— Светлана, у тебя ведь скопились деньги? — Отец наклонил голову чуть в сторону, будто заранее просил прощения за сам вопрос.
Светлана застыла, держа половник над горячей кастрюлей. Внутри всё похолодело и упало вниз с тяжёлым, знакомым ощущением. Она знала, что этот разговор неминуем. Просто надеялась, что произойдёт это не так скоро.
— Пап, я же тебе объясняла: я коплю на переезд. Мне нужно в столицу, — тихо ответила она, не поворачиваясь.
— Доченька, что значат какие-то восемьдесят пять тысяч гривен? — тут же вмешалась Мать, входя на кухню с измученным видом. — Андрей без личного транспорта просто не выживет. Не может же он с Тимофеем ездить на общественном транспорте!
В гостиной резко включился телевизор — старший брат проснулся. Тимофей сразу начал пискляво что-то требовать, и Андрей недовольно цыкнул на сына.
Светлана поставила половник, вытерла руки о кухонное полотенце и наконец обернулась к родителям. Лариса Ивановна выглядела так, словно не спала целую неделю. Отец всячески избегал её прямого взгляда.
— А что произойдёт, если я отвечу «нет»? — спросила она.
В повисшей тишине в соседней комнате Тимофей надрывно и тонко заплакал. Никто из взрослых не пошёл успокаивать малыша.
— Светлана… — начал Отец.
— Не будешь же ты родному брату отказывать, — перебила Мать. — После всего, что он пережил! Елена его бросила, работы нормальной нет…
— Мама, у меня тоже не королевская должность. Я официанткой потею, работаю по двенадцать часов без продыху.
— Это совершенно разные вещи! — вскинулась Лариса Ивановна. — У тебя есть надёжная крыша над головой, есть еда! А он с ребёнком!
Светлана прикрыла глаза. Четыре месяца назад, когда Андрей появился на пороге с Тимофеем, она ещё лелеяла надежду, что это временно. Что брат найдёт хорошую работу, снимет себе жильё, заберёт сына. Что её планы лишь немного отложатся, но не рухнут полностью.
Как же она горько ошибалась.
— Тимофей мой племянник, я его безумно люблю. Но почему я должна полностью обеспечивать его отца? — глухо спросила Светлана.
— Потому что мы семья! — голос матери сорвался. — Потому что в самый трудный момент родные люди обязаны поддерживать друг друга!
В этот момент на кухню неспешно вошёл Андрей. Высокий, плечистый, в старых трениках и свободной футболке. За ним плёлся заплаканный Тимофей.
— О чём вы тут шушукаетесь? — зевнул брат. — Светик, что ты не хочешь мне на тачку дать? Жадничать стала?
— Андрей! — одёрнула его Мать.
— Да ладно, мам. У неё денег — куры не клюют. Наверное, уже полмиллиона накопила. — Он протянул руку и небрежно взъерошил Светлане волосы. — Ну что ты дуешься? Машина нужна не мне — она для семьи! Тимофея в больницу возить, за продуктами мотаться…
Тимофей потянул дядю за руку:
— Папа, а тётя Светлана правда купит мне велосипед?
— Конечно, купит, — небрежно ответил Андрей. — У тёти денег очень много.
Что-то окончательно лопнуло в груди Светланы. Она отстранила брата и присела перед племянником:
— Тимофей, кто тебе сказал про велосипед?
— Папа. Он сказал, что ты мне купишь всё, что я захочу, потому что у тебя много денег, а у него нет.
Светлана медленно выпрямилась и посмотрела прямо в глаза брату. Тот лишь пожал плечами:
— А что такого? Ребёнку же хочется. И потом, это же правда — у тебя есть, у меня нет.
— У тебя нет, потому что ты отказываешься работать.
— Ещё как работаю! Три дня в неделю охранником! — возмутился Андрей.
— За жалкие шесть тысяч гривен в месяц.
— А сколько я должен получать? Я же без образования, без опыта!
— Я тоже не с высшим образованием. И как-то же справляюсь.
— Так ты девка! Вам проще! — отмахнулся брат. — Улыбнулась мужикам, чаевых насобирала…
Светлана почувствовала, как её лицо пылает от стыда и злости. Родители продолжали молчать, даже не пытаясь вступиться за неё. Тимофей смотрел на взрослых огромными, испуганными глазами.
— Знаешь что, — тихо сказала она. — Иди к себе в комнату.
— В мою? — фыркнул Андрей. — Это теперь моя комната.
— Иди в комнату, которую ты у меня отобрал, и сиди там тихо.
Брат хотел что-то дерзко ответить, но Мать потянула его за рукав:
— Андрей, не надо. Дай Светлане прийти в себя.
Когда они ушли, Светлана опустилась на стул. Руки мелко тряслись. Она сплела пальцы, чтобы хоть как-то унять дрожь.
Восемьдесят пять тысяч гривен. Два долгих года она их копила. Отказывала себе буквально во всём: в новой одежде, не ездила на отдых, считала каждую копейку. Мечтала о столице, об учёбе в университете, о собственном уютном кафе когда-нибудь. О жизни, где она сама, и только она, принимает решения.
А теперь родители смотрят на неё так, будто она чудовище, за то, что не хочет отдать последнее, что у неё осталось.
Зазвонил телефон. Вероника, подруга с работы.
— Свет, как дела? Что решила насчёт переезда?
— Вероника… — голос сорвался. — Они требуют, чтобы я отдала деньги брату. На машину.
— Серьёзно? А он сам что, не может начать работать?
— Может. Просто не хочет работать нормально. Говорит, что ему тяжело, что он пережил сильный стресс…
— А ты что? Стресса не переживала, когда всю семью на себе тянула?
Светлана закрыла глаза. Вероника была абсолютно права. Когда Отец болел, именно она ухаживала за ним. Когда денег не хватало, именно она брала подработку уборщицей. А Андрей в это время беззаботно учился в другом городе на родительские деньги.
— Свет, может, пора уже сказать твёрдое «нет»? — мягко продолжила подруга.
— А если я откажу, что будет с Тимофеем? Он же ни в чём не виноват…
— Тимофей — это не твоя прямая ответственность. У него есть отец.
— Который им не занимается.
— Тогда пусть научится им заниматься.
После разговора Светлана долго сидела на кухне. За окном сгущалась темнота. Из гостиной доносился звук телевизора и тихое сопение Тимофея — мальчик, видимо, уснул на диване.
Она знала, что если она даст деньги сейчас, то в следующий раз её попросят ещё. И ещё. Андрей привык, что проблемы за него всегда решают другие. Зачем ему что-то менять?
Но она также знала: если она откажет, то будет виновата абсолютно во всём. В том, что брат не может найти нормальную работу. В том, что Тимофей не получает того, что хочет. В том, что семья не может жить спокойно.
Светлана поднялась и тихо прошла в гостиную. Тимофей спал, укрывшись пледом. Светлые волосы растрепались, на щеке остался след от подушки. Спящий, он выглядел невероятно беззащитным.
Она осторожно поправила плед и внезапно услышала шаги. Обернулась — в дверях стоял Отец.
— Дочка, — тихо позвал он. — Поговорим?
Они вышли на балкон. Отец закурил, хотя врачи категорически запрещали ему после инфаркта.
— Я всё прекрасно понимаю, — сказал он, не глядя на неё. — Понимаю, как тебе тяжело. Но Андрей… он же мой сын. Я не могу его бросить.
— А я что, не дочь?
— Дочь. Конечно, дочь. — Он глубоко затянулся сигаретой. — Только ты сильная. Ты всегда была такой. А он… он слабый. Без нас он просто пропадёт.
— Папа, мне тоже страшно. Я тоже хочу, чтобы меня поддержали.
— Так мы же тебя поддерживаем! Ты живёшь дома, не платишь за квартиру, за еду…
— Это не поддержка. Это клетка.
Отец сердито выбросил сигарету:
— Что за глупости ты говоришь! Какая ещё клетка? Мы же о тебе заботимся!
— Вы обо мне заботитесь, только пока мне удобно. А когда я хочу жить по-своему — я сразу становлюсь эгоисткой.
Они стояли молча. Внизу во дворе играли дети, кричали, громко смеялись. У них впереди было целое лето, каникулы, вся жизнь.
— Я дам деньги, — сказала наконец Светлана. — Но это последний раз.
Отец облегчённо выдохнул:
— Спасибо тебе, дочка. Я знал, что ты поймёшь.
На следующий день Светлана пошла в банк. Она сняла со счёта сто пятьдесят тысяч гривен — почти все свои накопления. Оставила лишь ту сумму, которой хватит на первый месяц аренды жилья в столице.
Вечером она отдала деньги брату. Тот взял их как само собой разумеющееся, даже не сказал «спасибо».
— Маловато, — только процедил он. — На нормальную машину нужно гораздо больше.
— Это всё, что у меня есть.
— Врёшь. У тебя ещё остались деньги.
Светлана молча повернулась и направилась в свою комнату. Точнее, в бывшую свою комнату, где теперь безраздельно хозяйничал брат с сыном.
На кровати сидел Тимофей, увлечённо рисуя в альбоме.
— Тётя Светлана, — позвал он. — Посмотри, какую машину я нарисовал! Папа сказал, что ты нам такую купишь.
Она присела рядом с племянником, обняла его за плечи. Мальчик пах детским шампунем и чем-то сладким.
— Тимофей, а ты хочешь, чтобы тётя всегда жила с вами?
— Конечно! А ты что, хочешь уехать?
— Может быть.
— Не уезжай! — встревожился он. — А кто тогда будет со мной играть? Папа не играет, он всё время спит или в свой телефон смотрит.
Сердце сжалось так сильно, что стало трудно дышать. Светлана поцеловала племянника в макушку:
— Я обязательно подумаю, хорошо?
На работе она рассказала Веронике о своём решении. Подруга только покачала головой:
— И что теперь? Снова будешь копить?
— Не знаю. Наверное.
— Свет, ты понимаешь, что это бесконечный круг? Андрей привык жить за чужой счёт. Он никогда не изменится.
— А что мне остаётся делать? Бросить племянника?
— Ты его не бросаешь. Ты просто прекращаешь давать себя использовать.
Через неделю Андрей приобрёл старенькую, видавшую виды «десятку». И тут же начал говорить о том, что срочно нужны деньги на ремонт, на страховку, на зимнюю резину.
— У меня больше нет денег, — твёрдо сказала Светлана.
— Как это нет? — удивился брат. — Ты же каждый день чаевые получаешь.
— Эти деньги — мои личные. На мою жизнь.
— Какую жизнь? — фыркнул он. — Ты что, замуж собралась? За кого? За того придурка-бармена из вашего ресторана?
Светлана почувствовала, как лицо горит. Филипп, бармен, действительно ей нравился. И она ему тоже. Но как Андрей об этом узнал?
— Слушай, — продолжил брат, — забудь ты про эти глупости. Живи как положено, помогай семье. Всё равно никто тебя замуж не возьмёт — кому нужна официантка без высшего образования?
Что-то оборвалось внутри окончательно. Светлана встала и пошла к себе — то есть в родительскую спальню, где теперь временно жила.
Достала дорожную сумку и начала неспешно складывать вещи.
— Ты что делаешь? — в дверях появилась Мать.
— Уезжаю.
— Куда? И на какие деньги?
— Я найду способ.
Лариса Ивановна села на кровать и заплакала:
— Светочка, ну что ты? Из-за каких-то глупых слов Андрея? Он же сказал это не со зла…
— Мам, я устала. Устала работать на всех, кроме себя. Устала чувствовать себя виноватой за то, что хочу просто жить.
— А как же мы без тебя? А как же Тимофей?
Светлана остановилась, держа в руках старую фотографию — себя с племянником в парке. Тимофей радостно улыбался, обнимал её за шею.
— Мам, а ты хоть раз за последнее время спросила, как я? Как мои дела, мои планы, мои чувства?
Мать растерянно моргнула:
— Ну… я же вижу, что у тебя всё в порядке. Работа есть, дом…
— У меня ничего в порядке нет. У меня нет собственной комнаты. Нет личной жизни. Нет будущего. Есть только обязанности перед всеми, кроме меня самой.
— Светлана, ну не говори так! Мы же тебя любим!
— Вы любите во мне то, что вам удобно. Мою вечную готовность всем помогать, мою ответственность, мою жертвенность. А меня саму — нет.
Она закрыла сумку и пошла к выходу. В прихожей столкнулась с Отцом.
— Дочка, куда же ты? — растерянно спросил он.
— Папа, а ты помнишь, о чём я мечтала? О чём рассказывала тебе в детстве?
Он потупился:
— Помню… Хотела свой ресторан открыть.
— А что ты мне тогда сказал?
— Что это несерьёзно. Что нужно думать о стабильности…
— Вот я и думаю. О своей собственной стабильности.
Она обняла Отца, потом Мать. В последний раз зашла к Тимофею, который играл в планшет.
— Тётя, а ты правда уезжаешь? — спросил он, не отрываясь от экрана.
— Да.
— А когда ты вернёшься?
— Не знаю.
Он наконец поднял голову:
— А можно я поеду с тобой?
Сердце сжалось так сильно, что стало трудно дышать. Светлана присела рядом:
— Нельзя, солнышко. У тебя здесь папа, бабушка, дедушка.
— Но мне с тобой намного интереснее, — грустно сказал Тимофей.
Выйдя на улицу, Светлана достала телефон и набрала номер Филиппа:
— Привет. Помнишь, ты говорил про столицу? Предложение ещё актуально?
— Конечно. А что случилось?
— Расскажу по дороге. Сможешь быть готов завтра утром?
— Смогу.
Она повесила трубку и посмотрела на окна родного дома. За одним из них горел свет — там сидел Тимофей. За другим о чём-то спорили родители. За третьим Андрей, скорее всего, играл в очередную компьютерную игру.
Жизнь продолжалась. Только теперь — без неё.
Светлана развернулась и пошла прочь. На душе было одновременно и невыносимо тяжело, и удивительно легко. Тяжело — потому что оставляла племянника. Легко — потому что наконец-то выбрала саму себя.
Завтра начнётся новая жизнь. Пугающая, совершенно неопределённая, но — своя.
Дорогие мои, как вы считаете, где проходит та самая грань, когда помощь родным превращается в жертвенность, а забота о себе — в эгоизм? Стоит ли отказываться от своей мечты, чтобы постоянно закрывать дыры в жизни взрослого, но инфантильного брата?
