Марина переступила порог квартиры своей золовки в тот самый день, когда её привычный мир буквально рассыпался на части.
Звук сирены скорой помощи ещё звенел в ушах. Сергея забрали прямо с работы — тяжёлые стальные двери отделения реанимации захлопнулись перед самым её носом. «Ждите в коридоре», — коротко бросила медсестра. И Марина ждала. Час. Два. Целые сутки. Телефон мужа — бесполезный кусок пластика — лежал в её сумке.
Сообщение от Аллы вытащило её из оцепенения: «Ты где? Что с Серёжей?» Марина не стала перезванивать — сил хватило только на короткий ответ: «Больница. Реанимация. Инфаркт».
Алла перезвонила через минуту.
— Господи, Марин! Ты там одна? — В её голосе звучало настоящее, искреннее волнение. — Ты хоть спала?
— Нет, я… здесь… — Марина с трудом выталкивала слова. — Врачи ничего конкретного не говорят.
— Так! — решительно заявила Алла. — Приезжай ко мне немедленно! Мы живём в пятнадцати минутах от больницы. Будешь каждый день его навещать, а не мучиться на этих дурацких пластиковых стульях.
Марина хотела отказаться. Но мысль о возвращении в пустую квартиру с фотографиями счастливого Сергея, с его запахом на подушке… Нет.
— Спасибо, — прошептала она. — Я приеду.
Через полтора часа, измотанная, с покрасневшими глазами и одной небольшой дорожной сумкой, Марина стояла у двери просторной трёхкомнатной квартиры младшей сестры своего мужа.
Алла распахнула дверь — взъерошенная, с мокрым пятном на своей футболке и размазанной тушью под глазами.
— Наконец-то! Я уже извелась вся! — Она схватила Марину за руку, втаскивая её в прихожую. — Как Серёжа? Что говорят врачи? Господи, у тебя руки ледяные!
Из глубины квартиры донёсся пронзительный детский плач.
— А, чтоб тебя! — Алла раздражённо дёрнула плечом. — Только уложила! Располагайся, Марин. Забирай ту комнату — там нормальный диван. И не спорь! — Она выставила палец, пресекая все возражения. — Никаких «не хочу стеснять». Родня для того и нужна, чтобы в трудную минуту поддержать.
Первая неделя прошла как в тумане. Утро — больница, коридор, везде запах лекарств. Разговоры с врачами, которые очень скупились на прогнозы. Вечер — квартира золовки, где шумела совсем другая жизнь.
Алла работала в салоне красоты через дорогу — она мастер маникюра. У неё был свободный график: появился клиент — побежала. Нет записей — возится с Мишкой, своим трёхлетним сыном, который остался с ней после прошлогоднего развода. Но она осталась не только с ребенком, но и с квартирой, которую муж при разводе отписал сыну.
Марина заняла комнату в самом конце коридора. Теперь это была её территория. Впрочем, она всегда мыла за собой чашки, заправляла постель, старалась не шуметь. Пыталась быть абсолютно невесомой.
На девятый день Сергея перевели в обычную палату. Марина впервые смогла посидеть рядом, подержать его за руку, увидеть на его лице слабую улыбку.
— Живой, — сказал он, сжимая её пальцы.
Вечером она вернулась к золовке с бутылкой красного вина — отпраздновать эту маленькую победу.
— Ну как ты? — спросила Алла, разливая тёмно-рубиновую жидкость по бокалам.
— Лучше, — Марина сделала глоток. — Сегодня впервые за целую неделю нормально вздохнула.
— А твоя работа-то что? Ты отпуск взяла?
Марина кивнула:
— Накопила почти на два месяца за пять лет. Всё некогда было.
— Где хоть трудишься сейчас?
— На мебельной фабрике. Занимаюсь финансовым планированием.
Алла издала протяжный свист:
— Ужас какой! Как ты не рехнулась от этих цифр?
— Привыкаешь, — Марина пожала плечами. — Сначала ради зарплаты, потом втягиваешься.
— А я вот творю настоящую красоту! — Алла выставила пальцы с замысловатым градиентным маникюром. — Устаёшь не меньше, зато сразу видишь восторг в глазах у клиенток. И благодарность получаешь каждый день.
Марина молча кивнула. В мире цифр никто не аплодирует правильным расчётам. Зато и не приходится улыбаться всем подряд и притворяться.
Однажды утром, когда она собиралась в больницу, то наткнулась в раковине на чашку с засохшей коричневой жижей на дне. Не свою. Аллы.
Вечером в той же раковине — тарелка с присохшими желтками и хлебными корками.
«Торопилась, видимо», — подумала Марина и тут же ополоснула посуду.
На следующий день — всё повторилось. Через день — в раковине уже был целый натюрморт: кастрюля с остатками каши, сковородка, две чашки.
Алла не просила убирать. Не намекала. Просто оставляла следы хозяйственного хаоса, которые исчезали сами собой — руками Марины.
В пятницу на кухонном столе красовалась целая гора крошек вперемешку с разводами от сладкого сиропа. Под ногами что-то хрустело. На диване — скомканная простыня с пятнами от сока.
«Это не моя квартира. Не моя ответственность», — промелькнуло у Марины.
Но когда Алла ушла гулять с ребёнком в парк, она достала пылесос. С каким-то яростным удовольствием вычистила каждый угол, вымыла пол, разложила все разбросанные вещи по местам.
Закончив, упала на кровать с очень противоречивыми чувствами — усталость смешалась с удовлетворением и тревогой.
Утром Алла, собираясь на запись, проскакала по вычищенным коврам — и ничего не сказала. Ни слова благодарности, ни удивления. Как будто чистота в доме — это нечто совершенно само собой разумеющееся.
Незаметно для себя Марина начала готовить на всех. Сначала — по инерции. Привыкла варить борщ на неделю вперёд. А потом заметила, что Алла с аппетитом уплетает её запеканки и рагу.
— Слушай, ну ты просто волшебница! — воскликнула как-то золовка, подчищая соус кусочком хлеба. — Где ты такому научилась-то?
На этом благодарности закончились. Алла принимала заботу как должное, лишь изредка комментируя: «Соли маловато» или «Можно поострее в следующий раз?»
Марина не спорила. Готовка заполняла пустоту в её груди. Когда руки замешивают тесто — голова не прокручивает слова врачей о возможных осложнениях.
Однажды, когда она развешивала бельё, то обнаружила в корзине детские вещи — крошечные футболки, штанишки, носочки размером с её ладонь. Она рассортировала, постирала, развесила.
— Ого! — Алла замерла на пороге ванной с открытым ртом. — Ты даже это осилила? Я бы ещё неделю собиралась.
И снова ни слова благодарности — только изумление.
Марина подавила горечь в горле. «Стараюсь не для благодарности. А для себя».
К исходу месяца личные границы окончательно размылись. Марина автоматически мыла полы каждые три дня, готовила на троих, развешивала чужие вещи и гладила бельё.
Появился новый сценарий: Алла названивала из салона — «У меня запись на два часа, не посидишь с Мишкой?» — и Марина всегда соглашалась. Отчасти потому, что привязалась к мальчишке. Отчасти — из странного чувства долга.
Сергею становилось всё лучше. Он уже сидел, смотрел телевизор, разгадывал кроссворды. Врачи заговорили о выписке через пару недель.
— Берегите его сердце, — сказал кардиолог, откладывая снимки. — И своё тоже не изнашивайте.
Марина кивнула. Всю свою жизнь она берегла чужие сердца. Своё как-то не научилась.
Вторник ворвался в её жизнь оглушительной трелью будильника. Марина подскочила на кровати, ещё не понимая, где находится. Больница? Дом? Чужая квартира стала для неё настолько привычной.
Шесть утра. За окном — серое небо и моросящий дождь. В коридоре — тишина. Алла, отработавшая вчера до девяти вечера, наверняка крепко спит.
Марина прошлёпала на кухню. Включила чайник, достала муку, яйца, молоко. Блинчики — быстро и сытно.
Только она успела разлить тесто на шипящую сковородку, как на пороге возникла Алла — взъерошенная, с красными от недосыпа глазами, в растянутой майке с пятнами.
— Доброе утро, — пробурчала она, направляясь к кофеварке. — Ерунда какая-то, не могу выспаться.
— Кофе? — Марина уже наливала дымящийся напиток в кружку с разноцветными узорами.
— Спасибо, — буркнула Алла, падая на стул. — Что там с Мишкой?
— Спит ещё, я заглядывала.
Телефон Аллы разразился пронзительной мелодией.
— Кому там не спится? — Она схватила трубку, бросила взгляд на экран и присвистнула. — Вот это да! Запись на десять, на двенадцать и на час! — Она лихорадочно пролистала сообщения. — Причём все — постоянные клиентки. Вернусь не раньше трёх, наверное.
— Нормально, — кивнула Марина, переворачивая блинчик. — Я к Сергею после обеда.
Алла что-то промычала, обжигаясь кофе. Марина поймала её оценивающий взгляд, скользящий по кухне.
— Слушай, а полы ты когда мыла в последний раз?
Вопрос прозвучал настолько естественно, будто Марина здесь — штатная уборщица. Она замерла со сковородкой в руке.
— Позавчера, кажется.
— А… — Алла поставила чашку и потянулась. — Там Мишка вчера сок разлил в коридоре, я вытерла, но всё равно липко осталось. И в ванной что-то… не очень.
Марина промолчала. Внутри шевельнулось глухое раздражение. С каких пор уборка в квартире Аллы стала её обязанностью?
После завтрака золовка удалилась собираться. Проходя по коридору, Марина наступила на что-то влажное — действительно, апельсиновый сок, который уже превратился в липкую субстанцию. Она зашла в ванную — на полу темнели брызги зубной пасты, на зеркале — отпечатки детских пальчиков.
Марина готовила завтрак для Миши, когда из спальни выпорхнула Алла — накрашенная, в узких джинсах и блузке, не скрывающей пышный бюст.
— Всё, я убегаю! — объявила она, щёлкая замком своей сумочки. — Постоянная клиентка, опаздывать никак нельзя.
— Хорошего дня, — отозвалась Марина, вытирая размазанную по столу кашу.
Алла уже стояла в дверях, но вдруг остановилась и вернулась на кухню.
— Слушай, у меня тут такое дело… — Она нервно заправила прядь за ухо. — У меня на пять часов отменилась запись, но в шесть появилась новая. Очень денежная клиентка, свадебный маникюр. Ты ведь будешь дома?
— Да, я в больницу только после четырёх.
— Шикарно! — Алла хлопнула в ладоши. — Тогда я не буду домой забегать, останусь в салоне. Заодно ногти себе подправлю. Ты ведь с Мишкой посидишь? — Она запнулась, глядя на лицо своей невестки. — И слушай… там на балконе бельё сохнет уже второй день. Может, погладишь, а? И ещё… — Она замялась ещё сильнее. — Ты не посмотришь, что с пылесосом? Он так странно гудит у тебя. Может, забился? Или сломался?
Марина медленно вытерла руки полотенцем. Внутри поднималась горячая волна. Раздражение? Злость? Возмущение? Слишком долго она подавляла эти чувства.
— Хорошо, — ответила тихо, отворачиваясь к окну.
— Класс! — Алла показала два больших пальца и выпорхнула в коридор.
Входная дверь хлопнула.
Марина осталась одна, глядя в окно на свинцовое небо и проносящиеся вдалеке автомобили. Когда она из гостьи превратилась в прислугу?
День тянулся бесконечной резиновой лентой. Игры с Мишей, разборка пылесоса (фильтр действительно забился пылью и волосами), глажка постельного белья, приготовление обеда, мытьё посуды.
В половине четвёртого Марина стала собираться в больницу. Натянула на Мишу чистую футболку, комбинезон, носочки с динозаврами.
— Сейчас мы с тобой сходим к тёте Кате, — сказала она, застёгивая молнию на детской куртке.
Катя — соседка Аллы — иногда присматривала за мальчиком. Марина договорилась с ней накануне.
Только они вышли в прихожую, как дверь распахнулась с грохотом. На пороге — Алла, запыхавшаяся, с растрёпанными волосами и блестящими от возбуждения глазами.
— Уф, ты ещё здесь! Успела! — Она швырнула сумку на тумбочку и выпалила скороговоркой: — Мне нужно срочно бежать обратно! Припёрлась клиентка без записи. Срочно улетает. Предложила двойную оплату!
— Я в больницу собралась, — начала Марина, но Алла перебила её взмахом руки:
— До больницы ещё успеешь! Я быстро вернусь, правда!
Она метнулась в ванную, с грохотом включила воду. Пока Алла приводила себя в порядок, Миша подбежал к столу и схватил маленький пакет с соком, оставленный после завтрака. Секунда — и липкая оранжевая жидкость разлилась по только что вымытому полу.
— Миша! — воскликнула Марина, бросаясь к мальчику.
Из ванной выскочила Алла — умытая, с расчёской в руке, одной рукой поправляя макияж. Увидев лужу на полу, она недовольно поморщилась.
— Слушай, ты же полы помыла? — Она окинула коридор оценивающим взглядом.
Марина почувствовала, как её лицо каменеет. Сердце застучало часто-часто.
— Да, я мыла. Миша только что сок опять разлил.
— Вот видишь! — В голосе Аллы появились командные нотки. — Миша целый день дома ползает, а ты уследить не можешь. Что там с пылесосом?
— Фильтр забился, я почистила, — ответила Марина, и внутри неё бушевал настоящий ураган.
— А что у нас на ужин?
Марина промолчала. Она смотрела на золовку совершенно новым взглядом — острым и ясным, словно впервые разглядела настоящую Аллу. Перед ней стояла молодая женщина, которая распоряжалась её временем и силами, как своей собственностью.
— Мне пора, — сказала Марина, крепче сжимая детскую ладошку. — Я обещала Сергею быть в четыре.
— Подожди! — Алла шагнула вперёд, преграждая путь. — Мне реально нужно бежать! Это очень важная клиентка! Миша только проснулся после дневного сна, не могу же я его с собой в салон тащить.
— Я договорилась с Катей…
— Какая Катя? — Алла фыркнула. — Она к внукам уехала на целую неделю! Мне Маринка из двенадцатой квартиры рассказала.
Марина замерла. Это действительно так? Или золовка просто врёт, чтобы удержать бесплатную няньку?
— Слушай, так всего на пару часов! — Алла перешла в наступление. — Посиди с ребёнком и полы помой. Мне тяжело одной за порядком следить, — заявила золовка, собирая волосы в высокий пучок.
И что-то щёлкнуло внутри Марины — как выключатель лампы. Все эти недели терпения, уступок, молчаливого согласия закончились одной короткой фразой.
— Раз тяжело, то не рожай. Я не при чём, — произнесла она ледяным тоном.
Алла застыла с поднятыми руками, словно в стоп-кадре. Её глаза округлились от изумления, рот приоткрылся в немом вопросе.
— Ты это… серьёзно сейчас?
— Более чем. — Марина встретила её взгляд прямо, без колебаний. — Я сюда приехала не тебя обслуживать. А ты даже «спасибо» не удосужилась сказать. Ни разу.
— За что спасибо? — возмутилась Алла, но голос её дрогнул, выдавая растерянность.
— За чистые полы. За горячие обеды. За выглаженные простыни. За вымытые окна. За то, что я каждый божий день сижу с твоим ребёнком, пока ты зарабатываешь свои деньги.
— Но ты же сама всё это… — Алла запнулась. — Ты сама захотела! Я не просила!
— Не просила? — Марина усмехнулась. — Конечно, ты просто оставляла грязную посуду. Просто разводила бардак. Просто «забывала» помыть полы. А потом привыкла, что у тебя есть личная домработница. Бесплатная.
— Да ну тебя, Марин! — Алла попыталась перевести всё в шутку. — Какая домработница? Ты моя родня! Мы же семья!
— Вот именно, — отрезала Марина, подхватывая сумку. — Я твоя родня. Не прислуга.
Она решительно направилась к двери.
— И куда ты? — В голосе Аллы зазвучали жалобные нотки. — А с Мишкой что?
— К мужу в больницу. А Мишка — твой сын. Ты мать, ты и решай.
Марина решительно направилась к двери.
— И куда ты идёшь? — В голосе Аллы зазвучали жалобные нотки. — Я же сказала — мне срочно нужно!
— В больницу, как и планировала.
— А Мишка?
— Твой сын, твоя ответственность.
Алла метнулась к ней:
— Но у меня клиентка! Деньги! Я не могу её потерять!
— Значит, бери сына с собой. Или откажись от записи. — Марина надела куртку. — Это твой выбор.
— Ты серьёзно меня бросаешь?
— Я возвращаюсь домой. Сегодня вечером заберу свои вещи.
Захлопнув за собой дверь, Марина услышала сквозь неё возмущённое: «Да как ты смеешь!»
Вечером, после больницы, она вернулась за своими вещами. Алла встретила её молчанием — демонстративно кормила Мишку, не поднимая глаз. Марина собрала сумку за десять минут и ушла навсегда.
