«Она посмотрела в его глаза и поняла — это конец. Всё, что связывало их долгие годы, рассыпалось как карточный домик».
Ирина поправила очки и снова взглянула на экран ноутбука. Фраза, которую она только что напечатала, заставила её замереть. Пальцы зависли над клавиатурой. За окном шумел апрельский дождь. Ирина сидела на кухне, пристроив ноутбук между вазой с фруктами и плетёной корзинкой с хлебом. Тонкие пальцы зависли над клавиатурой.
— Что ты делаешь?
Голос Глеба прозвучал резко. Ирина вздрогнула и торопливо нажала кнопку сохранения.
— Да так, — она прикрыла ноутбук. — Просто читаю новости.
— Новости? — Глеб подошёл ближе, нависая над ней. — Вместо того, чтобы заняться делом?
От него пахло одеколоном и утренним кофе. Ирина поджала губы.
— Я всё сделала, Глеб. Постирала, прибралась, обед готов.
— Всё? — Глеб провёл пальцем по подоконнику. — А это? Пыль везде. В спальне под кроватью вообще кошмар. Ты когда в последний раз там пылесосила?
Ирина вздохнула. Три часа назад. Она пылесосила там три часа назад.
— И вообще, — продолжал Глеб, открывая холодильник, — что за бардак в холодильнике? Почему йогурты стоят не на своей полке?
Ирина молчала. Она давно поняла, что спорить бесполезно. Двадцать пять лет вместе научили её: Глеб всегда прав. Он же деньги в дом приносит. А она что? Воспитательница в детском саду с её смешной зарплатой.
— У меня совещание в понедельник, — Глеб плюхнулся на стул напротив. — Подготовь мой тёмно-синий костюм, рубашку белую, ту, что с запонками. И галстук бордовый.
— Хорошо, — тихо ответила Ирина.
— И ещё, — Глеб посмотрел на часы, — ты весь день тут сидишь в ноутбуке, а дел полно. Пыль не вытерта, обувь моя не начищена, рубашки надо перегладить…
Ирина смотрела на стену за его спиной. Обычные обои с бежевым растительным узором. Сколько раз она сидела вот так, уставившись в эту стену, пока он отчитывал её за что-то.
«Детский сад третьей категории, без горячей воды» — так называл Глеб её место работы. Как будто забыл, что именно она растила их дочь, пока он делал карьеру. Именно её бабушкину квартиру они продали, чтобы купить эту трёшку в спальном районе. Маленькую, но свою.
— Ты меня слушаешь? — Глеб щёлкнул пальцами перед её лицом. — Я говорю, директор придёт на ужин в пятницу. Надо всё приготовить. Квартира должна блестеть.
— Хорошо.
— И что ты пишешь там целыми днями? — Глеб попытался заглянуть в экран ноутбука. — Опять свои дурацкие истории про любовь? Сорок девять лет бабе, а всё в сказки верит.
Что-то щёлкнуло внутри. Негромко, но отчётливо. Как выключатель света.
— Да, — сказала Ирина, выпрямляясь. — Да, я пишу истории. Я люблю это делать. Это моё.
Глеб фыркнул.
— Лучше бы полы мыла. Толку от твоих каляк-маляк ноль.
Ирина медленно закрыла ноутбук. Встала из-за стола. Вспомнилось, как вчера в саду маленькая Алиса плакала, потому что мальчик отобрал у неё куклу. «Алиса, никто не имеет права забирать то, что твоё, — сказала тогда Ирина. — Надо защищать своё».
Посмотрела на мужа — внимательно, словно впервые видела его. Лысеющая макушка, начинающийся второй подбородок, вечно недовольный взгляд.
— Глеб. Собери вещи и уходи.
Он продолжал жевать бутерброд, который только что сделал себе.
— Опять драму строишь?
— Уходи.
Глеб засмеялся.
— Куда? Эта квартира, если не забыла, наша общая.
— В гостиницу. Или к своей секретарше Анжеле. Которая задерживается с тобой над отчётами.
Глеб поперхнулся. В коридоре хлопнула входная дверь.
— Мам? Пап? Я дома, — раздался голос Марины.
Марина вошла на кухню и остановилась. Мокрый зонт в руке. Капли с него на пол — кап-кап.
— А что случилось?
Глеб откусил бутерброд, пожал плечами. Ирина включила чайник. Щелчок кнопки. Бульканье воды. Такие привычные звуки.
— Я сказала папе, что ему нужно уйти, — ответила Ирина.
Сказала и сама удивилась, как это прозвучало. Обыденно, словно про поход в магазин.
Марина села на табуретку. Поставила зонт в угол. Он там всегда стоял — мокрый зонт в углу кухни. Сколько их было, таких вечеров.
— То есть как — уйти?
Отец фыркнул.
— Твоя мать решила, что она теперь самостоятельная. Писательница.
— А почему нет? — Марина посмотрела на мать. — Ты давно хотела, чтобы он ушёл.
Ирина моргнула. Она не говорила дочери об этом. Никогда.
— Откуда ты…
— Да видно же.
И правда. Видно. Двадцать четыре года дочери, из них лет пятнадцать она наблюдала, как мать вздрагивает от резких звуков. Как одергивает себя, когда хочет что-то сказать. Как убирает ноутбук при звуке ключа в двери.
Глеб встал. Стул скрипнул по плитке.
— Ну и прекрасно! Поживите тут сами, платите сами, сами всё чините! — он махнул рукой. — Через неделю приползёшь.
Марина кашлянула.
— Папа… мама не приползёт.
— Думаешь, я поверю? Вечно она устраивает драмы. Где я теперь буду жить вообще?
— В гостинице, — сказала Ирина и сама не узнала свой голос.
Она ждала ссоры. Криков. Битья посуды. Но почему-то стало тихо. Глеб взял со стола свой телефон.
— Чемодан?
— В кладовке.
Он ушёл в коридор. Стало слышно, как открывается скрипучая дверь кладовки. Этот скрип четверть века раздражал Ирину, но руки не доходили смазать. Или боялась сказать Глебу — не мужское это дело, петли смазывать.
— Что случилось-то? — спросила Марина шёпотом, наклоняясь к матери.
— Ничего, — ответила Ирина. — Вообще ничего. Просто… вдруг понимаешь, что хватит.
Чайник вскипел и щёлкнул. Этот звук странно успокаивал. Что-то в мире точно работает.
Глеб вернулся с пустым чемоданом.
— У меня уже костюмы не влезают в один, — сказал он, будто объясняя, почему так мало вещей собирает. — Второй, наверное, потом…
И тут Ирина вдруг поняла. Он не верит. Просто не верит. Думает, она передумает, как только он дойдёт до двери. А утром всё будет как обычно. Завтрак, носки, овсянка с корицей.
Марина подошла к отцу, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Пап, может, тебе помочь вещи собрать?
— Я сам знаю, что мне брать. Галстуки где?
— В шкафу твои галстуки.
— Сам знаю, где мои галстуки!
Ирина открыла шкаф. Ровный ряд галстуков — серый, синий, бордовый. Карманные платки. Глеб любил порядок в вещах.
Она молча сняла всю вешалку и отдала ему.
— Что мне с этой кучей делать? — Глеб растерянно держал галстуки. Вешалка покачивалась.
— Сложишь аккуратно.
Это была странная сцена. Ирина отдавала ему его вещи. Носки. Рубашки. Глеб складывал их в чемодан. Марина смотрела. Никто не кричал. Обычно в этой квартире кто-нибудь обязательно кричал.
Вдруг раздался звук телефона. Глеб вытащил его из кармана, посмотрел на экран.
— Это директор. Мне надо ответить.
Он вышел в коридор.
— Сергей Петрович, добрый вечер! Да-да, как договаривались…
Его голос звучал нормально. Уверенно. Как всегда. Будто дома ничего не происходило.
Марина собирала оставшиеся вещи. Ирина стояла у окна.
— Никогда не думала, что так будет.
— Как? — спросила дочь.
— Спокойно.
В этот момент вернулся Глеб. Лицо хмурое.
— Мне надо завтра на работу к семи. Непонятно, как я буду собираться в гостинице. Может, я останусь, а ты…
— Нет, — сказала Ирина.
Это короткое «нет» повисло в воздухе.
Марина посмотрела на отца.
— Пап, может, поедешь к дяде Коле? У него комната гостевая.
— Жить на диване у своего подчинённого? — Глеб поморщился.
Он захлопнул чемодан. Постоял, глядя в стену.
— Ты пожалеешь, — сказал он Ирине. — Квартплата, ремонт…
— Справлюсь, — коротко ответила она.
Глеб хмыкнул.
— На свою зарплату воспитательницы? Не смеши.
— Пять лет откладывала помаленьку. Хватит на первое время.
Он остановился с носком в руке. Смотрел на неё, как будто впервые увидел.
— Серьёзно? У тебя есть деньги?
— Есть.
— И ты молчала?
Глеб потянулся за курткой.
— Я позвоню, — сказал он дочери.
— Конечно, пап.
Он ещё постоял в дверях. Был момент, когда всё могло пойти по-другому. Когда он мог сесть и сказать: «Давай поговорим». А она бы ответила. Но момент прошёл.
Глеб взял чемодан и вышел. Хлопнула дверь. И стало тихо.
Ирина сделала глубокий вдох. Вдруг подумала — он сейчас вернётся, начнёт ломиться. Но за дверью были только шаги. Удаляющиеся.
— Мам, ты как? — Марина тронула её за плечо.
— Я не знаю, — честно ответила Ирина. — Как будто проснулась от долгого сна. И не пойму, где я.
Они вместе убрали на кухне. Вымыли чашки. Обычные домашние дела, которые вдруг стали какими-то… другими. Их собственными. Без спешки — вдруг придёт, проверит.
Спустя пару часов Марина сделала чай. Достала варенье из холодильника.
— Я купила твоё любимое, малиновое, — сказала она. — Давно хотела тебе купить, но всё как-то…
— Спасибо.
Они сидели рядом на диване. Просто пили чай. Молчали. Потом Ирина вдруг сказала:
— А знаешь, у меня там рассказ недописан остался.
— Тот, что ты сегодня писала? — спросила Марина. — Я видела название на экране, когда проходила мимо.
— Да, — Ирина улыбнулась. — Надо закончить.
Прошла неделя. Каждое утро Ирина просыпалась с мыслью, что сегодня Глеб вернётся. Позвонит или просто придёт с ключами. Войдёт как ни в чём не бывало. Скажет что-нибудь вроде «Ну хватит, наигралась».
Но он не приходил.
В среду Марина встретила отца в торговом центре. Случайно. Он стоял у витрины с часами.
— Привет, пап.
Он обернулся.
— Марина? — голос спокойный, но в глазах что-то дрогнуло. — Как мама?
— Нормально, — она пожала плечами. — Ходит на работу. Вечером читает.
Глеб смотрел на витрину. На своё отражение в стекле.
— Ты где живёшь? — спросила Марина.
— Снял квартиру. Однушку. Недалеко от работы.
Он не спросил, можно ли вернуться. А Марина не стала говорить, что мама иногда ночью плачет. Эти двое, прожившие вместе четверть века, вдруг оказались чужими.
— Мам, — сказала Марина вечером, помогая резать салат, — я папу видела.
Нож замер над помидором.
— И как он?
— Нормально. Квартиру снял.
Ирина продолжила резать. Спокойные, отточенные движения. Не дрогнула рука.
— Это хорошо. Мне казалось, он вернётся.
— Я думала, ты хочешь, чтобы вернулся.
Ирина улыбнулась. Как-то странно, одними губами.
— Жить так, как раньше, я больше не хочу.
Марина обняла мать. Первый раз за долгое время они говорили откровенно. Без страха, что вот-вот хлопнет дверь и войдёт Глеб. Ворвётся в разговор, начнёт оценивать, осуждать.
Ещё через день пришла эсэмэска от Глеба: «Завтра заеду за зимними вещами. В 12». Не вопрос. Просто информация.
Ирина перечитала сообщение несколько раз. Нажала «ОК». Вышла в кладовку, достала пакеты с зимними вещами. Аккуратно разложила на диване в гостиной. Куртка, шапка, шарф, свитера. Все глебовы вещи. Пусть забирает сразу все.
В двенадцать раздался звонок. На пороге стоял Глеб. Немного похудевший. С незнакомым выражением лица.
— Проходи, — Ирина посторонилась. — Вещи в гостиной.
Он молча прошёл, осматривая квартиру. Ничего не изменилось, но как будто воздух стал другим.
— Я обои в кухне переклеила, — сказала Ирина. Зачем-то.
— Сама?
— Да.
Глеб усмехнулся, но как-то без злости.
— Я всегда говорил, что у тебя руки не из того места растут.
Ирина улыбнулась. Когда-то от таких слов сжималось сердце. Сейчас было просто смешно.
— Выросли новые, — сказала она.
В гостиной он остановился у дивана с вещами. Провёл рукой по куртке. Нормальная куртка. Он в ней ездил на рыбалку с директором. Носил по выходным.
— А шкаф в спальне? — он повернулся к Ирине. — Там ещё много.
— Посмотри, конечно.
В спальне стоял запах свежести. Окно открыто. Ветер шевелил занавеску. Глеб открыл шкаф. Его половина почти пуста. Осталось несколько рубашек, старые джинсы, коробка с зимними ботинками.
Внезапно он заметил на прикроватной тумбочке книгу. С закладкой. «Женщины-писательницы XIX века». Он взял её в руки.
— Купила на распродаже, — сказала Ирина. Она стояла в дверях, прислонившись к косяку.
— Ты же никогда… — он осёкся.
— Никогда не говорила, что люблю читать про писательниц? — она улыбнулась. — Говорила. Ты не слушал.
Глеб положил книгу на место. Аккуратно выровнял корешок у края тумбочки.
— Ты всегда так делаешь, — вдруг сказала Ирина.
— Что?
— Выравниваешь вещи. Одна линия. Всё по порядку.
Он пожал плечами:
— И что?
— Ничего. Просто заметила. За двадцать пять лет много чего замечаешь.
Он снова нахмурился. Посмотрел на Ирину внимательно.
— Ты поэтому ушёл, — продолжила она. — Потому что я перестала быть ровной. Выровненной по линеечке. Высказала своё мнение.
Глеб почему-то не спорил. Собирал зимние вещи в пакет.
— Ладно, я пойду, — сказал он. — Спасибо, что собрала всё.
— Не за что.
В коридоре он обернулся. В руках пакеты с вещами. Неудобно.
— Как ты считаешь, — вдруг сказал он, — мы могли бы… попробовать ещё раз?
Ирина не ожидала этого вопроса. Но откуда-то сразу пришёл ответ.
— А зачем, Глеб? Мы прожили хорошую жизнь. Вырастили дочь. Но я хочу другого.
— Чего?
Она улыбнулась. Первый раз за долгое время как-то легко, искренне.
— Не знаю ещё. Разберусь.
Он смотрел на неё как на незнакомого человека. Может, так оно и было. Он знал удобную, молчаливую женщину, которая готовила, стирала, гладила. А перед ним стояла другая. Неизвестная.
— Я позвоню, — сказал он.
— Хорошо.
Дверь закрылась. Ирина прислонилась к ней спиной. Закрыла глаза. Внутри что-то отпускало. Медленно, со скрипом. Как те дверцы в кладовке. Только теперь не страшно.
Прошло три месяца. Июль выдался жарким. Ирина сидела на открытой веранде кафе в центре города. Напротив — Анна Сергеевна, заведующая детским садом. Они пили холодный чай со льдом.
— Значит, решилась? — Анна Сергеевна улыбнулась, кивая на бумаги перед Ириной.
— Да, — Ирина аккуратно сложила заявление. — Курсы повышения квалификации. Методист — это ведь тоже важно.
— Ещё бы. У тебя опыт, Ирина Николаевна. Дети тебя обожают. Только тебя будет не хватать в группе.
— Я буду приходить, — Ирина улыбнулась. — Просто хочу двигаться дальше.
На соседний столик опустилась стайка воробьёв. Деловито подбирали крошки. Ирина смотрела на них и думала — вот так и жизнь. По крошке, по зёрнышку. Раньше она даже не останавливалась, чтобы посмотреть на обычных городских птиц.
— Как Марина? — спросила Анна Сергеевна. — Экзамены сдала?
— Сдала. Теперь вот с отцом собирается на выходные на дачу.
— А ты?
— А я нет, — Ирина покачала головой. — У меня другие планы.
Она расплатилась за чай, попрощалась и пошла через сквер. На скамейке под каштаном сидел мужчина с газетой. Увидел её, помахал рукой. Алексей Петрович — преподаватель литературы в педагогическом. Они познакомились месяц назад на лекции по современной поэзии.
— Как прошло? — спросил он, вставая.
— Нормально. Заявление приняли.
Алексей улыбнулся:
— Поздравляю. Ты сделала правильный выбор.
Она кивнула. Правильный выбор. Раньше Ирина не задумывалась о таком. Просто плыла по течению. А сейчас каждый день — выбор. Большой или маленький.
— Как твой рассказ? — спросил Алексей, когда они шли по аллее. — Закончила?
— Почти, — она улыбнулась. — Осталась пара страниц.
Они шли молча.
— Знаешь, — вдруг сказала Ирина, — я раньше никогда не думала, что буду писать. А сейчас уже три рассказа готовы.
— Тебе надо отправить их в журнал. Я знаю редактора в «Современнице».
Ирина покачала головой:
— Рано. Пусть полежат.
Телефон пискнул сообщением. Марина: «Мам, ты где? Я заеду за твоим пирогом.
— Мне пора, — сказала она Алексею. — Марина заедет.
— Понимаю, — он пожал ей руку. — Тогда до завтра? В семь у театра?
— Да, — она кивнула. — Там и встретимся.
Дома Ирина достала пирог с вишней, накрыла полотенцем. Глеб любил вишнёвый. Впрочем, сейчас она пекла не для него, а для дочери — та ехала с отцом на дачу на выходные.
Входная дверь открылась.
— Мам, я на минутку! — Марина влетела в квартиру, румяная, с рюкзаком за плечами. — Папа внизу ждёт, в машине.
Она поцеловала мать в щёку, взяла пирог.
— Ты точно не хочешь с нами? — спросила Марина. — Папа сказал, места хватит.
— Нет, — Ирина покачала головой. — Мне и тут хорошо.
Марина кивнула. Она не настаивала — знала, что мать не поедет. Эти двое теперь общались только по необходимости. Вежливо. Спокойно. Иногда даже шутили. Но на расстоянии.
— У меня новость, — сказала Марина уже в дверях. — Папа познакомился с женщиной. Её зовут Тамара. Она бухгалтер.
— Правда? — Ирина удивилась тому, как спокойно прозвучал её голос. — Я рада за него.
И это было правдой. Она действительно была рада.
Когда Марина ушла, Ирина постояла у окна. Видела, как дочь садится в машину, как Глеб кивает ей, принимая пирог. Вот они о чём-то говорят, смеются. Потом машина отъезжает.
Ирина открыла ноутбук. На экране — почти законченный рассказ. История женщины, которая однажды сказала «нет». И этим изменила свою жизнь. Ирина перечитывала последний абзац снова и снова. Шевелила губами, ища нужные слова.
Телефон звякнул — Алексей прислал сообщение: «Забыл сказать. Ты прекрасно выглядишь в этом платье».
Ирина улыбнулась. Посмотрела в зеркало. В отражении — женщина с прямой спиной и спокойным взглядом. Новое платье, стрижка, даже морщинки вокруг глаз стали другими. Не от усталости — от улыбок.
Она вернулась к ноутбуку и написала последние строки:
«Она знала, что впереди — долгая дорога. Что будут дни, когда захочется всё бросить и вернуться к привычному. Но каждое утро она просыпалась и делала выбор — жить дальше. Своей жизнью. И этот выбор никто не мог у неё отнять».
Ирина нажала «сохранить», закрыла ноутбук. Подошла к окну. Смотрела на город, на людей, спешащих куда-то. Каждый со своей историей. Каждый со своим выбором.
В кармане завибрировал телефон. Марина: «Мы доехали. Папе понравился пирог. Передаёт спасибо».
Ирина улыбнулась. Ответила: «На здоровье».
Потом открыла шкаф, подумала и достала светло-синее платье. То самое, которое Глеб называл «слишком ярким». Платье для театра, для вечерней прогулки, для новой жизни. Зачем нужен был этот один простой шаг — сказать «Уходи»? Чтобы найти себя.
