.
— Мама, вы в наш шкаф заглядывали? — спросила у свекрови.
— Да какой мне ваш шкаф? — удивилась Тамара Григорьевна. — До него же не добраться мне — я с кровати не вставала, тем более сама.
Это было правдой. Больная женщина с трудом добиралась по своим нуждам, опираясь на ходунки.
Через неделю Вера обнаружила новую мелочь.
Книжная полка в гостиной. Тома стояли не вплотную друг к другу, как обычно, а с небольшим наклоном. Словно кто-то вытаскивал книги и ставил обратно.
— Может, Лада что-то искала? — предположил Кирилл.
— Она же вчера приходила?
— Да, днем заглядывала. Мама говорила.
— А зачем ей книги наши?
— Может, почитать хотела.
Вера покачала головой. Лада и читала??? Серьёзная литература её не интересовала.
Но объяснения другого не было.
Следующие недели Вера стала внимательнее следить за вещами. И замечала всё больше мелочей.
Ящик письменного стола выдвинут на миллиметр. Документы в папке лежат не той стороной.
Детали настолько незначительные, что можно было счесть за собственную забывчивость. Мелочи. Которые могли и присниться.
Но Вера помнила каждую мелочь в доме.
И понимала — кто-то осторожно, методично обыскивает квартиру.
Подозрения усилились, когда Тамара Григорьевна рассказала:
— Лада вчера приходила. Странная какая-то была. Нервная. В комнатах ходила, что-то искала.
— Что искала?
— Говорит — фотографию старую. Детскую свою. Но зачем ей детские фотографии? Все альбомы же на виду стоят.
— А сколько времени пробыла?
— Часа два. Я после обеда задремала, проснулась — её уже нет. И странно как-то…
Два часа в квартире одна. Могла обыскать все укромные места.
Вера похолодела. Если Лада действительно ищет деньги, рано или поздно доберётся до фотоальбома.
В старом фотоальбоме, между страницами с детскими фотографиями, она хранила конверт с деньгами. Пятьдесят тысяч гривен — копила на отпуск, откладывала с каждой зарплаты. Альбом стоял в серванте среди других книг, неприметно. Если Лада действительно ищет деньги…Пятьдесят тысяч гривен — не такая уж большая сумма, но для девочки, которая постоянно сидит без денег, настоящее богатство.
Нужно было поймать золовку с поличным. Пока она не добралась до заначки.
На следующий день отпросилась с работы пораньше. Сказала начальнице — семейные дела. Тамаре Григорьевне ничего не говорила, чтобы не волновать.
Подъехала к дому в три часа дня. Время, когда Лада обычно приходила — свекровь после обеда спала, никто не мешал.
Поднялась на лифте, тихо открыла дверь своим ключом.
В прихожей стояли туфли на высоких каблуках. Лада дома.
Из спальни слышались осторожные звуки — кто-то тихо перебирал вещи.
Вера сняла обувь, прошла по коридору на цыпочках.
Дверь в спальню приоткрыта. В щель видно — Лада стоит у шкафа, роется в ящике с бельём. Методично перебирает стопки, заглядывает под них.
Вера толкнула дверь и вошла.
— Совсем стыд потеряла, быстро отойди от моего шкафа! — рявкнула она. — Я тебя поймала с поличным!
Лада подскочила, как ошпаренная. Уронила из рук вещи, попятилась к окну.
— Вера! Я… это не то, что ты думаешь!
— Не то?! — Вера голос повысила. — А что это такое? Ты в моих вещах роешься!
— Я искала… фотографию одну…
— В ящике с бельём фотографию?! — Вера схватила её за руку. — Говори правду! Что ты ищешь?
— Отпусти меня! — Лада попыталась вырваться. — Ничего я не ищу!
— Врёшь! Месяц уже лазишь по шкафам! Думаешь, я не вижу?
— Какие шкафы? Я только сегодня!
— Рассказывай мне тут! Кто ещё кроме тебя сюда ходит? Я всё поверить не могла! А ты — наглая! Мать больная спит, а ты рыскать надумала по чужим вещам!
— Это и мой дом тоже — где хочу там и хожу, что хочу, то и трогаю! Какие хочу, такие вещи и трогаю!
Из соседней комнаты послышался хриплый крик:
— Что там за шум? Прекратите орать друг на друга! Меня пожалейте!
Тамара Григорьевна проснулась от скандала.
Лада воспользовалась моментом, метнулась к двери.
Хлопнула входная дверь.
Вера осталась одна в спальне. Проверила полку с фотоальбомом — ничего не пропало, но следы обыска были очевидны.
Руки дрожали от ярости.
Два года она ухаживала за чужой матерью. Отказалась от своей квартиры, от привычной жизни. А золовка приходит и роется в её вещах!
Достала телефон, набрала номер мужа.
— Кирилл, твоя сестрица совсем обнаглела! Я её поймала в нашей комнате! Она в шкафах рылась!
— Что? Серьёзно?
— Серьёзно! В белье моём копалась! Ты с ней сегодня же поговори!
— Хорошо, хорошо. После работы заеду к ней, выясню что к чему.
— И чтобы ключи вернула! Больше ни ногой в нашу квартиру!
— Верочка, не горячись. Может, какое-то недоразумение…
— Никакое не недоразумение! Она воровка! И я ей это не прощу — устрой ей там допрос с пристрастием!
Вера отключила телефон. Зашла к свекрови, которая лежала с расстроенным лицом.
— Что случилось, доченька? Лада чем-то провинилась?
— Ничего серьёзного. Разберёмся.
Не хотелось расстраивать больную женщину семейными дрязгами.
Вечером пришёл Кирилл. Лицо мрачное, расстроенное.
— Ну что? — спросила Вера. — Поговорил с сестрицей?
— Поговорил.
— И что она сказала?
Кирилл сел за кухонный стол, положил телефон.
— Она попала в неприятности. Серьёзные.
— Какие неприятности?
— Встречалась с одним… он женатый оказался. И она отправляла ему свои фотографии… компрометирующие её фотографии.
Вера поняла, о каких фотографиях речь.
— И что дальше?
— Жена этого мужчины узнала. Нашла снимки в его телефоне. Теперь требует деньги за молчание — иначе выложит всё в интернет.
— Сколько требует?
— Двести тысяч.
— Двести тысяч?! — Вера присвистнула. — И где Лада собирается взять такие деньги?
— Вот поэтому и искала заначки. Думала, у нас где-то лежат сбережения.
— У меня пятьдесят тысяч всего. На отпуск копила.
— Я знаю. Недостаточно.
— И что теперь будет?
— Не знаю. Лада в панике. Говорит — если фотки выложат, на работе узнают, друзья увидят. Жизни не будет. Потому что фото очень «интересные»…
Вера молчала. С одной стороны, золовка сама виновата — связалась с женатым, додумалась себя отправлять женатому. С другой — девочка молодая, глупая. Испугалась.
— А этот мужчина? Он не поможет?
— Он жене всё рассказал, извинился. Теперь делает вид, что Ладу не знает. Боится, что жена подаст на развод.
— Подло.
— Подло. Но Ладе от этого не легче.
Кирилл встал, подошёл к окну.
— Верочка, у меня к тебе просьба. Знаю, неправильно прошу, но…
— Деньги мои хочешь дать?
— Пятьдесят тысяч не решат проблему. Но у меня есть ещё сто тысяч. На машину копил. Если добавить твои пятьдесят — получится полторы сотни. Может, эта женщина согласится на меньшую сумму.
Вера смотрела на мужа. Видела, как он переживает за сестру. Как разрывается между семьёй и родственным долгом.
— А ключи от квартиры? Лада вернёт?
— Вернёт, конечно! И больше никогда без разрешения не войдёт!
— А замки поменяем?
Кирилл замялся.
— Зачем замки менять? Она же обещала…
— Кирилл, она воровка! Рылась в моих вещах!
— Не воровка. Просто отчаялась. Люди в отчаянии на всё готовы.
— Значит, замки менять не будем?
— Верочка, она всё-таки сестра.
Вера поняла — муж не изменит решения. Лада для него останется маленькой сестрёнкой, которую надо защищать и прощать.
— Хорошо, — сказала тихо. — Бери мои деньги. Отдавай этой женщине.
— Спасибо, родная. Я понимаю — тебе тяжело…
— Тяжело. Но что делать.
На следующий день Кирилл забрал её заначку. Добавил свои сто тысяч, поехал к Ладе. Потом они вместе встретились с женой любовника, передали деньги.
Сто пятьдесят тысяч оказалось достаточно. Женщина согласилась на меньшую сумму — видимо, и сама понимала, что больших денег не видать.
Фотографии удалили. Скандал замяли.
Лада исчезла на месяц. Не звонила, не приходила. Вера думала — может, стыдно стало за воровство?
Но через месяц золовка появилась снова.
Пришла, как ни в чём не бывало. Попила чаю с матерью, съела полпирога из холодильника, ушла.
Никакой благодарности Вере не выразила. Ни слова извинения за обыск в шкафах.
Словно так и надо — сестру мужа выручила из беды, что тут такого?
— Может, она стесняется благодарить? — предположил Кирилл.
— Может, — согласилась Вера.
Но знала — Лада не стесняется. Просто считает помощь должной.
Заначку новую Вера завела в другом месте. Купила сейф, поставила в спальне. Теперь все ценности хранила под замком.
Ключи от квартиры Лада не вернула. «Потеряла», сказала. Кирилл поверил.
Замки не поменяли.
И Вера знала — рано или поздно золовка снова попробует поискать деньги. Потому что люди не меняются.
А она будет готова.
Сейф надёжнее фотоальбома.
Эх, вот такая непростая история. Иногда самые близкие люди могут причинить нам боль, даже если они наши родственники. Что, по-вашему, должна была сделать Вера в этой ситуации? И как бы вы поступили на её месте? Поделитесь своими мыслями в комментариях! 👇
