«Пётр Николаевич, ну что вы, как дитя малое! — Жанна Леонидовна нетерпеливо постучала кончиком ручки по полировке стола. — Это же стандартный бланк доверенности, чтобы я имела право забирать вашу пенсию. Сколько можно тянуть!»
Пожилой мужчина в выцветшем домашнем халате с тревогой крутил в руках шариковую ручку. Его взгляд, тусклый и неуверенный, отражал ту самую глубокую потерянность, что окутала его с момента ухода Марии Петровны и теперь не отпускала.
— А зачем вам мои деньги? Я же и сам могу сходить… — пробормотал он, но голос его звучал слишком уж беспомощно.
— Да неужели вы не видите, что творится на улице? Снег, слякоть, гололедица! В ваши годы один раз поскользнёшься — и прощай, здоровье. А я что, буду стоять и смотреть, как мучается мой сосед?
Жанна Леонидовна привычным движением поправила свой безупречный пучок и склонилась над стопкой бумаг. Она была экспертом в области человеческой слабости — особенно хорошо разбиралась в одиноких, надломленных людях, жаждущих хоть немного участия и тепла. Пётр Николаевич был для неё идеальной, беззащитной мишенью.
— Мария Петровна, царствие ей небесное, всегда говорила: «Жанна, у вас такое доброе сердце». Помните? Вот я и стараюсь помочь по-соседски.
При упоминании покойной жены старик совсем сник. Да, Маша действительно хорошо отзывалась о соседке. Правда, это было, кажется, лет семь назад, когда Жанна Леонидовна ещё работала в районной поликлинике и не успела превратиться в акулу риелторского бизнеса.
— Просто поставьте свою подпись вот тут и тут, — мягко настаивала она, указывая на строчки, заполненные мелким почерком. — И вы навсегда забудете об изнуряющих очередях в Пенсионном фонде.
Рука старика зависла над листом. Что-то внутри отчаянно кричало, что этого делать нельзя, но возразить он не находил в себе сил. После смерти Марии Петровны мир вокруг стал для него сплошным туманом, и отличить искренность от обмана становилось всё сложнее.
В этот момент в прихожей раздался щелчок входного замка.
— Пётр Николаевич! — послышался звонкий девичий голос. — Это я, Настя!
Жанна Леонидовна недовольно скривила губы. Появление этой девчонки в квартире соседа стало для неё настоящим раздражающим сюрпризом. Месяц назад Пётр Николаевич упал в ванной, и после больницы к нему приставили сиделку. Какую-то студентку, подрабатывавшую, чтобы свести концы с концами. Поначалу Жанна не придала этому значения — временная помощь, не более. Но девчонка оказалась на удивление настойчивой.
— Настенька, заходи, — оживился старик, торопливо пряча бумаги под газету.
В комнату впорхнула хрупкая девушка в видавшей виды курточке, с небрежно накинутым на плечи рюкзаком. Её русые волосы слегка растрепались на ветру, а щёки раскраснелись от мороза. В руках она держала тяжёлый пакет с продуктами.
— Добрый вечер, Жанна Леонидовна, — вежливо, но с настороженностью поздоровалась Настя.
— О, а вот и наша заботливая помощница пожаловала, — язвительно отозвалась соседка. — Пётр Николаевич, я, пожалуй, пойду, а документы вам оставлю. Подумайте на досуге.
Когда за Жанной Леонидовной закрылась дверь, Настя принялась разбирать покупки.
— Пётр Николаевич, а что это за бумаги? — как бы невзначай поинтересовалась она, доставая из пакета творог и пакет кефира.
— Да так, какая-то доверенность. Жанна Леонидовна хочет получать за меня деньги.
Настя замерла, держа в руках пачку гречки. В её семье все женщины обладали особым чутьём на неприятности, и сейчас это чутьё завыло, как пожарная сирена.
— А можно мне взглянуть? Я ведь немного училась на юридических курсах…
Старик нерешительно протянул ей листы. Настя пробежала глазами по строчкам и мгновенно заледенела. Это оказалась не просто бумага на получение денежных средств, а генеральное поручение с полным правом распоряжаться и отчуждать недвижимость.
— Пётр Николаевич, — тихо сказала она, стараясь говорить максимально спокойно, — вы внимательно читали, что здесь написано?
— Да что там читать-то… — махнул он рукой. — Жанна Леонидовна уверяет, что это чистая формальность.
— Это не формальность, — Настя присела рядом с ним на подлокотник дивана. — Если вы это подпишете, она сможет продать вашу квартиру без вашего ведома.
Лицо Петра Николаевича резко изменилось. Туман в глазах рассеялся, уступая место чистому, животному испугу.
— Как это… продать? Да что ты такое говоришь!
— Смотрите сами, — Настя показала на текст. — «Доверенность на совершение всех юридически значимых действий с недвижимым имуществом, включая отчуждение». А отчуждение в юридическом смысле — это и есть сделка купли-продажи.
Старик долго смотрел на документы, словно видел их впервые в жизни. Затем медленно, но тщательно разорвал каждый лист на мелкие кусочки.
— Значит, она хотела меня обмануть… — прошептал он. — А я ведь почти согласился.
Настя видела, как болезненно он переживает это открытие. Пётр Николаевич принадлежал к тому поколению, для которого предательство со стороны близких было куда страшнее любых материальных потерь.
— Не нужно об этом думать, — мягко сказала она. — Самое главное, что мы всё вовремя обнаружили.
Но Пётр Николаевич уже не слушал. Перед его внутренним взором всплывали эпизоды последних месяцев: как Жанна Леонидовна внезапно стала обходительной, как настойчиво расспрашивала о документах на квартиру, как ненавязчиво интересовалась, есть ли у него прямые наследники.
— У меня есть племянница, она в Полтаве живёт, — говорил он тогда. — Но мы не общаемся. После смерти брата поругались из-за какой-то мелочи…
А Жанна Леонидовна кивала, запоминала каждое слово и прикидывала. Двухкомнатная квартира в центре Киева стоила не меньше одного миллиона восьмисот тысяч гривен. И никаких близких, которые могли бы помешать.
— Что же мне теперь с ней делать… — растерянно пробормотал старик.
— А ничего, — решительно ответила Настя. — Будете делать вид, что ничего не произошло. А лучше вообще свести общение к минимуму.
Но избежать общения с Жанной Леонидовной оказалось практически нереально. Она жила прямо через площадку, работала по гибкому графику и всегда знала, когда старик остаётся дома один. На следующий день она пришла с домашним тортом и неестественно-заботливым выражением лица.
— Пётр Николаевич, зачем же вы бумаги порвали? — спросила она, обнаружив в мусорном ведре клочки. — Это ваша помощница постаралась? Девчонка молодая, неопытная, жизни совсем не знает.
— Настя — хороший человек, — буркнул старик.
— Да я не спорю! Но сами посудите — приехала непонятно откуда, вьётся вокруг вас… А что, если у неё тоже свои планы? Кто её знает, может, она сама нацелилась на вашу жилплощадь?
Семена сомнений были посеяны в подготовленную почву. Пётр Николаевич не мог полностью доверять никому — даже самому себе. Смерть жены надломила в нём что-то важное, сделав его совершенно беззащитным перед чужими манипуляциями.
— А вы давно её знаете? — продолжала Жанна Леонидовна. — Откуда она взялась? Может, она специально устроилась в патронажную службу, чтобы обхаживать одиноких, состоятельных стариков?
— Не говори так, — слабо возразил он, но червь сомнения уже закрался в его душу.
А спустя неделю Жанна Леонидовна принесла новые документы.
— Вот, всё переделала, — сказала она, буквально сияя добротой. — Теперь здесь только про пенсию, ничего лишнего, обещаю. Можете сами проверить.
На сей раз она действовала с ювелирной осторожностью. Документ действительно выглядел как обычная доверенность на получение пенсии. Но в самом низу, мельчайшим шрифтом, было добавлено: «а также представлять интересы доверителя во всех государственных инстанциях и ведомствах». Формулировка выглядела расплывчатой и невинной, однако для акулы недвижимости это была идеальная юридическая лазейка.
Пётр Николаевич долго читал, водя пальцем по строчкам.
— Вроде бы, всё как положено… — неуверенно протянул он.
— Конечно, как положено! Я же вам не враг.
Старик уже склонился над документом, когда в замке снова повернулся ключ. Настя вернулась с занятий раньше обычного — она внезапно почувствовала неладное.
— Опять подписываем бумаги? — спросила она, входя в комнату.
— А тебя это не касается! — резко отрезала Жанна Леонидовна. — Пётр Николаевич — взрослый человек, сам разберётся.
— Разумеется, не касается, — спокойно согласилась Настя. — Но раз уж я здесь, можно мне взглянуть?
Она взяла документ, внимательно прочла его и покачала головой.
— Пётр Николаевич, а вы знаете, что значит «представлять интересы во всех государственных органах»? Это значит, что Жанна Леонидовна сможет от вашего имени подавать любые заявления в любые учреждения. В том числе в Реестр недвижимости.
— Что ещё за Реестр? — нахмурился старик.
— Это орган, который регистрирует все сделки с недвижимостью, — пояснила Настя и посмотрела на Жанну Леонидовну. — Да, Жанна Леонидовна? Вы ведь работаете в риелторской фирме, должны это знать.
Лицо соседки исказилось от злости.
— Да что ты из себя тут умницу корчишь? — вскипела она. — Думаешь, я не вижу, как ты перед ним подлизываешься? Внучкой ему прикидываешься!
— Я не притворяюсь, — тихо ответила Настя. — Мне просто жаль одинокого человека.
— Жалко! — истерично расхохоталась Жанна Леонидовна. — Конечно, жалко! Особенно его квартирку жалко, да? На кону стоит почти один миллион восемьсот тысяч гривен — тут любая станет заботливой!
— Один миллион восемьсот тысяч гривен? — переспросил Пётр Николаевич. — Откуда вы знаете, сколько стоит моя квартира?
Вопрос застал Жанну Леонидовну врасплох. Она поняла, что проболталась, и это окончательно вывело её из себя.
— Да, знаю! И что с того? Я работаю с недвижимостью, проводила оценку! А что, мне нельзя?
— Когда вы оценивали мою квартиру? — медленно произнёс старик. — Я вас об этом не просил…
Повисла тягостная тишина. Жанна Леонидовна поняла, что зашла слишком далеко, но пути назад не было.
— Послушайте, Пётр Николаевич, — сменила она тон на примирительный. — Ну что мы тут, как дети… Вам нужна помощь, мне нужна работа. Подпишите доверенность, я буду получать ваши деньги, плюс вы будете мне доплачивать за хлопоты. Всего-то две с половиной тысячи гривен в месяц. А эта… — она презрительно кивнула на Настю, — пусть идёт других стариков искать.
— А если я не подпишу? — поинтересовался Пётр Николаевич.
— Если не подпишете… — Жанна Леонидовна замешкалась, но потом решилась: — Я подам заявление в социальную службу. Скажу, что вы стали неадекватным, сами за собой ухаживать не можете. А эта девица вас спаивает и вымогает деньги.
— Жанна Леонидовна! — ахнула Настя.
— А что? Кто поверит — я, взрослая женщина, которая пять лет живёт по соседству, или студентка, подрабатывающая на полставки?
Пётр Николаевич медленно поднялся с дивана. Немощь, казалось, мгновенно покинула старика, и в его распрямившейся осанке на секунду вспыхнули отголоски прежней мужской твёрдости.
— Убирайтесь из моего дома, — сказал он негромко, но так, что Жанна Леонидовна невольно отступила.
— Да что вы себе позволяете!..
— Вон! — повысил голос старик. — И чтобы ноги вашей здесь больше не было!
Жанна Леонидовна схватила сумочку и бросилась к двери.
— Пожалеете! — крикнула она напоследок. — Ещё приползёте ко мне на коленях!
Когда за ней захлопнулась дверь, Пётр Николаевич тяжело опустился в кресло. Лицо его было серым, дыхание прерывистым.
— Настенька, — прошептал он, — дай мне лекарство… Сердце схватило…
Настя бросилась к тумбочке, достала корвалол и накапала в стакан воды. Старик выпил, но ему не стало лучше. Напротив — боль в груди усилилась, на лбу выступил холодный пот.
— Пётр Николаевич, вам плохо? — испугалась девушка.
— Плохо… — выдохнул он. — Очень плохо…
Настя схватилась за телефон и вызвала скорую помощь. Пока ждала, держала старика за руку, чтобы он не потерял сознание.
— Не бойтесь, — говорила она. — Всё обязательно будет хорошо. Приедут врачи, они помогут.
— Настя… — слабо позвал Пётр Николаевич. — Если со мной что-нибудь произойдёт… У меня в ящике письменного стола… последняя воля лежит… Я всё завещал племяннице… Но она меня никогда не простит…
— С вами ничего не случится, — твёрдо сказала Настя. — Не говорите ерунды.
Приехавшие медики диагностировали инфаркт. Состояние было тяжёлым, но не критическим. Петра Николаевича увезли в реанимацию.
Настя провела в больнице всю ночь. Утром к ней подошёл лечащий врач.
— Вы родственница? — спросил он.
— Нет, я помощница по уходу.
— Понятно. Состояние стабилизировалось, но больному необходим полный покой. Никаких стрессов, никаких переживаний.
— А когда его выпишут?
— Дня через три, если всё пойдёт хорошо. Но дома за ним нужен постоянный надзор.
Когда Настя вернулась в общежитие, её ждал неприятный сюрприз. Заведующая сообщила, что на её работу поступила жалоба.
— Некая гражданка Крестовская утверждает, что вы плохо заботитесь о подопечном, — сказала она. — И что по причине вашей халатности у старика случился сердечный приступ.
— Это неправда! — возмутилась Настя.
— Я вас не обвиняю. Но на время служебного разбирательства вы отстраняетесь от работы с этим подопечным.
Значит, Жанна Леонидовна не шутила. Значит, она действительно решила добиться своего любой ценой.
Настя была в отчаянии. Не из-за потери заработка — из-за Петра Николаевича. Кто будет за ним присматривать? Кто защитит его от соседки-хищницы?
На третий день она не выдержала и пришла к нему домой. Дверь открыла Жанна Леонидовна — в домашнем халате, с ключами от квартиры в руках.
— А, явилась, — презрительно сказала она. — Поздно, голубушка. Пётр Николаевич вчера вернулся из больницы и сам попросил меня присмотреть за ним. Сказал, что больше тебе не доверяет.
— Я не верю, — покачала головой Настя.
— А не веришь — заходи, спроси у него лично.
Настя вошла в квартиру. Пётр Николаевич сидел в кресле, укутавшись клетчатым пледом. Выглядел он очень плохо — осунулся, постарел.
— Пётр Николаевич, — тихо позвала она.
Он поднял глаза, и она не увидела в них ни радости, ни прежнего тепла. Только усталость и что-то ещё… стыд?
— Настя… — медленно произнёс он. — Спасибо тебе за всё, но… я думаю, нам лучше больше не общаться.
— Но почему? — не понимала девушка.
— Потому что из-за тебя у меня сердце прихватило, — неожиданно резко ответил старик. — Жанна Леонидовна была права — ты молодая, слишком горячая, а мне нужен покой.
Настя поняла, что он говорит не своими словами. Было очевидно, что за те три дня, пока он лежал в больнице, Жанна Леонидовна умело провела с ним «разъяснительную работу».
— Пётр Николаевич, — попыталась она возразить, — но ведь вы сами видели, какие документы она вам подсовывала…
— Никаких особых документов не было! — вспылил старик. — Ты мне голову заморочила, вот и всё!
Настя молчала. Спорить было бесполезно — старик выбрал для себя ту версию, которую было легче принять. Признать, что его пыталась обвести вокруг пальца давняя соседка, а спасение пришло от совершенно посторонней девушки-сиделки, было слишком унизительно для его старой гордости.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Я больше не буду вас беспокоить. Выздоравливайте.
Она повернулась к двери, но её остановил голос Петра Николаевича:
— Настя… Прости меня.
Девушка обернулась. В глазах старика стояли слёзы.
— За что простить?
— За то, что я оказался трусом. За то, что мне проще поверить в плохое, чем в хорошее.
Жанна Леонидовна, стоявшая в коридоре, недовольно поджала губы.
— Пётр Николаевич, вы себя расстраиваете, — сказала она. — Врач же велел не нервничать.
— Знаешь, Настенька, — не обращая внимания на соседку, продолжал старик, — я всю жизнь был порядочным человеком. И думал, что другие — тоже. А когда жена умерла, понял, что в этом мире можно доверять только себе. И то не всегда.
— Это не так, — мягко возразила Настя. — Есть люди, которым можно доверять.
— Может быть. Но я уже не умею их различать.
Настя кивнула и вышла из квартиры. На лестничной площадке её догнала Жанна Леонидовна.
— И запомни, умница, — прошипела она, — если ещё раз здесь появишься, я напишу заявление в полицию. За вымогательство.
Но через две недели именно Жанна Леонидовна сидела в полицейском участке — только не в качестве заявительницы, а в качестве подозреваемой.
Настя выполнила своё обещание и больше не беспокоила Петра Николаевича. Но она попросила соседку из квартиры этажом выше — пожилую учительницу Тамару Андреевну — присмотреть за стариком. Та охотно согласилась.
А Тамара Андреевна была женщиной очень наблюдательной и принципиальной. Она заметила, как часто Жанна Леонидовна выходит из квартиры Петра Николаевича с папками документов. Как нервничает старик, как дрожат у него руки.
Развязка наступила, когда Тамара Андреевна нечаянно подслушала телефонный разговор Жанны Леонидовны с её партнёром-риелтором.
— Документы готовы, — сказала Жанна Леонидовна. — Завтра подаём на регистрацию. Старик ни о чём не догадывается.
Тамара Андреевна немедленно позвонила Насте. Девушка тут же примчалась и вызвала правоохранительные органы. Жанну Леонидовну взяли под стражу прямо в Реестре недвижимости, в тот самый момент, когда она пыталась зарегистрировать документы на продажу квартиры Петра Николаевича.
Экспертиза подтвердила, что подпись старика была подделана. Но главное — нашлись свидетели, которые слышали, как она хвасталась коллегам, что собирается обманным путём завладеть квартирой.
Когда Настя пришла к Петру Николаевичу, чтобы рассказать о случившемся, старик плакал.
— Прости меня, Настенька, — повторял он. — Прости старого глупца.
— Не нужно, — обняла его девушка. — Вы не глупец. Вы просто добрый человек, который очень хотел верить в добро.
— А что теперь делать? — растерянно спросил он. — Как жить дальше?
— Жить, — просто ответила Настя. — Жить и знать, что рядом есть люди, которые вас любят.
— Ты… ты останешься? — робко поинтересовался старик.
— Если захотите.
— Хочу. Очень хочу.
Вечером Настя помогла Петру Николаевичу написать письмо племяннице в Полтаву. Это было непростое письмо, в котором он просил прощения за давнюю глупую ссору и приглашал к себе в гости.
— Думаешь, она ответит? — спросил он.
— Обязательно ответит, — уверенно сказала Настя.
И не ошиблась. Через неделю пришло письмо от племянницы. Ольга Николаевна писала, что тоже давно хотела помириться, но не решалась. А теперь обязательно приедет — как только уладит дела на работе.
— Вот видите, — улыбнулась Настя, читая письмо. — У вас есть ваша семья.
— Есть, — согласился Пётр Николаевич. — А ещё есть ты.
Жанна Леонидовна получила условный срок и была направлена на исправительные работы. Квартиру в этом доме ей пришлось продать — частично для возмещения судебных издержек, частично для лечения язвы желудка, которую она заработала в следственном изоляторе.
А Настя осталась жить у Петра Николаевича — не как сиделка, а как внучка, которой у него никогда не было. Он помогал ей с учёбой, а она заботилась о его здоровье. Когда приезжала настоящая племянница Ольга Николаевна, они все вместе сидели на кухне до поздней ночи, пили чай с вареньем и говорили о жизни.
И Пётр Николаевич осознал самое главное: справедливость существует. Просто иногда она приходит в самом неожиданном облике — например, в виде молодой девушки с добрыми глазами, которая просто не может пройти мимо чужой беды.
Как вы думаете, что помогает вам распознавать манипуляторов и не попадаться на их уловки? Каким «звоночкам» в поведении людей вы доверяете больше всего? 👇
