— Роман Андреевич, вам передать срочное поручение из закупочного департамента, — Ольга протянула ему листок с номером, избегая прямого зрительного контакта.
Их пальцы едва соприкоснулись, и Ольга моментально отдёрнула руку, словно испытала лёгкий электрический шок. Вот уже несколько месяцев эта тихая, сосредоточенная женщина работала в финансовом отделе, и Роман всё чаще ловил себя на том, что его взгляд невольно ищет её в заводских коридорах.
Дома его ждала Виктория. Безупречная, ухоженная, всегда знающая цену не только себе, но и каждой вещи в их жизни. Они обменялись кольцами четыре года назад, и тогда Роман был уверен, что берёт в жёны настоящую королеву. Виктория действительно была королевой — холодной, слегка отстранённой и бесконечно требовательной.
— От тебя снова этот запах цеха, — скривилась Виктория, когда он попытался её обнять. — Я просила тебя: переодевайся, прежде чем зайти в квартиру, ты же знаешь, у меня аллергия на производственную пыль.
Кроме того, она категорически отказывалась от детей. «Зачем портить фигуру в тридцать с небольшим? Успеем и после сорока». На все его попытки поспорить она отвечала лекциями о современном планировании семьи, женской самореализации и психологии.
Роман вырос без матери — она ушла из жизни, когда ему было двенадцать. Его вырастила Бабушка Аглая в просторном селе под Полтавой, где семьи были многочисленными, шумными, где женщины умели и корову подоить, и суп наварить, и обнять мужа после самой тяжёлой смены.
Виктория была выходцем из иного мира. Мира дорогих консультантов по стилю, фитнес-клубов и тренингов личностного роста. Мира, где даже чувства должны были быть разложены по полочкам и проанализированы.
— Ольга Николаевна, — остановил он её на следующий день, когда она торопливо проходила мимо. — Как дела у вашего Степана? Он прижился в новом учебном заведении?
Она замерла и подняла глаза. Серые, словно осеннее небо, и очень усталые глаза тридцатилетней женщины, которая слишком рано узнала, что такое одиночество.
— Степан? — в её голосе промелькнула знакомая материнская тревога. — Да, кажется, осваивается. Только… — она запнулась. — Только он постоянно интересуется, когда у него появится другой отец.
Роман почувствовал, как что-то сжалось у него в груди. Ольга быстро опустила взгляд и поспешила дальше. А он остался стоять в опустевшем коридоре, понимая, что в его жизни происходит что-то необратимое.
Вечером Виктория встретила его с новостью:
— Роман, меня повысили. Теперь я буду курировать весь Западный региональный филиал. Правда, придётся много времени проводить в длительных поездках.
— А как же мы? — спросил он.
— Что «мы»? Ты занимаешься своей карьерой, я своей. Каждый строит свой путь. Разве не об этом мечтает современный, осознанный союз?
Он посмотрел на жену — на её безупречный макияж, на фигуру, поддерживаемую личным тренером, на эту абсолютную уверенность в каждом жесте. И понял, что видит перед собой абсолютно чужого человека.
— Виктория, а ты вообще меня любишь?
Она удивлённо подняла свои точёные брови:
— Роман, мне тридцать три года. Я не семнадцатилетняя девочка, чтобы разбрасываться такими словами. Мы семья, у нас общие цели, планы…
— Какие общие цели? — устало спросил он. — Ты презираешь мою работу, не хочешь детей, мы не можем даже обняться, не проанализировав это со своим коучем.
— Роман, ты ведёшь себя странно в последнее время. Возможно, тебе самому стоит обратиться к специалисту?
Он ничего не ответил. В тот вечер Роман долго лежал рядом со спящей женой и думал о том, как Ольга краснела, когда он с ней заговаривал. О том, как она волновалась за своего сына. О том, что рядом с ней он чувствует себя живым.
На следующий день сама судьба будто столкнула их вместе. Роман задержался на заводе — ремонтировал гидравлический пресс. В здании почти никого не было, только в финансовом отделе мерцал свет. Ольга сидела над отчётами, и на её лице была такая степень отчаяния, что Роман не выдержал.
— Что случилось, Ольга?
Она подняла заплаканные глаза:
— Не могу свести квартальный баланс. А завтра его нужно сдавать. Если неточность не найдётся, меня уволят. А мне никак нельзя терять этот доход… у меня же ребёнок…
Её голос дрожал. Роман сел рядом, взял калькулятор. Два часа они молча перепроверяли каждую цифру. Когда ошибка нашлась — глупейшая описка в одной-единственной графе — Ольга так облегчённо вздохнула, что Роман почувствовал: её радость стала и его радостью.
— Спасибо, — прошептала она. — Я не знаю, как вас отблагодарить…
— Не надо благодарить, — он осторожно коснулся её руки. — Просто расскажи о себе. Я совсем ничего о тебе не знаю.
И она рассказала. О том, как в восемнадцать вышла замуж за одноклассника Евгения. О том, как родился Степан, и как три года назад Евгения сбила машина по пути с работы. О том, как она разрывалась между маленьким сыном и работой, как боялась не справиться, как Степа плакал по ночам, спрашивая, когда же вернётся его папа.
— А теперь он просит найти ему нового отца, — горько улыбнулась Ольга. — Будто это можно просто купить на рынке в Одессе…
— А если бы это было возможно? — тихо спросил Роман.
Она посмотрела на него, и он увидел в её глазах то, чего так не хватало дома — живое, непритворное чувство.
— Роман Андреевич, вы женаты…
— Да, — подтвердил он. — Но я несчастен. Моя жена живёт в стерильном мире цифр. Где всё просчитано, распланировано, разложено по полочкам. А рядом с тобой я вспоминаю, каково это — быть человеком.
Ольга молчала, но по её щекам текли слёзы.
— Я боюсь, — прошептала она. — Боюсь поверить, боюсь разочароваться, боюсь, что Степа привыкнет к тебе, а потом ты просто уйдёшь…
Роман крепко обнял её. Она была такой хрупкой и такой настоящей в его руках.
— Я никуда не уйду, — сказал он. — Но сначала мне нужно навести порядок в своей жизни.
Разговор с Викторией был коротким и эмоционально опустошающим. Она выслушала его с холодным удивлением.
— Роман, у тебя кризис среднего возраста. Ты влюбился в первую попавшуюся одинокую мать и готов разрушить наш взаимовыгодный союз? Ты осознаёшь, что теряешь?
— Осознаю, — сказал он. — Я теряю дорогую квартиру, машину, финансовую стабильность. Но я обретаю то, чего у нас никогда не было — любовь.
— Любовь? — Виктория презрительно рассмеялась. — Роман, тебе тридцать четыре года! Любовь — это для студентов. Взрослые люди создают партнёрство, а не переживают мелодрамы.
— Тогда нам действительно не по пути.
Развод оказался мучительным. Виктория, которая всегда казалась такой возвышенной и бескорыстной, внезапно превратилась в расчётливую бизнес-леди, выжимающую из развода максимальную выгоду. Роман остался с ощутимыми долгами и тесной съёмной комнатой на окраине Харькова.
Но когда он впервые переступил порог скромной квартиры Ольги, когда увидел её сына Степана — мудрого восьмилетнего мальчика с папиными глазами, когда почувствовал аромат домашнего супа и увидел детские рисунки на дверце холодильника, он понял: он дома.
Степа долго присматривался к нему. Мальчик был умным и осторожным — он помнил своего отца, Евгения, и не хотел его предавать.
— Ты здесь насовсем? — спросил он однажды вечером, когда Роман помогал ему с математикой.
— Навечно, если ты не возражаешь, — честно ответил Роман.
— А если ты устанешь от мамы?
— Не устану.
— Откуда знаешь?
Роман задумался. Как объяснить ребёнку то, что он сам понял лишь недавно?
— Знаешь, Степа, бывает два вида семьи. В одной всё красиво снаружи, но внутри — пустота. А в другой может быть не так богато, но там есть самое главное — люди любят друг друга по-настоящему. Твоя мама подарила мне именно такую семью.
Мальчик кивнул. А через неделю сам попросил:
— Роман Андреевич, а можно я буду называть вас просто Ромой? Как самого лучшего друга?
— Конечно, — сказал Роман, чувствуя, как что-то тёплое оттаивает в сердце ребёнка.
Их жизнь стала совершенно иной. Роман работал сварщиком и брал подработки по вечерам, чтобы снять квартиру побольше. Ольга шила на заказ по ночам, когда Степан засыпал — дополнительный доход был необходим. Денег катастрофически не хватало, но они были по-настоящему счастливы.
По вечерам они сидели на кухне втроём, Степа рассказывал про школу, Ольга — про работу, Роман — про завод. Простые, искренние разговоры, которых так не хватало в прошлой жизни.
Когда Роман делал предложение, Степа был свидетелем.
— Ольга Николаевна, — торжественно сказал Роман, стоя на одном колене посреди их маленькой кухни. — Согласны ли вы стать моей женой? А ты, Степа, согласен стать моим сыном?
Ольга плакала и смеялась одновременно. А Степа серьёзно кивнул:
— Согласен. Но с одним условием — в выходные будем ездить на кладбище к моему настоящему папе, Евгению. Я хочу рассказывать ему, как у нас идут дела.
— Обязательно, сынок, — пообещал Роман, чувствуя, как в горле встаёт ком.
Свадьба была скромной — роспись в ЗАГСе, небольшой обед дома с коллегами и соседями. Виктория прислала сухое СМС с пожеланиями. А Бабушка Аглая приехала из села под Полтавой, привезла домашнее варенье, крепко обняла Ольгу и прошептала Роману: «Правильно выбрал, внучек. Эта — настоящая».
Через год у них родилась дочка София. Степа стал самым заботливым старшим братом на свете. А Роман, глядя на жену с младенцем на руках, на сына, делающего уроки за кухонным столом, понимал: вот оно, истинное богатство.
Знакомые иногда удивлялись: как он мог променять успешную красавицу-жену на простую женщину с ребёнком? Роман только усмехался. Они видели лишь внешнее — он обрёл суть.
Виктория дарила ему статус, Ольга подарила дом. Виктория требовала соответствия, Ольга принимала его таким, каков он есть. Виктория планировала будущее, Ольга создавала настоящее.
И когда вечерами маленькая София засыпала у него на руках, когда Степа, уже привыкший называть его папой, рассказывал смешные истории из школы, когда Ольга тихо напевала, развешивая бельё, Роман знал точно: он дома. Наконец-то дома.
Эта история — прекрасный пример того, как мы сами часто ставим себе ложные идеалы, путая глянец с жизнью. Как вы считаете, почему так сложно увидеть истинную ценность человека, пока не пройдёшь через полную потерю и не окажешься в ситуации, где важна только искренность?
