Звонок в дверь раздался ближе к половине одиннадцатого вечера. Бывало ли у вас такое — ещё до того, как посмотришь в глазок, уже нутром чувствуешь: грядут крупные неприятности?
Вера Павловна посмотрела через глазок. Олег. Её племянник. Ему уже двадцать восемь, но он всё такой же, каким был всегда: растрёпанный, с воспалёнными глазами и этой специфической, приторной улыбкой. Той самой, которая всегда служила прикрытием для его очередной, очень срочной просьбы.
— Тётя Вера, открой же. Это я.
Она не сдвинулась с места. Стояла, прижавшись к двери, и слушала, как он беспокойно переминается с ноги на ногу в маленьком коридоре.
— Тётя Вера, ну я знаю, что ты дома. Свет же горит. Мне просто негде сегодня голову приклонить.
— Олег, поезжай к себе, — сказала Вера Павловна сквозь плотное дерево.
— Какой к себе?! Кристина меня выставила! Мы поругались из-за… да неважно, из-за чего! Тётя Вера, ну тебе что, сложно? Всего одну ночь, прошу!
Соседка, баба Дуся, приоткрыла свою дверь. Она покачала головой с видимым осуждением, обращаясь к Вере Павловне:
— Вера, и как тебе не стыдно? Родного племянника на лестнице оставлять.
А вот это самое важное. Баба Дуся не знала всей правды. Никто не знал, что произошло три года назад. Как Олег попросился «всего на одну ночёвку», а в итоге растянул это пребывание на полгода. И как постепенно из квартиры начали исчезать её вещи. Сначала незаметные — фамильные серебряные ложки, небольшие золотые украшения. Потом — отцовские часы.
— Тётя Вера, — голос за дверью теперь стал нарочито жалким, давящим на совесть, — я же не посторонний человек тебе! Моя мама, твоя сестра Ирина, она бы не простила тебе такого поступка, если бы узнала.
Вот он, манипулятор, добрался и до памяти о покойной сестре Ирине, которая до последнего вздоха вытаскивала своего «золотого мальчика» из любых передряг. Которая умерла, так и не осознав, что её сынок промышляет мелким криминалом.
— Олег, — произнесла Вера Павловна тихо, но с железной твёрдостью, — я уже однажды совершила эту ошибку и пустила тебя. Довольно.
— Что довольно?! Ты о чём вообще говоришь?!
Соседка баба Дуся подошла ближе к их двери:
— Вера, ну что же ты за человек? Ребёнок же просит помощи!
Ребёнок. Двадцать восемь лет, два условных срока, ворох кредитов, оформленных на чужие валюты — и всё ещё «ребёнок».
— Тётя Вера, — тон Олега сменился на откровенно злой и мстительный, — если не откроешь, я всем и каждому расскажу, какая ты скупая старуха. И про наследство мамино вспомню. Ты же мне обещала.
В этот момент Вера Павловна окончательно поняла: всё, предел. Три года назад она дала ему шанс. Предложила кров, еду, средства. А в ответ получила разгромленную квартиру, долги и визиты полиции к своему порогу.
Она подошла к двери вплотную и произнесла каждое слово чётко, как приговор:
— Олег, послушай меня очень внимательно. Я не открою. Ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо ещё. Иди к Кристине. Или к своим приятелям. Или куда тебе угодно. Мне абсолютно всё равно.
За дверью повисла гробовая тишина. Потом раздался отборный, грубый мат. И тяжёлый топот по лестнице вниз.
Баба Дуся осуждающе покачала головой:
— Вот оно, воспитание. Племянника выгнала, а он ругается.
— Да, баба Дуся, — кивнула Вера Павловна. — Именно воспитание.
И она закрыла дверь на все возможные засовы и замки.
Дома Вера Павловна не могла успокоиться, лёжа в кровати. А может, они и правы? Может, стоило уступить? Дать ещё один последний шанс?
И тут она вспомнила всё, в мельчайших подробностях.
Как три года назад тоже раздался звонок. Тот же Олег — только выглядел он тогда моложе, но с ещё более несчастным видом.
— Тётя Вера, меня уволили. Совершенно не по делу! Начальник прицепился, говорит, что воровство. Да разве я дурак, чтобы воровать прямо на работе?
Она тогда поверила. Распахнула дверь, обняла его. Накормила тёплым борщом, постелила на диване в гостиной.
— Ничего, — утешала она его, — найдём тебе что-то получше. Главное, не падай духом.
Представьте, что вы искренне верите в человеческую доброту. И думаете, что ваша ласка и участие могут изменить чужую судьбу.
Первую неделю Олег изображал поиск работы. То есть говорил, что ищет. Лежал на диване, зависал в телефоне, постоянно обещая:
— Завтра пойду по собеседованиям. Сегодня что-то голова неважно себя чувствует.
Вера Павловна готовила, убирала, стирала его вещи. Думала: это ненадолго. Человек просто попал в трудную ситуацию.
Через две недели он поинтересовался:
— Тётя Вера, а можно я Кристину приведу? Девушку мою. Просто хочу вас познакомить.
Кристина, скажем так, оказалась дамой… весьма своеобразной. С огромными накладными ресницами, ярко-синими волосами и такой биографией, что Вера Павловна начинала молиться о них по ночам.
— Ой, тётя Вера, какая у вас квартира шикарная! — щебетала Кристина, разглядывая старинный мамин сервиз. — А это настоящий, советский хрусталь?
А теперь внимание. Уже через сутки мамина хрустальная салатница бесследно исчезла. Олег клялся, что не брал. Кристина тоже. Наверное, Вера Павловна сама её куда-то засунула и забыла.
Через месяц соседи начали возмущаться. То громкая музыка до трёх утра, то в подъезде пахнет табачным дымом, то какие-то подозрительные личности шныряют вокруг.
— Вера Павловна, — строго говорила баба Дуся, — у вас что, притон тут открылся?
— Это племянник мой гостей принимает. Молодёжь же.
Потом пропали отцовские золотые часы. Те самые, с дарственной гравировкой от завода. Единственный, бесценный сувенир о нём.
— Олег, ты часы не видел?
— Какие часы? А, те, что на комоде? Нет, не видел.
Но глаза его нервно бегали. И Вера Павловна поняла всё.
На третий месяц племянник объявил:
— Тётя Вера, мне очень срочно нужна валюта. Я нашёл идеальную работу, но нужен вступительный залог.
Четыре тысячи семьсот гривен. Последние сбережения Веры Павловны. Олег торжественно обещал вернуть их через неделю.
Казалось бы, что может быть хуже этой наивности! Но, как выяснилось, может.
Когда в шесть часов утра раздался звонок. На пороге стояли двое мрачных, очень вежливых мужчин в кожаных куртках.
— Вера Павловна?
— Да.
— У вас проживает Олег?
— Мой племянник.
— Понятно. Видите ли, ваш племянничек должен нашему общему знакомому довольно внушительную сумму денег. Очень приличную.
У Веры Павловны похолодело внутри.
— Сколько?
— Пятьдесят тысяч. С процентами это уже тридцать три тысячи гривен.
Тридцать три тысячи гривен! Где ей было взять такие средства?!
— Понимаете, — продолжал один из мужчин, с идеальной вежливостью, — нам, в общем-то, без разницы, кто заплатит. Главное, чтобы долг был закрыт. А то ведь всякое может случиться. Квартира у вас хорошая, между прочим. Жалко было бы, если бы что-то с ней произошло.
После этого визита Олег исчез на неделю. Кристина объяснила:
— Он в срочную командировку поехал. Скоро приедет с деньгами, всё вернёт.
А через три дня Вера Павловна обнаружила, что из её сумочки пропал паспорт.
И ещё через день пришло уведомление из банка, расположенного на улице Грушевского — на её имя оформлен кредит. На те самые тридцать три тысячи гривен.
Спустя полгода.
— Тётя Вера, ну что ты так паникуешь?! Я же всё верну! У меня сейчас бизнес пошёл в гору!
Его «бизнес» оказался торговлей тем, что лучше не упоминать вслух.
— Олег, убирайся из моего дома! Прямо сейчас!
— Ты что, тётя, с ума сошла?
— Убирайся, говорю тебе!
— Я не уйду! Это моё законное право — жить здесь! По наследству от моей мамы!
И это ещё не всё. В ту же ночь на кухне начался пожар. Олег «случайно» забыл сигарету. Огонь еле-еле потушили соседи. Ущерб — полстены выгорело до кирпича.
— Тётя Вера, ну прости. Не специально же.
А утром соседи вызвали участкового. Из-за дикой драки в подъезде. Олег с каким-то типом не поделили «территорию».
— Вера Павловна, — сказал участковый Андрей Игнатьевич, — либо ваш родственник немедленно съезжает, либо мы возбуждаем дело уже по вашей квартире.
Олег ушёл в тот же день. Даже не попрощался. Только крикнул с порога:
— Пожалеешь об этом, старая! Ещё на коленях приползёшь ко мне!
А через месяц Вера Павловна узнала — он осужден. За кражу. На два года.
И вот теперь он снова на свободе. И снова просит «всего лишь переночевать».
На следующий день Олег исчез. Вера Павловна подумала: слава богу, навсегда. Но через неделю ей позвонила сестра покойной Ирины — тётя Галя.
— Вера! Что ты натворила?! Олег в больнице лежит!
Сердце у Веры Павловны невольно сжалось:
— Что с ним?
— Его избили! На вокзале Львова! Он там ночевал, бедный, после того как ты его выставила! Сломаны рёбра, сотрясение. Врачи говорят — чудом жив остался!
Представьте: услышать такое о человеке, которого вы сами накануне выставили за дверь. Какие чувства приходят в этот момент?
— Галя…
— Молчи! — оборвала тётя Галя. — Ты же понимаешь, что это ты виновата? Если бы пустила его переночевать, ничего бы не случилось!
Трубку бросили. Вера Павловна села на кухне и заплакала. Бывало ли у вас такое — знаешь, что поступил единственно правильно, а при этом чувствуешь себя последним чудовищем?
К вечеру явились родственники. Вся родня по линии покойной Ирины: Галя, её сын Григорий, двоюродная сестра Лариса. Они уселись за кухонным столом и устроили настоящий семейный суд.
— Вера, — начала Галя, — мы тут посоветовались и решили. Ты должна забрать Олега к себе. Пока он не восстановится. Ты всё равно живёшь одна в такой большой квартире.
— Что?!
— Ну, ты же понимаешь: после больницы ему некуда идти. Кристина его бросила. Комнату снимать не на что.
— Галя, я не могу.
— Можешь! — Григорий с силой стукнул кулаком по столу. — Квартира у тебя большая! Пенсия, мы знаем, приличная! А ты из-за каких-то мелких обид…
Мелких обид? Вера Павловна посмотрела на них и окончательно поняла: они не знают. Никто из них не знал правды. Для них Олег оставался «славным мальчиком, который немного оступился».
— Почему я не пустила племянника? Да потому что однажды я уже совершила эту ошибку, — решила поделиться Вера Павловна. — Это не мелкие обиды. Он жил у меня полгода. Хотите знать, во что это мне обошлось?
— Ну что там могло быть? — пренебрежительно махнула рукой Лариса. — Ел много? Свет жег? Подумаешь.
И Вера Павловна впервые за три года решилась рассказать им всё. Всю горькую правду.
В ответ — тишина. Потом Григорий процедил сквозь зубы:
— Докажи.
Вера Павловна достала справку из банка о кредите, оформленном на её имя. Выписку с лицевого счёта. Справку из УВД о возбуждении дела.
— Вот. Смотрите.
Они смотрели. Молча. А потом Галя с влажными глазами сказала:
— Ну, даже если это чистая правда. Он же исправился! В колонии работал, не пил же там.
— В колонии он два года торчал! — крикнула Вера Павловна. — А как только вышел — сразу ко мне с той же самой просьбой!
— Тётя Вера, — вмешался Григорий, — ну хорошо, были у него проблемы. Но сейчас он лежит, избитый! Ему жизнь спасать надо!
В дверь снова позвонили. На пороге стоял участковый — Андрей Игнатьевич.
— Добрый вечер, Вера Павловна. Можно на минутку?
— Конечно, заходите.
— Дело вот какое… Ваш племянник из больницы сбежал. Его сейчас разыскивают. Дело в том, что избили его не просто так. Он снова ввязался в торговлю запрещёнными веществами. И крупную партию товара он «потерял». Теперь он должен очень серьёзным людям.
Лица родственников стали мертвенно-бледными.
— Сколько? — спросила Вера Павловна абсолютно спокойным голосом.
— Двести тысяч. С процентами уже сто сорок тысяч гривен.
Галя испуганно охнула:
— Сто сорок тысяч?!
— Да. И вот эти люди, они уже успели поинтересоваться, где он может скрываться. Самый первый адрес, который они назвали — ваш, Вера Павловна.
И это ещё не всё. Участковый достал две фотографии:
— Вот эти двое вчера крутились у вашего подъезда. Соседи видели.
На фотографиях — те самые типы в кожаных куртках. Те, что три года назад так вежливо «интересовались» квартирой Веры Павловны.
— Если ваш племянник вдруг появится — немедленно звоните мне. Не пускайте его. Это опасно. Для всех жильцов дома.
Когда участковый ушёл, родственники сидели за столом словно громом поражённые.
— Вера, — прошептала Галя, — а мы ведь не знали.
— Вы просто не хотели знать, — ответила Вера Павловна. — Вам было куда проще считать меня злой, чёрствой тёткой, чем признать: Олег — мошенник и вор.
— Но что же нам теперь делать? — заплакала Лариса. — Он же всё-таки родной человек.
— Ничего не делать. Пусть сам выпутывается. Как взрослый, совершеннолетний мужчина.
— Но его же убьют!
Вера Павловна встала. Подошла к окну. На улице стремительно темнело. Где-то там, в городе, блуждал Олег. Искал, к кому бы ещё прибиться. Кого бы использовать.
— Галя, — сказала она, не оборачиваясь, — а ты помнишь, что говорила моя мама, когда Ирина собралась замуж за Олегова отца?
— Что?
— «Не связывайся с человеком, склонным к зависимости. Иначе твои дети будут расплачиваться за это всю жизнь». Помнишь?
— Помню.
— Так вот. Дети Ирины расплачиваются. А я больше не буду расплачиваться за чужие, многолетние ошибки.
В эту минуту снова зазвонил телефон. Звонил Олег.
— Тётя Вера! Умоляю! Меня точно убьют! Пусти хотя бы на одну ночь! Я больше никогда не буду! Клянусь мамой!
Все родственники смотрели на неё. Ждали, что она скажет.
Вера Павловна взяла трубку и ответила:
— Нет, Олег. И больше не звони.
Она отключила телефон. Достала сим-карту. Сломала её пополам.
— Всё, — сказала она родственникам, поворачиваясь. — Разговор окончен.
Родственники, не попрощавшись, ушли. Вера Павловна осталась в одиночестве и впервые за много лет ощутила абсолютный покой.
Участковый заходил ещё раз — сообщить, что Олега нашли. В Ужгороде. Живой, но сильно побитый. Теперь он сел уже по-настоящему. За торговлю запрещённым в особо крупном размере.
— Лет на пять точно загремел, — сказал Андрей Игнатьевич. — Так что можете спать спокойно.
А ещё через месяц произошло то, чего Вера Павловна никак не ожидала. В дверь позвонили в субботу утром. На пороге стояла молодая, опрятная женщина с маленькой девочкой на руках.
— Извините, вы Вера Павловна?
— Да.
— Меня зовут Алина. Я из реабилитационного центра для женщин. Нам сказали, что вы, возможно, хотели бы помочь.
Вера Павловна слегка растерялась:
— Простите, а кто вам сказал?
— Отец Иоанн. Из храма. Он сказал, что вы к нему приходили, интересовались, как можно по-настоящему помочь тем, кто попал в беду.
Неделю назад Вера Павловна действительно заходила в храм. Не молиться. Просто побыть в тишине. И разговорилась там со священником.
— Батюшка, как отличить — где помощь, а где просто потакание человеческой слабости?
— Знаете, — ответил Отец Иоанн, — есть простое правило. Истинная помощь всегда направлена на то, чтобы человек стал лучше и самостоятельнее. А ложная помощь — на то, чтобы легче стало нам самим.
— Я не понимаю.
— Когда мы помогаем из жалости или из страха — это не помощь. Это ваша личная слабость. А когда мы помогаем, чтобы человек научился жить самостоятельно, — это любовь.
Тогда Вера Павловна спросила:
— А есть те, кому можно помочь по-настоящему?
— Конечно. У нас есть центр для женщин, которые хотят изменить свою жизнь. Но именно хотят. Сами. Не потому, что их заставили.
И вот теперь Алина стояла на пороге. Ей двадцать пять, с трёхлетней дочкой Соней. Она ушла от мужа-алкоголика, живёт в приюте и ищет работу.
— Вера Павловна, мне не нужны деньги. Мне просто нужно поговорить с кем-то, кто сможет меня понять.
Вера Павловна пригласила их на кухню. Заварила чай. Девочка Соня осторожно рассматривала игрушки, которые Вера Павловна когда-то покупала для племянника.
Алина стала приходить раз в неделю. Потом — дважды. Рассказывала, как ищет работу, как устраивает дочку в садик. Вера Павловна слушала, давала советы, иногда помогала — но не деньгами. Рекомендациями, контактами, добрым, ободряющим словом.
Через полгода Алина нашла работу бухгалтером. Сняла небольшую квартирку. Дочка пошла в садик.
— Вера Павловна, — сказала Алина на прощание, — спасибо вам огромное.
И это ещё не всё. На следующей неделе позвонил Отец Иоанн:
— Вера Павловна, у нас ещё одна женщина появилась. Тоже хочет изменить жизнь. Не встретитесь с ней?
— Конечно, — ответила Вера Павловна. — Обязательно встречусь.
Она наконец-то навсегда поняла разницу между настоящей добротой и постыдной глупостью.
