Всё началось в университете, на лекции по финансовому праву. Костя, вернувшийся после академического отпуска, в первый раз увидел Алину. Она сидела у окна, вся поглощённая своими конспектами, такая серьёзная, чуть отрешённая, как будто весь мир для неё — это записки на полях тетради. Костя в тот момент вообще не знал, что такое настоящая ответственность. Отец уговорил его взять паузу и поработать в семейном бизнесе — ну, годик покрутиться, опыт набрать. Поначалу всё это казалось странным: работы полно, а какой смысл, если всё это, как ему казалось, не для него?
И вот, как это часто бывает, всё началось с мелочи — Костя попросил у Алины конспект. А дальше пошло-поехало. Через несколько дней он пригласил её в кафе, потом в кино. Алина отнекивалась, уверяя, что у неё нет времени, но в конце концов сдалась.
— Ну ладно, — сказала она, довольно сдержанно, — но только если ты не будешь меня утомлять. Я устала.
Они даже не пытались строить какие-то идеализированные отношения. Это не было как в фильмах — тут не было лёгкости, только много сомнений и вопросов. Даже когда он пригласил её в кино, она больше переживала, как не опоздать на семинар. Но всё равно они встретились.
Затем, как это часто бывает, вмешалась жизнь. Мама Кости, Елена Витальевна, не смогла принять Алину. Она сразу почувствовала, что здесь что-то не так.
— Из простой семьи, — шептала она мужу, думая, что Костя не слышит. — Отец — учитель, мать — медсестра. Это разве пара для нашего мальчика? Разве мы не заслуживаем чего-то более подходящего?
А вот Костя, на удивление, не стал слушать эти упрёки. Он не соглашался с тем, что его родители настоятельно требовали «правильную» невесту. И вот когда Алина получила квартиру, которая досталась ей от бабушки, всё как-то изменилось. Костя стал навещать её чаще, как будто каждый угол этого маленького жилья стал для него важным.
— Мы будем жить в моей квартире, — сказал Костя, когда разговор перестал касаться только ремонта. — Я вложу деньги, сделаем всё, как нужно.
Елена Витальевна не скрывала своего удивления, услышав это. Она поморщилась, словно съела лимон.
— В этой хрущёвке? — её вопрос был полон недоумения. — Костя, у нас есть трёхкомнатная в центре, зачем вам…
— Мама, — прервал её Костя, не давая продолжить, — это наш выбор. Ты меня не убедишь.
Ремонт занял полгода. Костя вложил все свои деньги, накопленные за год работы, а Алина добавила те средства, что она накопила, подрабатывая. Это был не просто ремонт, а целый проект. Они спорили, выбирали материалы, дизайн, а потом вместе покупали краску, обои и лампочки. Так и жили, шаг за шагом, создавая своё будущее.
Свадьбу сыграли скромно, в кругу самых близких. Но Елена Витальевна не могла не выразить своего недовольства.
— Даже нормальной свадьбы не устроили… — вздыхала она, перекладывая салфетку с одного конца стола на другой. — Я ведь мечтала…
Первые несколько месяцев были счастливыми. В этом маленьком уголке, который они начали обустраивать, было что-то особенное, настоящее, почти волшебное. Но вот в один из вечеров, когда они сидели на кухне и пили чай, Костя как бы между делом сказал:
— Мама считает, что нам нужен брачный договор.
Алина подняла брови, не ожидая такого поворота.
— Брачный договор? — спросила она, не веря своим ушам. — После свадьбы? Это что-то не так.
— Сейчас это нормально, — спокойно ответил Костя, доставая какие-то бумаги. — Это просто формальность.
— Эти бумаги от твоей мамы? — Алина взяла их в руки, и сердце у неё как-то ёкнуло.
— Я включил твою добрачную квартиру в брачный договор. Просто подпиши, — сказал он, протягивая ручку.
— Почему ты включил мою квартиру? — Алина не понимала, что происходит.
— Это справедливо. Я вложил в ремонт почти два миллиона, — ответил он, не глядя ей в глаза.
Как-то стало тяжело на душе. Алина чувствовала, как по горлу пробежала злая дрожь. Глаза как будто затуманились, мысли начали путаться, но она сдерживалась, стараясь не показать, как на самом деле все её колотится изнутри.
— То есть… квартира, которую мне оставила бабушка, теперь должна стать нашей общей? Только потому, что мы сделали ремонт? — её голос был почти холодным, хотя внутри всё кипело.
— Ну а как иначе? — Костя развёл руками, как будто и в самом деле не понимал, что происходит. — Мама говорит…
— При чём тут твоя мама? — Алина положила бумаги на стол и резко посмотрела на него. Её взгляд становился всё более твёрдым, а в голосе начинала появляться нотка решимости. — Это наша с тобой семья. Когда мы начинали ремонт, ни о каком брачном договоре даже речи не было.
— Вот именно — наша семья! — Костя, как бы подхватывая её интонацию, вдруг почувствовал, что нашёл какую-то логику в своих словах. — Поэтому и имущество должно быть общим.
— Общим? — Алина усмехнулась, но её смех был горьким и пронизанным недовольством. — А почему тогда твои акции в фирме отца не включены в договор? Или счета, которые тебе родители открыли? Ты о них не забывал?
Костя на мгновение замер, растерянно глядя на неё. Он не знал, что ответить.
— Ну, это другое… Это семейный бизнес…
— А моя квартира — это не семейное? Не наследство от бабушки, которая меня вырастила? — голос Алины стал ещё тише, но в нём звучало столько боли, что каждое слово резало, как нож.
— А ты что, не доверяешь мне? — Костя начал раздражаться, его голос стал жёстким. — Думаешь, я на твою квартиру нацелен?
— Я не знаю, что думать, — Алина встала, стараясь не смотреть ему в глаза. — Мы женаты всего месяц, а ты уже с какими-то договорами, бумагами, контрактами…
— Это мама настояла, — признался Костя, как будто его плечи вдруг потеряли привычную уверенность. — Говорит, в наше время всё должно быть документально оформлено…
— Твоя мама? — Алина рассмеялась, но смех её был не радостным, а горьким, почти ядовитым. — Та самая, которая с самого начала была против нашей свадьбы? Та, которая предлагала тебе квартиру в центре, лишь бы мы не жили здесь?
И тут, как по заказу, звонит его телефон. На экране высветилось: «Мама». Всё стало понятно без слов.
— Не бери, — тихо сказала Алина, словно надеясь, что её слова могут хоть как-то изменить ход событий. — Давай сначала разберёмся с нами.
Но Костя уже поднял трубку, его голос был спокойным, будто ничего не случилось:
— Да, мам… Нет, ещё не подписала… Да, я ей всё объяснил про ремонт…
Алина смотрела на него и вдруг почувствовала, как он начинает уходить. Это был не тот парень, который когда-то обещал своей семье, что всё будет решаться только между ними. Не тот, который говорил, что они будут строить жизнь вместе, шаг за шагом, не боясь трудностей. Где тот, который обещал поддерживать её в любых ситуациях, чтобы она могла полностью ему доверять?
— Мама хочет приехать, — сказал Костя, убрав телефон и откладывая его в сторону. — Говорит, надо всё обсудить…
— Нет, — твёрдо сказала Алина. — Твоя мама не будет решать вопросы нашей семьи.
— Но она просто хочет…
— Что она хочет, Костя? — перебила его Алина, её голос стал резким, как нож. — Забрать у меня последнее, что осталось от бабушки? Или показать, что без твоих денег я ничто?
Костя замолчал, его лицо стало каким-то странным, застыло в недоумении. И вот снова телефон завибрировал в кармане, напоминая о чём-то, что ему не хотелось осознавать.
— Знаешь, что самое обидное? — Алина подошла к окну, не видя ничего вокруг. Всё выглядело как-то далёко, будто она смотрела через чужие глаза. — Я ведь правда верила, что мы строим наше будущее. Этот ремонт — для нас, для нашей семьи. А не для того, чтобы потом предъявить счета.
— Какие счета? Я просто хочу официально… — Костя пытался оправдаться, но слова никак не складывались.
— Официально что? — она развернулась к нему. Её взгляд был таким холодным, что даже воздух вокруг как будто застыл. — Застолбить право на квартиру? А как же твои слова о любви, о доверии?
В этот момент кто-то постучал в дверь. Вошла Елена Витальевна — как всегда, в дорогом костюме, с папкой в руках. Она не ждала приглашения и, не спросив, прошла на кухню.
— Я тут проезжала мимо, думаю, загляну к молодым… — свекровь оглядела кухню, села за стол и, не дождавшись приветствий, добавила: — О, вы как раз договор обсуждаете? Алиночка, ты же понимаешь, это чистая формальность…
— Формальность? — Алина встала, медленно, но уверенно. Её движения стали как-то размашистыми, каждое слово было как приговор. — А вы не думали, Елена Витальевна, что это унизительно? Прийти через месяц после свадьбы и требовать переписать мою квартиру?
— Деточка, — свекровь села, как будто ничего не произошло, и начала доставать документы из папки. — Никто ничего не переписывает. Просто в наше время нужно всё оформлять юридически грамотно. Костя вложил серьёзные деньги…
— Которые я не просила! — Алина подняла голос, не скрывая ярости. — Мы с ним вместе решили делать ремонт! Как пара, как семья. Я тоже вложила все свои сбережения!
— Ну что ты сравниваешь… — Елена Витальевна поморщилась, но её лицо выдавало раздражение. — Твои сбережения и деньги Кости…
— Мама, — подал голос Костя, как будто пытаясь затушить огонь, — может, не стоит…
— Нет, пусть договорит, — Алина скрестила руки на груди, стоя напротив. — Пусть скажет, что мои сбережения — это копейки. Что я нищенка, которая охотится за деньгами вашей семьи.
— Ну зачем так грубо? — Елена Витальевна начала листать бумаги в папке. — Мы же просто хотим защитить интересы…
— Чьи интересы, мама? — вдруг спросил Костя, его голос стал глухим, как удар молота. — Мои? Или твои?
Елена Витальевна замерла, держала в руках эти бумаги, и лицо её вдруг стало таким напряжённым, что Алина едва могла не заметить, как её руки подрагивают.
— Что значит «мои»? Я о твоём будущем думаю! Вложить такие деньги в чужую квартиру…
— В квартиру моей жены, — Костя вдруг выпрямился, и в его голосе появилось что-то, что было и силой, и решимостью. — И я вложил их не для того, чтобы потом что-то требовать.
— Костенька, но ты же понимаешь… — начала свекровь, но Костя прервал её.
— Нет, мама, это ты пойми, — он подошёл к Алине, его взгляд был твёрдым, как камень. — Я люблю эту женщину. Когда мы делали ремонт, я думал о нашем доме, а не о том, как застраховать свои вложения.
— Но в наше время… — Елена Витальевна вытерла глаза платком, как будто слова даются ей с трудом.
— В наше время, — перебила её Алина, её голос был твёрд и холоден, — порядочные люди не приходят через месяц после свадьбы требовать долю в квартире.
— Я не требую! — свекровь вскочила с места, её голос стал почти криком. — Я предлагаю всё юридически оформить…
— Мама, — голос Кости стал твёрдым, как металл, — собери свои бумаги и уходи. Мы с Алиной сами разберёмся.
— Но сынок…
— Я сказал — уходи. И впредь не лезь в наши семейные дела.
Елена Витальевна поджала губы, её лицо стало как глухая стена. — Значит, ты выбираешь её? Эту… эту девочку из простой семьи, с однушкой в хрущёвке?
— Мама! — Костя повысил голос, его рука сжалась в кулак. — Немедленно прекрати!
— А что прекратить? — свекровь перешла на крик, её слова летели как стрелы. — Правду говорить? О том, что она тебя окружила? Что могла бы быть отличная партия — дочка папиного партнёра, с квартирой в центре…
— Вон! — Костя резко указал на дверь, и его голос был твёрдым, как камень. — Сейчас же!
Елена Витальевна побледнела, её глаза полыхнули гневом, но в них проскользнула и какая-то боль, которую трудно было скрыть. Она стояла в дверях, сжала губы и как будто сдерживала слёзы.
— Ты… ты выгоняешь родную мать?
— Я прошу тебя уйти и не лезть в нашу жизнь, — Костя взял её под локоть и мягко, но твёрдо повёл к двери. — И забери свой договор.
Когда дверь захлопнулась за свекровью, в квартире повисла такая тяжёлая тишина, что Алина ощутила, как будто всё вокруг затихло, и только в ушах звенит. Она стояла у окна, спина её была ровной, но по глазам было видно, как ей тяжело держать себя в руках.
— Прости, — сказал Костя тихо, его голос был полон вины. — Я не должен был её слушать. С самого начала не должен был.
Алина повернулась к нему, и в её глазах стояли слёзы, которые она с трудом сдерживала.
— А ты правда… правда делал ремонт не ради доли в квартире? — её голос дрожал, как будто она пыталась в его словах найти хоть что-то, что могло бы успокоить её, развеять сомнения.
— Правда, — ответил Костя, обняв её. — Я просто хотел, чтобы у нас был красивый дом. Наш дом.
— Знаешь, — Алина прижалась к нему, её голос звучал почти невнятно от эмоций, — я ведь тоже переживала из-за этого ремонта. Что ты вложил намного больше меня…
— Глупая, — сказал Костя, поцеловав её в макушку. Его взгляд был тёплым, как солнечные лучи после дождя. — Я вложил деньги, а ты — душу. Каждая мелочь здесь выбрана тобой, каждая деталь продумана. И потом… — он улыбнулся, — это же ты терпела весь этот бардак два месяца, пока шёл ремонт.
И тут снова позвонили в дверь. Они оба напряглись, но, к счастью, это был курьер с пиццей — тем самым заказом, который они совершенно забыли.
— А помнишь, — Алина достала тарелки, пытаясь развеять напряжение, — как мы тут первый раз пиццу ели? Ещё до ремонта, на полу, потому что стол выбросили…
— Помню, — Костя обнял её сзади, и в его голосе прозвучала тёплая ностальгия. — И как ты боялась, что мне не понравится квартира. А я смотрел на тебя и думал — какая же ты красивая, когда рассказываешь о своих планах на ремонт.
Телефон Кости снова зазвонил. И снова это была его мать. Он сбросил вызов, выключил телефон, как будто пытаясь отгородиться от всего внешнего мира.
— Потом поговорю. Когда успокоится, — сказал он.
— Она не простит меня, — вздохнула Алина, её лицо снова стало немного мрачным.
— Не ей прощать, — твёрдо сказал Костя. — Это наша жизнь, наша семья. И знаешь что? Завтра поедем выбирать краску для детской. Раз уж одну комнату не доделали…
Алина замерла. — Детской? — её голос был слабым, как лёгкий ветерок.
— Ну да, — Костя улыбнулся, и в его улыбке было что-то почти умиротворённое. — Надо же когда-то начинать. Если ты не против, конечно.
За окном накрапывал дождь — мелкий, едва заметный, но создающий ощущение уюта. Пахло свежей пиццей и кофе, а на столе лежала забытая папка с брачным договором. Они завтра её выбросят. Не потому, что забыли, а потому, что эта бумажка теперь не имеет значения. Ведь настоящая семья не строится на бумагах, а на доверии.
На следующее утро, когда осенний свет едва пробивался сквозь новые занавески, в дверь позвонили. Алина застёгивала пиджак перед зеркалом, готовясь к важной презентации на работе. Но звонок заставил её вздрогнуть — после вчерашнего любой визит казался угрозой.
На пороге стоял отец Кости, Виктор Михайлович. Высокий, седой мужчина с усталыми глазами и слегка помятым воротничком рубашки. Было видно, что и он не спал всю ночь.
— Поговорить надо, — сказал он без предисловий, теребя в руках кожаный портфель, который всегда носил с собой.
Алина почувствовала, как её сердце ушло в пятки. Но в тот момент из ванной вышел Костя, вытирая влажные волосы полотенцем. Увидев отца, он спокойно кивнул:
— Проходи, пап. Только давай без маминых историй. Алин, поставь, пожалуйста, кофе.
— Да какие истории, — Виктор Михайлович тяжело опустился на кухонный стул, расстегивая пуговицу пиджака. Он оглядел обновлённую кухню, и взгляд его на мгновение задержался на новых шкафчиках, которые они с Алиной так долго и придирчиво выбирали. — Она всю ночь проплакала. Говорит, сын от рук отбился, совсем мать не уважает… Даже успокоительные пришлось давать.
Костя расставлял чашки. Три белые фарфоровые чашки — свадебный подарок от тёти. Руки у него были спокойные, но Алина замечала, как напряжена его спина.
— Пап, — сказал он, наливая отцу кофе и добавляя две ложки сахара, как тот любил, — а ты как считаешь? Нормально это — прийти с брачным договором через месяц после свадьбы?
Виктор Михайлович долго молчал, глядя в чашку. За окном проехала машина, брызгая лужи. Он не спешил отвечать, будто размышляя, как лучше подать свою мысль. Наконец, поднял глаза и сказал:
— Знаешь, сын, я вчера впервые в жизни маме твоей слово поперёк сказал. — Он отпил кофе и поморщился, как будто от горечи собственных слов. — Сказал: хватит. Хватит лезть в вашу жизнь, хватит решать за вас. Тридцать лет вместе живём, а такого скандала у нас не было.
— И что она? — тихо спросила Алина, присаживаясь за стол. Её пальцы нервно сжимали чашку, а сердце — глухо и тяжело.
— А что она… — отец усмехнулся, в его улыбке была усталость, которой хватило бы на несколько поколений. — Обиделась. Ушла к сестре ночевать. Вещи собрала, хлопнула дверью. Но я считаю — правильно ты поступил, сынок. Давно пора было характер показать.
Он помолчал, разглядывая новые обои на стенах, а затем, тише, добавил:
— Знаешь, Алина, она ведь не со зла. Просто любит его слишком сильно. Всю жизнь за него решала, а тут… — он развёл руками, — тут ты появилась. Молодая, красивая, самостоятельная. И сын впервые в жизни настоял на своём, не послушался.
Алина поставила перед свёкром тарелку с горячими бутербродами. Завтрак она всегда готовила на двоих, но сегодня — на троих. Виктор Михайлович благодарно кивнул.
— Вкусно, — проговорил он, пережёвывая. — Лена… мама твоя, Костя, она ведь тоже готовить любит. Только всё по-своему делает, даже рецепт простого бутерброда должен быть по её правилам.
Костя хмыкнул:
— Как и вся жизнь, да?
— Сынок, — отец отложил недоеденный бутерброд, — я вот что хотел сказать… Я эту квартиру знаю с того дня, как вы её купили. Помню, какая она была — обшарпанная, с древними обоями. А теперь посмотри — загляденье! Вы вместе это сделали, своими руками, своей любовью. И никакие договоры тут не нужны.
Он достал из портфеля конверт.
— Вот, возьми. Это ваш свадебный подарок, который мы обещали. Деньги на машину. — Он поднял руку, останавливая возражения сына. — Только теперь это без условий. Без маминых «а давай мы сами выберем» и «а вот эта марка лучше». Сами решайте.
Алина почувствовала, как к горлу подступил комок. Костя молча положил руку ей на плечо.
— И ещё, — Виктор Михайлович допил кофе, — передайте маме, когда она объявится… что я жду её дома. И что пора ей понять — дети не наша собственность. Они вырастают. А наше дело — радоваться их счастью, а не пытаться его переделать по своим лекалам.
Он встал, одёрнул пиджак.
— Ну, мне пора. На работу опаздываю уже.
У двери он обернулся.
— Алина, дочка… Ты это… не держи на Лену зла. Она отойдёт, поймёт всё. А пока… пока я прослежу, чтобы она вам не мешала.
Когда за свёкром закрылась дверь, Алина наконец позволила себе расплакаться. Но эти слёзы были другими. Это были слёзы облегчения и надежды.
Костя обнял её, вытирая слёзы.
— Ну вот, а ты боялась, что вся семья против нас. Видишь — у нас есть союзник. И, кажется, очень надёжный.
