— Поздравляю, любимая! — Григорий протянул мне маленькую коробочку, обтянутую черным бархатом.
Я открыла — и затаила дыхание. Внутри лежал изящный золотой гарнитур: серьги, подвеска и кольцо с блестящими топазами. Под огнями новогодней ёлки они сияли, словно осколки звёзд.
— Это… мне? — только и смогла выговорить я.
— Тебе, Светлана! — улыбнулся муж. — Пятнадцать лет вместе — это повод для особенного подарка.
Наша уютная кухня в Киеве казалась мне самым лучшим местом на свете. Я тут же примерила украшения. Золото приятно холодило кожу.
— Ну как тебе? — спросил Григорий.
— Идеально, — я поцеловала его. — Спасибо!
За пятнадцать лет брака я привыкла к разным презентам, но такого роскошного Григорий мне ещё не дарил. Я поняла: его строительная фирма в Киевской области действительно процветает.
В этот момент раздался звонок в дверь.
— Это мама, — Григорий взглянул на часы. — Пунктуальность — её второе имя.
Я едва заметно вздохнула. Полина Петровна, наша непременная семейная константа, никогда не нарушала традицию: первый день Нового года она всегда проводила у нас.
— Мой мальчик! — Полина Петровна вошла, заключив сына в объятия. — С Новым годом!
Она кивнула мне, и я заметила, как её взгляд буквально прикипел к моим новым серьгам.
— Светочка, с праздником, — сказала она.
— Спасибо, Полина Петровна. Вас тоже.
— Сыночек, чаю? — спросила она. — И давайте скорее к подаркам!
Мы обменялись пакетами. Я вручила свекрови крем для рук, Григорий — упакованную коробку.
— О, полотенца, — сказала она, разворачивая подарок. — Очень практично.
Я заметила, как у неё дрогнул уголок рта. Набор был дорогой, но, очевидно, не соответствовал её ожиданиям.
Она снова посмотрела на мои украшения, и в её глазах мелькнула откровенная неприязнь. Весь вечер она была необычно молчаливой.
Только когда Григорий вышел на лоджию, она вдруг спросила:
— Хорошие серёжки. Наверное, очень дорогие?
— Не знаю, — ответила я честно. — Григорий сам выбирал.
— Ну да, — она отпила чай. — Мой сын всегда был щедрым. Особенно к женщинам.
В её тоне была такая скрытая ядовитость, что я напряглась.
— Красиво жить не запретишь, — добавила она, глядя на мои руки. — Кому-то золото, а другим полотенца. Впрочем, кто я? Просто мать, которая тридцать лет горбатилась, чтобы сын чего-то в жизни достиг.
Я промолчала. За пятнадцать лет я привыкла не реагировать на её манипуляции. Она всегда считала сына своей собственностью, а меня — временным явлением.
Финансовая атака и вечные упреки
В следующие недели Полина Петровна изменила тактику. Раньше она звонила сыну каждый день, а теперь отстранилась, стала холодной.
— Мама какая-то странная, — заметил Григорий. — Обиделась, что ли?
— Может быть, — пожала я плечами.
Через день он съездил к ней в Полтаву, где она жила в нашей двухкомнатной квартире, за которую мы платили все счета. Вернулся озадаченный.
— Представляешь, сидит дома одна, в темноте. Говорит, экономит свет, потому что пенсии не хватает. И на лекарства денег нет.
— Но у неё же хорошая пенсия! — удивилась я. — И ты ей каждый месяц переводишь деньги.
— Вот и я о том же! — он покачал головой. — А она мне: «Сынок, у тебя своя семья, свои траты. Вон, жене какие роскошные украшения покупаешь, а матери и не вспомнишь».
Я почувствовала, как во мне закипает раздражение.
— И что ты ей ответил?
— Сказал, что она всегда может на меня рассчитывать, — он вздохнул. — Перевёл ей ещё немного гривен (примерно 7000-8000), хотя не понимаю, куда уходят предыдущие переводы.
Я промолчала. Очевидно, свекровь использовала деньги как инструмент манипуляции и контроля.
В следующие два месяца она при каждой встрече находила повод упомянуть мои украшения. То вздыхала, глядя на серьги: «Эх, были у меня похожие, пришлось продать в тяжелые времена, чтобы Гришу прокормить».
Я видела, как Григорий морщится, но он молчал. Для него мать всегда была святыней — женщиной, которая одна его подняла после ухода отца.
Юбилей как поле боя
В марте ситуация вышла на новый уровень.
— Мама звонила, — сказал Григорий. — У бабушки в мае юбилей — девяносто лет.
— Надо же, — удивилась я. — И где она хочет отмечать?
Григорий замялся:
— Ну… у нас.
Я прекратила нарезать овощи.
— У нас? Почему не у неё?
— Она говорит, что у нас квартира больше и красивее. Хочет, чтобы родственники увидели, как хорошо живёт её сын.
Я положила нож. Похвастаться — вот её истинная цель.
— И сколько человек?
— Человек пятнадцать. Её сестра с семьей приедет из Черкасс, двоюродные братья…
— И всех надо будет накормить?
— Ну, банкет — да, придётся организовать, — Григорий подошел и обнял меня. — Я знаю, что хлопотно. Но это же девяносто лет!
Я вздохнула. Если он решил, что нужно помочь матери, значит, так тому и быть.
— Полина Петровна уже составляет список гостей и меню.
— А она не подумала, что сначала стоило посоветоваться с нами? — спросила я осторожно.
— Ну, ты же знаешь маму, — Григорий виновато улыбнулся. — Она всегда всё берёт в свои руки.
За неделю до торжества Полина Петровна приехала с новым списком — подарков.
— Я думаю, от нашей семьи нужно что-то особенное, — сказала она, разливая чай. — Всё-таки дата серьёзная.
— Что ты предлагаешь?
— Золотое кольцо с камнем. Или брошь, — она пристально посмотрела на меня. — Что-то памятное, что останется в семье.
— Мам, — Григорий нахмурился, — такие подарки стоят дорого. У меня сейчас не самый лучший период. Я и так оплачиваю весь банкет.
— Значит, на подарок денег нет? — свекровь поджала губы.
— Есть, конечно. Но не на золотое кольцо. Может, что-то попроще? Тёплый плед?
— Плед? — Полина Петровна презрительно фыркнула. — Всю жизнь на заводе, а под конец — плед?! Нет, это недостойно!
Нависла напряжённая пауза. Григорий смотрел в чашку, явно не зная, что ответить.
«Снимай с себя золото, бабушке подарок нужен!»
И тут свекровь повернулась ко мне. Её улыбка была неестественной, а глаза — холодными.
— А знаешь, Светочка, я придумала, — сказала она медленно. — У тебя ведь есть тот красивый комплект, который Григорий подарил. Серьги, кольцо, подвеска.
Я замерла с чашкой в руке:
— И что?
— Снимай с себя золото, бабушке подарок нужен, — усмехнулась свекровь. — Всё равно она не вспомнит, что ей подарили. А мы потом заберём обратно, не волнуйся.
Я обомлела. Пятнадцать лет я терпела её колкости, намёки, попытки вторгнуться в нашу жизнь. Пятнадцать лет я играла роль терпеливой невестки ради семейного мира. Но сейчас она перешла черту.
Я медленно поставила чашку. Встала.
— Полина Петровна, — мой голос был тихим, но стальным. — Я снимаю с себя украшения только в двух случаях: когда иду в душ и когда ложусь спать. Это подарок от мужа, и он не предназначен для передачи третьим лицам. Даже если эти лица — ваша мать.
Свекровь изумленно вскинула брови:
— Да как ты смеешь…
— Нет, это вы как смеете! — я почувствовала, что больше не могу сдерживаться. — Пятнадцать лет вы пытаетесь руководить нашей жизнью. Пятнадцать лет вы делаете вид, что я — временное явление. Что я не заслуживаю ни уважения, ни личного пространства. Но с меня хватит!
— Света… — Григорий попытался взять меня за руку, но я отстранилась.
— Нет, пусть послушает! — я повернулась к свекрови. — Вы всегда считали, что вам все должны — сын, я, весь мир! Вы используете юбилей своей матери, чтобы похвастаться перед родственниками! Вы хотите, чтобы Григорий был вашим личным кошельком, водителем и поводом для гордости! А я должна быть просто витриной ваших амбиций! Но знаете что? Мы вам ничего не должны!
Я сняла кольцо и положила его на стол.
— Вот. Подавитесь! Я больше не буду молчать, когда вы пытаетесь нами манипулировать!
Полина Петровна побледнела:
— Ты… ты… — она повернулась к сыну. — Григорий! Ты слышишь, что она говорит?! Какая наглость!
Григорий открыл рот, закрыл, снова открыл. Я смотрела на него. «Ну давай, — думала я. — Пятнадцать лет. Твой выход».
— Мам, — наконец выдавил Григорий. — Ты что, серьёзно? Это мой подарок Свете. Причём тут бабушка?
— Да ты… — Полина Петровна задохнулась. — Я тебя растила, чтобы ты нормальным человеком вырос! А ты что — меня не уважаешь? Из-за этой… этой…
— При чём тут Света?! — заорал Григорий. — Это ты сейчас пришла к нам домой и потребовала отдать наши вещи! Светины вещи! Ты вообще себя слышишь?!
— Не смей на меня орать! — взвизгнула свекровь.
— Слушай, — Григорий тяжело вздохнул. — Давай начистоту. Никакого банкета у нас не будет. Вообще. Делай, что хочешь, у себя дома. Я встречу родственников, отвезу. Но всё — хватит.
— Всё, я ухожу, — она шмыгнула носом. — Ты пожалеешь, сынок! Ох, как пожалеешь! Никто тебя так не любит, как мать родная!
— Господи, — Григорий закатил глаза. — Да иди уже, хватит драму разводить.
Я стояла в ступоре. Пятнадцать лет молчания, и он просто выпроваживает её?
Полина Петровна, всхлипывая, ушла. Через минуту Григорий вернулся на кухню. Плюхнулся на стул и выдохнул.
— Ну всё, — сказал он, глядя в никуда. — Как же она меня достала.
— Григорий, ты как? — осторожно спросила я.
— Да никак, — он вздохнул. — Просто надоело. Всю жизнь так. Сначала отец, потом друзья, теперь ты. Всегда нужно выбирать между ней и кем-то.
— Она всегда так себя вела?
— Ага, — Григорий потер лицо. — Просто раньше это работало. Я всегда ей потакал. А сейчас… ты ей высказалась, и у меня как прорвало.
— Спасибо, — сказала я тихо. — За то, что заступился.
— Это я должен извиняться, — он невесело усмехнулся. — За то, что столько лет позволял ей так с тобой разговаривать.
С Полиной Петровной мы не общались почти месяц. Григорий пару раз звонил ей, но она «болела». Потом она позвонила сама — попросила помочь с сантехником. Григорий съездил. Вернулся хмурый: мать делает вид, что ничего не произошло.
Юбилей бабушки отметили тихо. Мы подарили ей плед и чайный сервиз. Бабушка была рада, любовалась новыми чашками.
Полина Петровна пришла к нам только через два месяца — Григорий заболел, и она примчалась с куриным бульоном. На меня косилась настороженно, но говорила вежливо. Я вела себя так же. Наверное, в этом и есть семейная мудрость — уметь начать заново, но уже на своих условиях.
А тот золотой комплект я ношу до сих пор. И каждый раз, надевая эти украшения, я вспоминаю день, когда наконец-то перестала молчать. День, когда поняла, что моя жизнь — только моя, и нечего всяким свекровям ею командовать.
Дорогие мои, а вам знакома ситуация, когда приходится выбирать между мужем/женой и его/её матерью? И что, по-вашему, помогло Григорию наконец-то «прорваться» и поставить мать на место после 15 лет потакания? 👇 Очень интересно ваше мнение! ❤️
