Именно так думала и Елена, когда в пятницу вечером заводила свой автомобиль. Её путь лежал к маминому загородному дому под Кривым Рогом, туда, где до сих пор витает аромат малины, а папа когда-то, в далёком детстве, водил её пальцем по строчкам в книге «Королевство кривых зеркал», обучая читать.
Загородный дом — это гораздо больше, чем просто постройка с грядками. Это совершенно другой мир. Мир, где нет места будильникам, навязчивым начальникам и бесконечным совещаниям. Здесь время не бежит, а течёт, неторопливо и размерено.
Но вот незадача: эти выходные решили пойти совсем не по плану.
Елена свернула с главного шоссе на привычную просёлочную дорогу и тут же увидела незнакомых людей, которые хозяйничали возле её дома. Мужчина в дорогом зимнем пуховике внимательно осматривал крышу, указывая рукой на прохудившийся шифер. Пожилая дама в ослепительно белых кроссовках (вот скажите мне, кто, ради всего святого, обувает белые кроссовки на дачу?!) заглядывала в окна, приложив ладони к стеклу, чтобы лучше видеть.
— Простите, — Елена вышла из машины, чувствуя, как внутри всё начинает холодеть. — А вы, собственно, кто?
— Мы потенциальные покупатели! — радостно сообщила женщина в кроссовках. И, не давая опомниться, добавила с видом знатока: — Ваша сестра нам сказала, что дом продаётся. Мы уже даже договорились о стоимости.
Какая сестра?!
— Татьяна Петровна Ковальчук, — уточнил мужчина, пролистывая какие-то бумаги. — Очень приятная дама. Сказала, что хочет продать как можно скорее — дескать, дача только одни расходы и приносит.
У Елены потемнело в глазах.
Татьяна. Ну, конечно, Татьяна! Старшая сестрица, которая вечно знала, как будет лучше для всех. Та, что в детстве решала, во что им играть, какие книги читать, с кем дружить. А теперь вот взялась и за родительский дом.
— Извините, но, похоже, тут какое-то недоразумение, — попыталась начать Елена, но тут покупательница вдруг всплеснула руками:
— Ой, да это же Лена! Ты меня совсем не узнаёшь? Зоя Григорьевна, твоя учительница по литературе!
Мир окончательно поплыл.
Зоя Григорьевна. Та самая, которая в седьмом классе заставляла их зубрить «Бородино» и могла вызвать к доске просто так — проверить, как живёшь. Та, что когда-то сказала Елене: «У тебя душа поэта, только не ленись!».
Постарела, конечно, — годы берут своё. Елена с трудом её узнавала.
— Зоя Григорьевна… — прошептала Елена. — Вы покупаете наш дом?
— Конечно! — рассмеялась учительница. — Ты представляешь, какое совпадение! Мы с Виктором Семёновичем — она кивнула на мужчину в пуховике — ищем домик уже полгода. И тут твоя сестра звонит, предлагает посмотреть. Говорит: «Отдам за символическую цену, лишь бы поскорее избавиться от этой обузы».
Вот как! Папины яблони — обуза. Мамины розы — обуза. Веранда, где они с Таней в детстве играли в школу — обуза.
— Сестра так и выразилась? — спросила Елена тихо. Невероятно тихо.
— Да, милая! — Зоя Григорьевна была явно в прекрасном расположении духа. — Сказала, что дом приносит одну головную боль. Ездить далеко, ремонт бесконечный. Мы же пенсионеры — нам как раз подойдёт. Обещала до конца месяца всё оформить.
Елена стояла и смотрела на родной дом глазами этих покупателей. Покосившийся заборчик. Облупившаяся краска на старых ставнях. Грядки, заросшие сорняками. Да, не обложка журнала. Но это её родное место.
А Татьяна уже всё решила за них двоих.
Как, впрочем, и всегда.
Елена проводила покупателей до калитки, улыбалась и кивала, хотя внутри всё клокотало от ярости. Зоя Григорьевна ещё долго рассказывала о своих планах: грядки переделать, беседку поставить, может, даже баньку срубить.
— Ваша сестра — очень рассудительная женщина, — напоследок произнесла учительница. — Не цепляется за прошлое. Говорит — деньги нужнее.
Когда машина с потенциальными покупателями скрылась за поворотом, Елена опустилась на ступеньки крыльца и достала телефон. Пальцы дрожали — то ли от злости, то ли от глубокой обиды.
— Алло, Тань?
— Ой, привет! — голос сестры звучал подозрительно весело. — Как дела? Ты где?
— На даче. Только что общалась с твоими покупателями.
Пауза. Длинная, звенящая пауза, когда ты понимаешь: человек пойман с поличным.
— Лен, я собиралась с тобой поговорить.
— Да?! — Елена больше не сдерживалась. — Поговорить?! После того, как ты уже всё решила? После того, как нашла риэлтора, привела покупателей?!
— Ладно, — Татьяна тяжело вздохнула. — Приезжай в Киев. Поговорим нормально.
— Нет! Ты приезжай сюда! Сюда, на дачу! Которую ты собралась продать за моей спиной!
— Лена, не устраивай драму.
— Драму?! — Елена вскочила со ступенек. — Зоя Григорьевна только что мне рассказала, что ты обещала ей «отдать за символическую цену, лишь бы избавиться от обузы»! Так ты называешь наш родительский дом?!
Снова долгая тишина. Потом раздался утомлённый голос:
— Хорошо. Буду через час.
Татьяна приехала на новенькой иномарке — видимо, дела у старшей сестрички шли очень даже неплохо. Вышла из машины, поправила дорогой плащ и направилась к дому.
— Ну что, — сказала она вместо приветствия, — будем кричать друг на друга или попробуем обсудить всё, как взрослые люди?
— Как взрослые? — Елена сидела на той самой скамейке под старой яблоней. — Это когда тайком решают продать общую собственность?
— Собственность! — фыркнула Татьяна. — Лена, ты вообще представляешь, сколько денег этот дом требует? Крыша протекает, фундамент ползёт, проводка убитая. В прошлом году я вложила 50 000 гривен только на самое неотложное!
Татьяна присела на самый край скамейки, стараясь держаться подальше от Елены.
— Когда мама уходила, ты где была? В своём Львове! Когда отца хоронили, ты приехала на пару дней и сразу умчалась обратно! А кто всё организовывал? Кто бегал по врачам? Кто оформлял все эти бумаги?
— Я работала.
— Все работают! — Татьяна повысила голос. — Но кто-то ещё и о родителях не забывает! А теперь ты появляешься раз в месяц на выходных, ходишь тут с мечтательным видом, вспоминаешь детство. А кто круглый год за всем следит?
Елена молчала. Потому что, увы, сестра была права. Частично, но права.
— И сколько ты хочешь за свою долю? — спросила она тихо.
— Два миллиона гривен. Зоя Григорьевна согласна.
— Два миллиона гривен?! — Елена вскочила на ноги. — За наш дом? Да он же…
— Что «он же»? Разваливается? Старый? — Татьяна усмехнулась. — Именно поэтому и два миллиона, а не четыре. В этом районе участки по пять-шесть миллионов стоят. А мы отдаём почти даром.
— Почти даром, — повторила Елена. — Наши воспоминания почти даром.
— Воспоминания не платят ипотеку! — взорвалась Татьяна. — Воспоминаниями счета не оплатишь! У меня ипотека, кредит за машину, дочь поступает в институт! А ты что предлагаешь? Сидеть и любоваться, как дом превращается в руины?
— А если я выкуплю твою часть?
Татьяна расхохоталась. Злобно, с явной насмешкой:
— Ты?! На что? На зарплату библиотекаря? Лена, ты в своих книжках совсем потеряла связь с реальностью!
— Я найду деньги.
— Где? — Татьяна встала и направилась к калитке. — Займёшь? У кого? Под какие проценты? Очнись! Взрослые люди принимают взвешенные решения. А не цепляются за прошлое, как дети.
— Значит, всё решено? — Елена тоже поднялась. — Без моего участия? Как всегда в нашей семье?
— Что обсуждать?! — Татьяна обернулась. — Ты ведь ничего конкретного предложить не можешь! Только эти твои «а помнишь, как папа», «а помнишь, как мама». Помню! И что с того?
Сёстры стояли друг напротив друга — старшая у калитки, младшая возле дома. Между ними лежали тридцать метров дачного участка и целая пропасть недопонимания.
— Знаешь что, Тань, — сказала Елена медленно, — может быть, ты и права. Может, я и есть эта инфантильная мечтательница, живущая в прошлом.
Татьяна кивнула, явно довольная, что младшая сестра, наконец, «прозрела».
— Но знаешь, в чём наша главная разница? — продолжила Елена. — Ты всегда оцениваешь цену всего, а я понимаю ценность. Для тебя этот дом — статья расходов в бюджете. А для меня — это место, где я до сих пор ощущаю себя дома.
— Дом там, где твоя семья, — отрезала Татьяна. — А не там, где ты играла в детстве.
— Тогда почему ты не посоветовалась со мной? Ведь я тоже твоя семья. Или уже нет?
Татьяна помолчала. Затем открыла дверцу машины:
— Думай до конца этой недели. Либо ты находишь миллион гривен и выкупаешь мою долю, либо мы подписываем договор с покупателями. Третьего варианта нет.
Машина уехала, оставив за собой облако пыли.
А Елена осталась одна в загородном доме, где вдруг стало пугающе тихо. Даже птицы замолчали.
Елена не могла уснуть всю ночь. Лежала в спальне родителей, смотрела в потолок и подсчитывала деньги, которых у неё не было.
Миллион гривен.
В банке на счету — около ста тысяч гривен. Квартира в Львове стоит примерно 750 000 гривен, но продать её — значит остаться без жилья. Зарплата библиотекаря — 17 500 гривен. Даже если откладывать половину, понадобится лет десять.
Утром Елена ехала в Киев с единственной мыслью: кредит. Страшное слово, которое означало годы выплат, вечные переживания, жизнь в режиме строжайшей экономии. Но, может быть, дом того стоил? Или всё же нет?
В банке менеджер — девушка лет двадцати пяти с ярким маникюром — внимательно изучала справку о доходах.
— Видите ли, — сказала она тоном врача, оглашающего неутешительный диагноз, — с вашей зарплатой мы можем одобрить максимум 200 000 гривен. И то под залог имеющейся недвижимости.
— А если я приведу поручителей?
— Ну, — девушка постучала ногтями по столу. — Теоретически возможно. Но поручители должны иметь доход не меньше 50 000 гривен в месяц каждый. И их должно быть не менее двух.
Поручители. Кто из знакомых библиотекаря может быть настолько обеспеченным поручителем?
Елена вышла из банка словно оглушённая. Села в машину и поехала к Татьяне. Пришло время для предельно честного разговора.
— Открой. Я знаю, что ты дома.
Татьяна открыла дверь в домашнем халате, с полотенцем на голове.
— Опять? Лена, у меня нет времени.
— Времени нет, — Елена протиснулась в прихожую. — А на риэлторов время есть? На покупателей время есть?
— Это разные вещи.
— Да? А поговорить с сестрой — это какая вещь?
Татьяна тяжело вздохнула, прошла на кухню. Поставила чайник.
— Ладно. Говори. Нашла деньги?
— Пока нет. Но я их найду.
— Где? — Татьяна обернулась. — Ты же понимаешь, что в банке тебе таких денег не дадут?
— Откуда ты знаешь, что я была в банке?
— А где же ещё? — усмехнулась Татьяна. — Лена, ты живёшь в иллюзиях. Думаешь, кредит — это как в сказке? Взмахнула волшебной палочкой — и миллион гривен у тебя в кармане?
— Я найду поручителей.
— Кого?! — Татьяна рассмеялась. — Твоих коллег-библиотекарей? Или подруг по книжному клубу?
Елена промолчала. Потому что сестра опять была права.
— Послушай, — Татьяна внезапно стала серьёзной. — А давай я тебе объясню, как обстоят дела на самом деле. Честно.
— Давай.
— Дом — это не только милые воспоминания. Это ещё и огромная ответственность. В прошлом году я потратила 50 000 гривен на экстренный ремонт. В этом году нужно полностью менять крышу — это ещё минимум 100 000 гривен. Проводить отопление — 150 000. Делать канализацию — 75 000. Итого — 325 000 гривен. И это только то, что нельзя отложить!
Татьяна говорила, загибая пальцы, словно опытный прораб.
— А ещё налоги, охрана, коммунальные платежи. В год выходит тысяч 50 000 гривен сверху. СВЕРХ твоей зарплаты. Ты готова к этому?
— Я…
— Ты не готова! — перебила Татьяна. — Потому что ты об этом никогда не думала! Ты мечтала только о том, как красиво сидеть под яблоней и ностальгировать по детству!
— А ты думала только о деньгах!
— Да! — выкрикнула Татьяна. — Потому что без денег твоя яблонька через пять лет рухнет! Потому что дом без постоянного ухода превращается в развалины!
— Но это же наш дом! — Елена тоже повысила голос. — Папа его строил своими руками!
— Папа умер! — Татьяна ударила кулаком по столу. — Десять лет назад! И мама умерла! И никто из них не оставил нам средств на содержание этого дома!
— Зато оставили нам дом!
— Руины оставили! Красивые руины, которые я одна тащу на себе уже десять лет!
Сёстры стояли друг напротив друга, красные от негодования.
— И знаешь, что самое обидное? — продолжила Татьяна тише, но не менее ядовито. — Что, когда мама болела, ты приезжала на выходные, привозила цветочки, сидела с ней часик-другой, а потом уезжала обратно в свой Львов. А кто возил её к докторам? Кто покупал лекарства? Кто среди ночи мчался, когда ей становилось плохо?
— Таня…
— Не перебивай! Кто отвозил папу в больницу, когда у него случился инсульт? Кто сидел с ним дни и ночи? А ты что делала? Звонила раз в неделю и спрашивала: «Как у вас дела?»
Елена почувствовала, как слёзы душат её. Потому что это была правда. Горькая, неудобная правда.
— А теперь ты приходишь и требуешь права голоса? — Татьяна была беспощадна. — Тогда, где ты была, когда это право нужно было заслужить?
— Я работала.
— Все работают! Но я умудрялась и работать, И родителей не бросать! А ты выбрала! Выбрала свою удобную жизнь в Львове!
— Это нечестно.
— Нечестно?! — Татьяна взорвалась. — А честно, что я десять лет одна тянула этот воз? Честно, что теперь ты объявляешься и хочешь решать судьбу дома, за который не заплатила ни копейки?
Елена сидела и плакала. Тихо, с чувством полной безнадёжности. Потому что понимала — сестра права. Во всём права.
— Хочешь дом? — Татьяна немного успокоилась. — Тогда докажи, что он тебе действительно необходим. Найди деньги. Возьми на себя ответственность. А не приходи с пустыми руками и красивыми фразами.
— Дай мне месяц.
— Неделя. Как мы договаривались.
— Таня, ну пожалуйста.
— Неделя, Лена. И это моё окончательное слово.
Три дня Елена носилась по Киеву как угорелая.
Обзванивала всех знакомых — может, кто даст деньги в долг? Итог: максимум 25 000 гривен от подруги детства, и то под расписку.
Ездила в другие банки — везде один и тот же ответ: «При вашем доходе это нереально».
Даже сходила к гадалке. Та посмотрела на карты и сказала: «Милая, тебе нужна не валюта, а внутренняя смелость».
На четвёртый день Елена поехала в загородный дом. В последний раз. Попрощаться.
Бродила по комнатам, прикасалась к стенам, вспоминала. Вот здесь папа показывал ей, как правильно держать молоток. Вот здесь мама учила её замешивать тесто. А вот на этой веранде они с Таней устраивали кукольные представления.
И вдруг пришло понимание.
Татьяна права. Абсолютно права.
Дача — это не просто музей воспоминаний. Это живое существо, которое требует заботы, денег, неусыпного внимания. А у Елены есть только романтические грёзы и скромная зарплата библиотекаря.
Но самое важное — сестра была права насчёт родителей. Пока Татьяна тянула на себе весь этот груз, Елена действительно жила своей комфортной жизнью в Львове. Приезжала на всё готовое, вздыхала о «прекрасном прошлом» — и снова исчезала.
Елена достала телефон. Набрала номер.
— Таня? Это я.
— Приняла решение?
— Да, — Елена глубоко вздохнула. — Продавай.
Долгая тишина.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Ты права — я не готова взять на себя такую ответственность. И средств у меня нет.
— Лен, — голос Татьяны неожиданно смягчился. — Может быть, мы что-то придумаем? Рассрочку какую-то?
— Нет, — Елена улыбнулась сквозь слёзы. — Не нужно меня жалеть. Это правильное решение.
— Но у меня есть одно условие, — добавила она. — Я хочу забрать мамины розы и папины инструменты. И наши детские фотографии. Можно?
— Конечно, можно, глупышка.
Через неделю Елена стояла у калитки с большой дорожной сумкой. Зоя Григорьевна с мужем уже въезжали — привезли первые вещи.
— Лена! — учительница радостно помахала рукой. — Не расстраивайся! Мы обещаем хорошо заботиться о доме!
— Знаю, — кивнула Елена.
Она аккуратно сложила в машину горшки с розами, папину дрель, коробку с фотографиями. Это и было её истинное наследство.
А ещё Елена осознала нечто очень важное.
Впервые в жизни она приняла по-настоящему взрослое решение. Согласилась с тем, что не всем мечтам суждено сбыться. Что иногда нужно просто уметь отпустить.
Как думаете, друзья, легко ли нам, взрослым, признавать, что наши романтические воспоминания — это одно, а суровая ответственность за старый дом — совсем другое? Вы бы смогли отпустить такой родной уголок, признав правоту того, кто нёс всю тяжесть его содержания?
