— Зачем ты скрывала это двадцать лет? — Владимир Викторович мял в руках салфетку, которую взял в собственном кафе. — Почему я не знал, что у меня есть дочь?
Людмила отвернулась к окну. За стеклом неустанно накрапывал осенний дождь, превращая огни города в размытые пятна.
— Потому что я боялась, — тихо произнесла она. — Боялась, что ты вернёшься к ней.
Этим утром Владимир стоял за барной стойкой своего кафе «Домашний очаг» и смотрел, как официантки разносят подносы с пирогами и наваристыми борщами. Ещё двадцать лет назад он мечтал о такой сети — о простой и доступной еде для каждого. Теперь у него было пятнадцать филиалов по всему городу.
— Слушай, а давай заключим пари? — предложил Дмитрий Павлович, его давний товарищ и деловой партнёр. — Ты же вечно твердишь, что люди стали чёрствыми, равнодушными.
— И что?
— А вот что. Готов испытать на себе? Проведи один день в шкуре обычного человека без дома. Посмотрим, найдётся ли хоть одна добрая душа, которая протянет руку помощи.
Владимир усмехнулся:
— А мне это зачем?
— Если никто не поможет — я признаю твою правоту. А если найдётся такой добрый самаритянин — ты будешь неделю кормить бездомных в своих заведениях совершенно бесплатно.
Пари было довольно странным, но что-то в нём зацепило Владимира. Возможно, это было желание хоть ненадолго вырваться из повседневной рутины.
— Идёт, — согласился он.
К вечеру он уже блуждал по улицам в поношенной одежде, которую раздобыл Дмитрий Павлович. Дождь промочил его насквозь, а ноги в чужих ботинках были натёрты до мозолей. Люди обходили его стороной, отводили взгляды, брезгливо морщились.
На автобусной остановке какая-то дама демонстративно прижала к себе сумочку. В супермаркете охранник не сводил с него настороженного взгляда. Даже в церкви его попросили «не мешать прихожанам».
К полуночи он промёрз так, что зубы стучали. В подземном переходе он нашёл укромный уголок, прислонился к холодной стене. Усталость навалилась свинцовой тяжестью.
— Дедушка, вам плохо? — тонкий голос заставил его открыть глаза.
Рядом стояла девушка лет двадцати с альбомом в руках. Тёмные волосы, выразительные глаза, что-то до боли знакомое в её чертах.
— Вы здесь рисуете? — спросил он, кивнув на альбом.
— Да, делаю зарисовки. Для учёбы. — Она присела рядом. — Меня зовут Полина. А вас?
— Владимир, — не раздумывая, ответил он правду.
— У меня в термосе чай есть. Хотите?
Горячий чай показался ему самым лучшим напитком в мире. Полина рассказывала о своих рисунках, о своей маме-художнице, которая работает из дома. Владимир слушал её, не в силах отвести взгляд. Что-то в её лице пробуждало в нём воспоминания.
— А у вас есть семья? — спросила она.
— Была, — соврал он. — Давно это было.
— Понимаю. У мамы тоже не сложилось. Отец ушёл ещё до моего рождения. Мама говорит, что так должно было случиться.
Сердце Владимира болезненно сжалось. Двадцать лет назад. Алёна. Тёмные волосы, такие же глаза.
— А как зовут вашу маму? — с трудом выговорил он.
— Алёна Степановна, — Полина улыбнулась. — Она очень хорошая, только всегда грустит. Наверное, скучает по отцу, хотя никогда в этом не признается.
Владимир почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Алёна. Его Алёна, с которой он провёл самые счастливые месяцы в своей жизни. Которую оставил в две тысячи четвёртом, когда нужно было срочно спасать бизнес в другом городе. Он обещал вернуться через полгода — но не вернулся ни через полгода, ни через год.
— Полина, — хрипло произнёс он, — можно посмотреть ваши рисунки?
Она открыла альбом. Портреты, наброски, городские пейзажи. И на одной странице — мужское лицо. Его лицо, только двадцатилетней давности.
— Это кто? — спросил он, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
— Не знаю, — пожала плечами Полина. — Мама иногда рисует этого человека. Говорит, что просто по памяти. Наверное, это мой отец, хотя она не признаётся.
Домой Владимир вернулся под утро. Людмила встретила его в халате, с заплаканными глазами:
— Где ты был? Дмитрий Павлович сказал только, что это был эксперимент. Какой ещё эксперимент?
Он молча прошёл в кабинет, достал из сейфа старую фотографию. Он и Алёна в первом кафе, счастливые и молодые. Затем нашёл адрес — он когда-то записал его, но так и не решился поехать.
— Володя, ты меня пугаешь, — Людмила заглянула в кабинет. — Что происходит?
Он повернулся к жене:
— Двадцать лет назад я встречался с одной девушкой. Её звали Алёна. Она художница.
Лицо Людмилы побледнело:
— Зачем ты мне это рассказываешь?
— Потому что вчера я встретил её дочь. Мою дочь, Люда. И хочу понять, почему я ничего не знал о ней все эти годы.
Людмила опустилась в кресло:
— Откуда ты взял, что она твоя?
— Потому что она родилась в две тысячи пятом. Потому что она похожа на мою мать как две капли воды. Потому что она рисует моего отца по памяти.
Молчание затянулось. Людмила теребила край халата, не поднимая глаз.
— Рассказывай, — устало произнёс Владимир. — Я же вижу, что ты всё знаешь.
— Она приходила, — наконец выдавила Людмила. — В две тысячи пятом. Искала тебя. Сказала, что беременна.
— И?
— А я сказала, что ты женился. В другом городе. Что ты не хочешь никого знать из прошлой жизни.
Владимир почувствовал, как гнев поднимается откуда-то из глубины души:
— Ты соврала ей?
— Да! — вскрикнула Людмила. — Соврала! Потому что влюбилась в тебя с того самого дня, как пришла работать бухгалтером. Потому что видела, как ты на неё смотришь. Потому что боялась, что если ты узнаешь о ребёнке, то вернёшься к ней!
Она заплакала, закрыв лицо руками:
— Я была никем! Простая девчонка из обычной семьи. А она — художница, интеллигентная, красивая. Ты бы выбрал её, а не меня. И я потеряла бы единственную любовь в своей жизни.
Владимир смотрел на рыдающую жену и чувствовал странную пустоту. Не злость — именно пустоту.
— Двадцать лет, Люда. Двадцать лет я не знал, что у меня есть дочь.
— Но мы же были счастливы! — всхлипнула она. — Мы построили бизнес, у нас хорошая жизнь…
— У тебя хорошая жизнь. А у меня — украденная.
Он взял ключи от машины:
— Когда я вернусь, тебя здесь не должно быть.
Алёна жила в старом районе, в доме, который помнил ещё прошлые времена. Поднимаясь по лестнице, Владимир мысленно репетировал слова. Что сказать женщине, которую бросил двадцать лет назад? Как объяснить, что он не знал о дочери?
Дверь открыла Полина. Увидев его, она растерянно моргнула:
— Дедушка? Но вы же…
— Я не дедушка, — тихо сказал он. — И не бездомный. Меня зовут Владимир Викторович Белов. И я, кажется, твой отец.
Из глубины квартиры послышался звук упавшей чашки. Алёна появилась в проёме — постаревшая, с седыми прядями в волосах, но всё такая же красивая.
— Володя? — прошептала она. — Это действительно ты?
Они сидели за кухонным столом, пили чай из простых стеклянных стаканов. Полина ушла в свою комнату — «дать взрослым поговорить».
— Я не знал, — повторял Владимир. — Алёна, клянусь, я не знал о дочери.
— Людмила сказала, что ты женился. Что просил не искать тебя.
— Она соврала. Я женился на ней только в две тысячи девятом. А тогда… тогда я просто не смог вернуться вовремя. Дела, проблемы с арендой, кредиты. Думал, ещё месяц — и приеду. Потом ещё месяц.
Алёна кивнула:
— Понимаю. У меня тоже были дела. Беременность, токсикоз, потом ребёнок. Думала, если захочешь найти — найдёшь.
— Хотел. Много раз хотел. Но не решался. Боялся, что ты меня прогонишь.
— А сейчас не боишься?
Владимир посмотрел ей в глаза:
— Сейчас боюсь ещё больше. Но должен попробовать.
Алёна встала, подошла к окну:
— Знаешь, Володя, я долго ждала. Первый год всё ждала, что ты вернёшься. Потом поняла — не вернёшься. И смирилась.
— А сейчас?
— А сейчас у меня взрослая дочь, которая всю жизнь считала, что отец её бросил. И вдруг появляется этот отец и говорит, что ничего не знал. Как ей это объяснить?
Полина вернулась с альбомом в руках:
— Мам, можно вопрос? — Она села напротив Владимира. — Если вы мой папа, то где вы были двадцать лет?
Простой, детский вопрос, на который не было простого ответа.
— Строил бизнес. Зарабатывал деньги. Думал, что это важнее всего на свете.
— И что важнее? — спросила Полина. — Деньги или семья?
— Теперь я знаю, что семья. Но тогда не знал.
Полина кивнула и открыла альбом:
— Хотите посмотреть, каким я вас помню?
Рисунок за рисунком — его лицо в разном возрасте, в разных ракурсах. Словно Алёна всю жизнь пыталась сохранить его в своей памяти.
— Мама рисовала вас каждый год на мой день рождения, — объяснила Полина. — Говорила, что папа где-то есть и думает обо мне.
Владимир почувствовал, как к горлу подкатывает ком:
— Думал. Каждый день думал.
— Но не искал, — спокойно заметила Полина.
— Не искал, — согласился он. — И это моя самая большая ошибка.
Полина закрыла альбом:
— Понимаете, у меня есть мама, которая меня любит. Есть учёба, друзья, работа в галерее. У меня есть своя жизнь.
— И в этой жизни нет места для отца?
— Не знаю, — честно ответила она. — Мне нужно время, чтобы всё осмыслить.
Алёна проводила его до двери:
— Она хорошая девочка. Умная, самостоятельная.
— Как ты. В ней есть твой характер.
— И твоё упрямство тоже есть, — Алёна улыбнулась. — Володя, не жди быстрого прощения. Ни от меня, ни от неё.
— А медленного?
— Не знаю. Честно не знаю.
Домой он приехал в пустую квартиру. Людмила забрала вещи и оставила записку: «Завтра подам на развод. Требую половину бизнеса».
Владимир сел в кресло, взял телефон, хотел позвонить Дмитрию Павловичу — рассказать о проигранном споре. Но вместо этого набрал номер первого кафе:
— Это Белов. С завтрашнего дня начинаем кормить бездомных. Бесплатно. В обеденное время выделяем отдельный зал.
— Владимир Викторович, а как долго?
— Пока не надоест, — ответил он и отключил телефон.
За окном рассветало. Где-то в старом районе просыпалась его дочь, которая ещё не знает, сможет ли когда-нибудь его простить. Где-то его бывшая жена подсчитывает деньги, которые получит при разводе. А он сидит в дорогой квартире и впервые за двадцать лет не знает, что будет дальше. Но странное дело — впервые за эти двадцать лет ему не страшно.
Наверное, каждый из нас совершал ошибки, которые потом отравляли жизнь и нам, и нашим близким. Но что важнее — признать их и попытаться всё исправить, или продолжать делать вид, что ничего не произошло?
А как вы думаете, есть ли шанс, что дочь его простит?
