Понимаете, есть особая категория людей, которые внедряются в вашу жизнь абсолютно незаметно. Начинают с каких-то пустяков, с незначительных просьб. Затем переходят к «очень серьёзным нуждам». А в конце концов они посягают на самое святое — на ваш дом.
Светлана появилась у нас в гостях как раз в тот момент, когда Людмила наконец-то твёрдо решила обновить шторы в спальне. Десять лет висели одни и те же! Но Пётр, её муж, постоянно находил причину отложить покупку: то дороговато, то «не к спеху».
— Людочка, голубушка моя! — Светлана бросилась обнимать невестку прямо с порога. — Как же ты, однако, похорошела! И квартирка, замечу, какая уютненькая стала.
Людмила, к своему удивлению, поймала себя на мысли, что золовка осматривает их жильё с какой-то излишней, пристальной внимательностью.
— Петенька, родной мой! — Светлана повисла на брате, драматично вздыхая. — Ты же знаешь, я к тебе прихожу только по самой крайней необходимости.
Крайняя необходимость. Эти слова были очень знакомы. За двадцать лет брака Людмила слышала их от Светланы не меньше десятка раз. И каждый раз эта «крайняя необходимость» имела совершенно конкретную финансовую цену.
— Что случилось на этот раз, Света? — мягко поинтересовался Пётр.
Людмила молча опустилась в кресло. Внутренне приготовилась слушать. Истории Светланы всегда были одинаково полны драматизма и одинаково затратны.
— Ой, Петя, — Светлана всхлипнула и моментально достала платочек. — Такая беда приключилась. Меня на работе… обсчитали! Представляешь, образовалась недостача, а я ведь работаю кассиром. Мне грозят немедленным увольнением, и даже судом!
Людмила про себя глубоко вздохнула. Ну, вот. Началось.
— Сколько? — коротко спросил Пётр.
— Да я даже не знаю, как и произнести. Так стыдно, — Светлана прикрыла лицо ладонями. — Сто двадцать тысяч гривен.
Людмила почувствовала, как у неё перехватывает дыхание. Это же, это же почти вся сумма их семейных накоплений! Деньги, которые они старательно собирали целых два года на капитальный ремонт кухни!
— Света, это очень существенная сумма, — произнесла она с предельной осторожностью.
— Я знаю! — зарыдала золовка. — Понимаю, что прошу много! Но вы же не дадите мне погибнуть? Я же не чужой вам человек! Петя, ну скажи хоть что-нибудь!
Пётр сидел молча. На его лице явно боролись два сильных чувства: искренняя жалость к сестре и чёткое понимание того, что жена, по сути, права.
— Петя, — продолжала давить Светлана, — ты же помнишь, как я тебе в школе с алгеброй помогала? Как я тебе деньги на первый год в институт занимала, когда родители очень болели? Я же тебе тогда всё до копейки вернула!
Вот и оно. Людмила точно знала: сейчас в ход пойдут воспоминания. Как Светлана «всю свою жизнь брата Петю поддерживала», как она «жертвовала собой ради его будущего».
И Пётр сдастся. Обязательно сдастся. Он никогда не мог устоять перед Светланиным коронным «а ты помнишь, как я…».
— Ладно, — тихо сказал Пётр. — Я дам тебе эту сумму.
— Пётр! — Людмила резко вскочила. — Мы же не обсуждали это решение!
— А что тут, собственно, обсуждать? — Муж посмотрел на жену с искренним недоумением. — Света попала в беду. Мы обязаны помочь.
— Эти деньги — наши с тобой накопления на ремонт кухни! Мы два года их собирали!
— Кухня подождёт. А Света действительно может оказаться в тюрьме.
Светлана благодарно всхлипнула:
— Петенька, ты просто золотой. Я всё обязательно верну! Верну! Максимум через полгода, как только премию получу.
Верну. Премию получу. Людмила слышала эти формулировки не раз. И точно знала: она не вернёт. Светлана никогда и ничего не возвращает.
— Когда тебе нужны деньги? — спросил Пётр.
— Завтра с самого утра. На работу приедет комиссия.
Конечно, завтра. Всегда завтра. Чтобы у них не было даже времени хорошенько подумать, посоветоваться, спокойно всё взвесить.
— Хорошо, — кивнул Пётр. — Завтра утром сниму их с депозита.
Людмила продолжала сидеть и молчать. Понимала: спорить сейчас — бесполезно. Пётр уже принял решение. А когда он решает спасать Светлану, переубедить его невозможно.
— Людочка, миленькая, — Светлана подошла к ней, взяла за руки. — Ты ведь не сердишься на меня? Я правда понимаю, как это неудобно. Но разве можно бросить родную семью в беде?
И вот тут самое интересное! Людмила вдруг отчётливо поняла: для Светланы слово «семья» означало лишь одно — неоспоримое право требовать.
— Нет, — соврала Людмила. — Не сержусь.
После ухода Светланы они долго не разговаривали. Пётр смотрел телевизор, Людмила наводила порядок на кухне. Обычные домашние дела. Совершенно обычный вечер. Только их накопления на ремонт в один миг испарились.
— Люда, — наконец окликнул муж. — Ты действительно не злишься?
— Нет, — повторила она.
— Она же это не со зла делает. Просто жизнь у неё сложилась не самым лучшим образом. В пятьдесят пять лет одна, работа дурацкая.
Да-да. Жизнь не сложилась. И поэтому их обязанность — решать её проблемы. За свой счёт. Ценой собственных нервов.
— Я всё понимаю, — тихо ответила Людмила.
И она действительно понимала. Понимала, что Пётр никогда не сможет отказать своей сестре. Что его чувство долга перед ней намного сильнее здравого смысла. И что это далеко не последний такой случай.
Через три месяца Светлана позвонила вновь.
— Петя, — голос у неё был на этот раз какой-то торжественный. — Мне нужно срочно с вами встретиться. Очень серьёзно поговорить.
И Людмила, услышав это, сразу поняла: потерянные деньги на ремонт кухни были всего лишь цветочками.
Ягодки будут позже.
А потом позвонил Пётр. Прямо с работы. Голос у него был очень странный — одновременно виноватый и крайне растерянный.
— Люда. Светка заходила ко мне в офис.
— Деньги принесла отдавать? — обрадовалась Людмила.
— Нет. Она… — долгая пауза. — Она хочет с нами поговорить. Серьёзно поговорить. Вечером зайдёт.
Серьёзно поговорить.
У Людмилы внутри что-то ёкнуло от дурного предчувствия.
— О чём она хочет говорить?
— Сам не знаю. Сказала, что у неё есть к нам предложение.
Предложение от Светланы. Это было похоже на предложение от акулы — что-то из твоего имущества точно будет съедено.
Светлана явилась ровно в семь вечера. И с первого взгляда было очевидно — настрой у неё самый что ни на есть серьёзный. Она не плакала, не причитала. Напротив — деловито уселась на диван, поставив рядом свою сумочку.
— Я тут подумала и всё хорошенько взвесила, — начала она без лишних предисловий, — и решила: хватит мне мучиться.
— Это ты о чём? — Пётр сел рядом с женой, instinctively взяв её за руку.
— А вот о чём. Я живу в этой своей развалюхе, денег постоянно нет, ремонта нет вообще. А у вас тут, — она обвела рукой всю гостиную, — красота и благополучие. И места сколько!
Людмила вся напряглась. Начинается что-то очень нехорошее.
— И я подумала вот что: а зачем мне страдать одной в той старой хрущёвке, когда у моего брата есть такая замечательная трёхкомнатная квартира?
— Как зачем? — Пётр совершенно не понял. — У тебя же есть своё жильё.
— Имею. Но какое! — Светлана презрительно махнула рукой. — Сорок метров полного убожества. А здесь посмотри — целых семьдесят пять метров! Да вы же вдвоём в такой огромной квартире как два гороха в стручке болтаетесь!
У Людмилы перехватило дыхание. Не может быть. Не может же Светлана предлагать то, о чём она сейчас подумала.
— Света, ты о чём вообще? — тихо спросил Пётр.
— О справедливости я говорю! — Светлана выпрямилась, посмотрела брату прямо в глаза. — Ты ведь мужчина семейный, у тебя есть жена. А я абсолютно одна! Что, тебе, родной, комнату для сестры жалко?
— Ты что, совсем с ума сошла? — выдохнула Людмила.
— Да почему с ума? — вскинулась Светлана. — Это же самое логичное и разумное предложение! Петенька, ты же такой добрый, понимающий. Разве ты оставишь свою сестру в нищете, когда можешь с лёгкостью помочь?
Пётр молчал. Сидел, как немой истукан.
— Петь, — Людмила повернулась к мужу. — Скажи же что-нибудь!
— Я… — начал он и снова замолчал.
— Вот видишь! — торжествующе воскликнула Светлана. — Он всё понимает! Родные люди обязаны помогать друг другу!
— Мы уже помогли, — процедила сквозь зубы Людмила. — Сто двадцать тысяч гривен дали.
— Да что эти деньги! — отмахнулась Светлана. — Ерунда, а не деньги. А жильё — это же основа всей жизни! Я же не прошу подарить, я всего лишь предлагаю жить вместе!
Людмила вдруг с ужасом осознала: Светлана говорит это совершенно всерьёз. Она действительно убеждена, что имеет полное право поселиться в их квартире. Просто так. Потому что она «одинокая» и потому что она «нуждается».
— Светлана, — произнесла Людмила медленно, из последних сил сохраняя спокойствие, — эта квартира — наша с Петром. Мы её купили, мы в ней живём, мы её обустраивали.
— А я Петьке в детстве помогала! — Светлана вскочила. — Когда родители болели, кто его на ноги ставил? Кто заставлял его учиться? Я! Значит, и право имею на благодарность!
— Благодарность — это одно, — твёрдо возразила Людмила. — А вот квартира — это совершенно другое.
— Ах, значит, так! — Светлана сделала максимально обиженное лицо. — Значит, для тебя, Людочка, я совершенно чужая! А для родного брата — тоже чужая, выходит!
И она посмотрела на Петра с такой мольбой, с такой неприкрытой болью в глазах. Людмила едва сдержалась, чтобы не скрипнуть зубами. Ну и артистка!
— Петенька, — продолжила Светлана дрожащим голосом, — неужели ты откажешь своей единственной сестре?
Вот и он. Классический, безотказный приём.
Пётр мялся, потел, переводил взгляд то на жену, то на сестру.
— Света, пойми, это всё не так просто.
— Что здесь не так просто? — накинулась на него сестра. — Помочь родному человеку? Или ты считаешь, что я, по-твоему, недостойна жить в хорошем жилье?
— Нет, конечно, не считаю.
— Тогда что?!
Людмила наблюдала за этой сценой и чувствовала, как внутри всё заледенело. Муж её мнётся, лепечет какие-то оправдания. А должен был просто и чётко сказать: «Света, ты несёшь полнейший бред. Наша квартира — это наша крепость, и точка».
Но он этого не сказал.
— Мне нужно время, чтобы подумать, — пробормотал Пётр.
— Думай-думай, — кивнула Светлана. — Только не затягивай с раздумьями. А то я могу прибегнуть и к другим вариантам.
— К каким вариантам? — настороженно спросила Людмила.
— А к всяким, — туманно ответила Светлана. — Справедливость, знаешь ли, можно восстановить разными способами.
После её ухода в квартире наступила такая гробовая тишина, что хотелось просто кричать от напряжения.
— Петь, — сказала наконец Людмила, — ты же не рассматриваешь всерьёз её нелепое предложение?
— Не знаю, — Пётр сидел на диване, уставившись в пол. — Она ведь и правда совсем одна. И живёт, конечно, плохо.
— А мы с тобой что, не люди? — вспылила Людмила.
Пётр молчал. И в этом молчании скрывалась вся его нерешительная позиция.
— Хорошо, — сказала Людмила, чувствуя усталость. — Подумай. Только учти одно: если ты согласишься на этот бред, я пойму одну простую вещь.
— Какую?
— Что наши тридцать лет брака для тебя не значат абсолютно ничего. И что я для тебя, в сущности, действительно никто.
Пётр поднял на неё глаза:
— Люда, ну что ты такое говоришь…
— Ничего. Решай, Пётр. Или ты мой муж и стоишь на защите нашего дома, или ты брат Светланы и потакаешь всем её капризам.
И она ушла в спальню.
Прошла неделя мучительных раздумий. Пётр ходил по дому мрачный, Людмила — ледяная и молчаливая. А потом Светлана пришла снова. На этот раз с какими-то папками в руках.
— Я тут специально посоветовалась с юристом, — заявила она, усаживаясь на диван, как полноправная хозяйка. — Оказывается, у меня есть определённые права на эту вашу квартиру.
— Какие именно права? — спросила Людмила ледяным тоном.
— А вот такие! — Светлана триумфально вытащила папку из сумки. — Помните, когда вы тут ремонт делали, десять лет назад? Я же вам помогала! Я давала деньги на материалы, я своими руками полы вам мыла!
Людмила тут же вспомнила. Действительно, Светлана тогда дала пятнадцать тысяч гривен на ламинат. И действительно приходила помогать.
— И что из этого? — холодно спросила она.
— А то! — Светлана потрясла бумагами. — Юрист говорит, что через суд можно неоспоримо доказать: я участвовала в улучшении ваших жилищных условий! Значит, имею полное право на долю!
У Людмилы внутри всё похолодело. Этого не может быть. Не может же какой-то ненормальный юрист такое заявить.
— Покажи мне, что там конкретно написано, — потребовала она.
Светлана тут же прижала бумаги к груди:
— А зачем показывать? Главное, что права у меня есть! И если мы не договоримся по-хорошему…
— То что?
— То я иду в суд. И получу свою законную долю в принудительном порядке.
Свою долю.
Пётр сидел белый, как стена. А Людмила вдруг почувствовала, как в ней что-то щёлкает. Словно какой-то тумблер переключился.
— Светлана, — произнесла она очень тихо, — а ты хоть понимаешь, что ты сейчас делаешь?
— Понимаю. Восстанавливаю справедливость.
— Ты открыто угрожаешь своему родному брату.
— Не угрожаю, а объясняю ему реальность! — вскинулась Светлана. — Петенька, скажи ей это!
И тут случилось то, чего Людмила не могла ожидать. Пётр поднял голову, посмотрел на сестру и чётко произнёс:
— Нет.
— Что значит «нет»?
— Не скажу. Потому что это полнейший бред.
Светлана опешила:
— Как ты смеешь так говорить?
— А вот так, — Пётр встал с дивана, расправил плечи.
Людмила смотрела на мужа и не верила своим ушам.
— Ничего я тебе не должен. Понимаешь, Света, я всю свою жизнь жил с мыслью, что обязан тебе. И поэтому прощал тебе абсолютно всё, позволял тебе делать что угодно. Я позволил тебе сесть мне на шею. Позволил тебе думать, что моё — это автоматически твоё.
Светлана смотрела на брата, как на самого подлого предателя:
— Хорошо! — прошипела она, не сдаваясь. — Если ты так, то завтра же подаю в суд! И получу свою долю через закон!
— Подавай, — абсолютно спокойно сказал Пётр.
— Что?!
— Говорю же — подавай. Только сначала покажи мне эти твои бумажки от юриста.
Светлана тут же замялась:
— А зачем их показывать…
— Покажи, — настойчиво повторил Пётр.
— Не покажу! И ты не имеешь права требовать!
И тут Людмила мгновенно поняла: никаких бумаг нет. Никакого юриста не существует. Есть только запредельная наглость и дикое желание заполучить чужое.
— Света, — сказала Людмила, — а давай-ка я сама схожу к юристу? Узнаю, какие у тебя на самом деле есть права?
— Не нужно! — быстро проговорила Светлана. — Я сама разберусь!
— Нет, схожу. Завтра же утром схожу.
— Людмила Петровна, — вдруг изменился тон Светланы, став просящим и униженным, — ну зачем вам эти лишние проблемы? Давайте же просто по-человечески договоримся.
— Как по-человечески? — спросила Людмила. — Отдать тебе комнату?
— Ну, не отдать… а поделиться!
Светлана резко встала, сгребла свои пустые бумажки:
— Ладно. Запомните этот день. Запомните, как вы оба предали свою родную сестру ради каких-то глупых кирпичей!
— Запомним, — кивнул Пётр. — И будем этим гордиться.
— Гордиться?!
— Да. Тем, что вовремя поставили человека на его место.
Светлана хлопнула входной дверью так, что, казалось, посыпалась штукатурка.
А Людмила с Петром остались стоять посреди гостиной. Вдвоём. Обнявшись.
— Прости меня, — тихо сказал Пётр. — За то, что так долго позволял ей всё это.
И знаете что? Людмила поверила ему. Потому что в его глазах больше не было той вечной, мучительной вины перед сестрой.
Через месяц им рассказали соседи: Светлана продала свою старую хрущёвку. Купила скромную однокомнатную квартиру в новостройке на далёкой окраине, остальные средства, видимо, потратила.
— Может, зайдём, поздравим её? — неуверенно предложил Пётр.
— Не стоит, — покачала головой Людмила. — Она сделала свой выбор.
И вот что самое удивительное: их брак с тех пор стал только крепче. Пётр полностью прекратил раздваиваться между своей женой и сестрой. А Людмила перестала с опаской ждать очередного удара или предательства.
