Анна вздрогнула, когда из коридора больницы донёсся женский крик. Она мельком взглянула на документы — свидетельство о рождении с пустыми графами — и быстро спрятала их в ящик стола. В дверь постучали.
— Анна Андреевна, там… ситуация, — молодая медсестра переминалась с ноги на ногу. — Девушка бушует в приёмном, кричит, что её ребёнка украли.
Анна невозмутимо поправила бейдж главврача на халате.
— И что тут необычного? Направьте её к дежурному психиатру, — она отвернулась к окну. — Сколько уже таких было, особенно сейчас, в девяносто шестом… Распад страны, распад морали. Все хотят найти виноватых.
За окном морозный февральский день окрашивал серые здания районной больницы в холодный синий цвет. Откуда-то доносился вой сирены скорой.
— Но она называет имена. Ваше и вашего мужа.
Стеклянная чашка в руке Анны замерла на полпути ко рту. Она медленно поставила её на стол, не оборачиваясь.
— Вызовите охрану и Петра Васильевича. Немедленно.
Три месяца назад София проснулась в больничной палате одна. Живот всё ещё болел, но иначе — опустошённо. Она помнила момент, когда показалось крохотное тельце, помнила свой крик и, кажется, плач ребёнка. А потом всё заволокло белой пеленой, и наступила темнота.
— Очнулась? — пожилая медсестра равнодушно сверилась с показаниями приборов. — Ну и напугала ты всех.
— Где… где мой ребёнок? — голос Софии звучал хрипло, как чужой.
Медсестра помедлила, затем присела на край кровати.
— Деточка, мне так жаль… Твой малыш родился с серьёзными патологиями. Сердце слабое, мозг… — она покачала головой. — Он прожил всего час.
София почувствовала, как что-то внутри неё обрывается и падает в пустоту.
— Нет. Я слышала, как он плакал, — она схватила медсестру за рукав. — Он был живой! Позовите Петра! Где Пётр?!
— Пётр Васильевич сделал всё возможное, — медсестра аккуратно высвободилась. — Но даже лучший хирург не всесилен. Завтра тебя выпишут. Тебе нужно восстановиться и… попробовать забыть.
В ту ночь София не сомкнула глаз. Что-то не складывалось. Почему Пётр не пришёл? Почему никто не показал ей тело ребёнка? Где документы? Утром она потребовала увидеть Петра, но ей сообщили, что заведующий хирургическим отделением в отпуске. Отпуске? Через день после того, как умер их ребёнок?
Её выписали ровно через сутки. На пороге больницы её встретил ледяной февральский ветер и ощущение пустоты. Она пыталась дозвониться Петру несколько дней — безрезультатно. Квартира, где они встречались, оказалась закрыта. На работе ей сообщили, что «Пётр Васильевич просил передать, что всё кончено». Как будто она была вещью, которую можно выбросить после использования.
Но материнское сердце не отпускало. Что-то подсказывало ей — её ребёнок жив.
— Нам нужно поговорить, — Пётр нервно барабанил пальцами по столу. Больничная столовая была почти пуста в этот поздний час.
Иван Петрович, его заместитель, с интересом взглянул на начальника:
— Что-то случилось, Пётр Васильевич? Вы сами не свой последние дни.
— Она приходила снова. Сегодня. Караулила у подъезда.
— София? — Иван понизил голос. — Я думал, вы уже закрыли этот… хм… вопрос.
Пётр провёл рукой по лицу:
— Три месяца прошло. Я думал, она успокоится, поверит… Но она каким-то образом узнала. Видела нас с Анной и ребёнком в парке. Подошла, устроила сцену, — он судорожно вздохнул. — Пыталась заглянуть в коляску.
— А как отреагировала ваша супруга?
— Анна? — Пётр невесело усмехнулся. — Холодна как лёд. Пригрозила психушкой. И знаете, что самое страшное? На секунду мне показалось, что она действительно готова это сделать — упрятать Софию в клинику. Не для нашей защиты, а просто потому, что может.
Иван покачал головой:
— А чего вы ожидали? Анна Андреевна всегда добивается своего. Весь город знает, как она строит карьеру — по головам. Хотя, — он наклонился ближе, — должен признать, ваша жена и вправду любит вас. По-своему.
— Иногда мне кажется, что она просто не хотела проиграть в этой гонке за семейным счастьем, — Пётр выглядел измученным. — Знаете, все эти разговоры среди коллег: «А у Сидоровых двое, а у Петровых уже в институт поступил». Статус, понимаете? А не ребёнок.
— А что вы сами чувствуете к малышу?
Пётр впервые за разговор улыбнулся искренне:
— Это невероятно. Когда он смотрит на меня, хватает за палец… Я готов на всё ради него. Только вот…
— Только вот вы не можете забыть, что отняли его у родной матери, — закончил Иван.
— И что теперь делать? — Пётр сжал виски руками. — Анна всё продумала: медицинское заключение, свидетельство о смерти, а через неделю — документы на «нашего» ребёнка из другого роддома. Идеальная схема. Она даже позаботилась о том, чтобы медсёстры, принимавшие роды, были переведены в филиал.
— А если этой девушке, Софии, удастся докопаться до правды? Каким-то образом найти настоящее свидетельство о рождении?
— Его не существует. Анна лично принимала роды и… — Пётр осёкся, заметив официантку. — В общем, концы в воду.
Иван задумчиво постучал ложкой по чашке:
— Пётр Васильевич, не хочу вас пугать, но если эта история всплывёт, вам светит не просто увольнение. Подлог документов, похищение ребёнка — это уголовщина.
— Вы думаете, я не знаю? — глаза Петра лихорадочно блестели. — Каждый день просыпаюсь в холодном поту. Но что я могу сделать? Анна никогда не согласится вернуть ребёнка. И потом… я сам уже не представляю жизни без малыша.
В этот момент телефон Петра зазвонил. Он дёрнулся, увидев имя жены на экране.
— Да, Аня? Что? Когда? — его лицо побелело. — Уже еду!
Он вскочил, расплескав кофе:
— София в больнице! Устроила скандал в приёмном отделении!
Коридоры больницы, которые ещё недавно казались Софии обителью надежды, теперь выглядели как запутанный лабиринт кошмара. Она металась между кабинетами, требуя показать документы, разрешить просмотреть записи с камер наблюдения в родильном отделении. Но везде натыкалась на равнодушие или агрессию.
— Девушка, успокойтесь, иначе мы будем вынуждены вызвать наряд, — устало повторял охранник.
— Вы не понимаете! — София чувствовала, как слёзы душат её. — Они украли моего ребёнка! Пётр и Анна Андреевна! Они сказали, что он умер, но это ложь!
— Какое серьёзное обвинение, — раздался холодный голос за спиной.
Анна Андреевна стояла в дверях, высокая, безупречно одетая, с традиционной укладкой и ледяным взглядом. За ней маячил бледный Пётр.
София рванулась к нему:
— Пётр! Скажи им правду! Наш ребёнок жив, я видела его! Вас! В парке! — она задыхалась от волнения. — Почему ты молчишь? Почему позволяешь этой женщине забрать нашего сына?!
Пётр сделал шаг назад, избегая её взгляда. Анна выступила вперёд:
— София, правильно? Я понимаю ваше горе. Потеря ребёнка — страшная трагедия. Но фантазии не помогут справиться с болью.
— Фантазии?! — София почти кричала. — Я видела вас с коляской! Голубой конверт с жёлтой отделкой! Я сама выбирала такой, показывала Петру фото!
Анна поморщилась:
— Пётр, будь добр, вызови психиатрическую бригаду. Девушке нужна помощь.
— Не смей! — София схватила Петра за рукав. — Посмотри мне в глаза! Неужели всё, что было между нами — ложь? Девять месяцев! Ты гладил мой живот, говорил, что любишь нас обоих! Это был просто план? Найти одинокую дуру, заставить родить и украсть ребёнка?!
Пётр наконец поднял глаза, и София увидела в них то, что искала — вину.
— София, я… — начал он.
— Довольно, — отрезала Анна. — Пётр, позвони в наркологию. У девушки явно проблемы с запрещёнными веществами. Бред, агрессия, — она повернулась к охраннику. — Держите её, пока не приедет бригада.
— Что вы делаете?! — София попыталась вырваться из рук охранника. — Отпустите меня! Я в своём уме! Просто верните моего ребёнка!
— Сделайте одолжение, успокойтесь, — Анна говорила тихо, но в её голосе звенела сталь. — Иначе из психиатрического отделения вы выйдете нескоро. У меня, знаете ли, обширные связи в этой области. Одной бумажки достаточно, чтобы вы исчезли из жизни нашей семьи навсегда.
София застыла, глядя в холодные глаза женщины. Она поняла, что это не пустая угроза.
— Вы чудовище, — прошептала она.
— Нет, — Анна улыбнулась. — Я просто женщина, которая всегда получает то, что хочет. А теперь убирайтесь, пока я не передумала.
Охранник ослабил хватку. София медленно опустила плечи.
— Это ещё не конец, — сказала она, глядя на Петра. — Однажды я стану сильнее. И тогда вы оба ответите за то, что сделали.
В тот вечер в квартире Петра и Анны было тихо. Слишком тихо. Только тиканье часов в гостиной и изредка — нежное воркование младенца из детской.
— Она больше не вернётся, — Анна налила себе вина. — Я позаботилась.
Пётр сидел, глядя в одну точку:
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего страшного, — Анна небрежно махнула рукой. — Просто предупредила, что если она продолжит преследование, окажется в психиатрической лечебнице. Надолго.
— Господи, Аня… — Пётр побелел. — Ты же не серьёзно?
— Вполне, — она пожала плечами. — Что тебя удивляет? Когда мы начинали, ты прекрасно знал, на что идёшь.
— Когда мы начинали, речь шла о том, чтобы убедить Софию родить для меня! Не о том, чтобы обманом забрать ребёнка!
Анна поставила бокал, глаза её сузились:
— А как ты представлял себе финал, Петя? Она родит, отдаст тебе ребёнка и помашет ручкой? — она покачала головой. — Не будь наивным. Материнский инстинкт сильнее логики. Она бы никогда не отпустила его добровольно.
Из детской донёсся плач. Пётр вскочил:
— Я посмотрю.
В маленькой, наспех обустроенной комнате в кроватке лежал трёхмесячный малыш. Пётр бережно взял его на руки:
— Тише, маленький, всё хорошо, — он прижал ребёнка к груди, вдыхая его запах.
— Как же ты его назвал? — голос Анны за спиной заставил Петра вздрогнуть.
— Артём, — ответил он тихо. — Имя «здоровый», «невредимый». Я думал, это будет хорошим знаком.
Анна подошла ближе, глядя на ребёнка с нежностью, которую Пётр редко видел в её глазах:
— Он похож на тебя. Глаза такие же.
Пётр молчал. Им обоим было известно, что если ребёнок на кого и похож, то только на свою настоящую мать.
— Аня, иногда я не узнаю тебя, — наконец произнёс он. — Как ты можешь быть такой… безжалостной? Ты видела её глаза сегодня? Она уничтожена.
Анна нахмурилась:
— А меня не жалко? Пятнадцать лет попыток забеременеть. Три выкидыша. Семь процедур ЭКО. Знаешь, сколько денег мы потратили на лечение? А сколько насмешек я выслушала от твоей матери?
— Но это не оправдывает…
— Оправдывает! — Анна повысила голос, и ребёнок захныкал. Она тут же понизила тон: — Оправдывает, Петя. Я имею право на счастье. Мы имеем право на семью.
Она протянула руки, и Пётр неохотно передал ей ребёнка. Анна покачала малыша, глядя в его лицо с неожиданной нежностью:
— Ты сделал выбор, Петя. Между своей семьёй и какой-то… — она запнулась, подбирая слово, — случайной связью. Это был правильный выбор.
Пётр отвернулся к окну:
— А что если завтра появится ещё одна женщина? С такими же обвинениями? С фотографиями? С доказательствами?
Анна замерла:
— О чём ты?
— Я видел, как Иван Петрович смотрел на меня сегодня. Он что-то подозревает.
— Глупости, — отрезала Анна. — Даже если подозревает, у него нет доказательств. И не будет. Я лично проследила за документами.
— А если София найдёт свидетелей? Медсестёр с дежурства? Других пациенток?
— Пётр, прекрати! — Анна подошла к нему, развернула за плечи. — Что с тобой происходит? Мы столько прошли, чтобы стать настоящей семьёй. Неужели ты готов всё разрушить из-за совести?
Пётр долго смотрел на жену и ребёнка — картина, о которой он мечтал пятнадцать лет. Ребёнок причмокнул губами и вцепился крошечной ручкой в воротник Анны.
— Нет, — наконец сказал он. — Я не готов всё разрушить.
Дни складывались в недели, недели в месяцы. Жизнь вошла в привычную колею. Пётр погрузился в работу и заботу о ребёнке. Анна баловала малыша, покупая лучшие игрушки, приглашая лучших педиатров. Ни один из них не заговаривал о Софии, словно её никогда не существовало.
Но однажды вечером, вернувшись домой, Пётр застал Анну в тревоге.
— У Артёма температура, — она расхаживала по комнате. — 38,5. Не спадает третий час. И сыпь на животе.
Пётр тут же бросился к кроватке. Малыш был горячим, беспокойным:
— Давно заметила?
— После обеда. Сначала думала, просто перегрелся, но потом увидела сыпь.
Пётр нахмурился:
— Это может быть аллергия. Или вирус. Что говорит педиатр?
— Ещё не приезжал. Я только час назад позвонила.
Пётр удивлённо взглянул на неё:
— Час? Почему так поздно?
Анна отвела взгляд:
— Я думала, справлюсь сама. Не хотела тебя беспокоить на работе.
Пётр покачал головой:
— Аня, это же ребёнок! У меня есть мобильный!
В этот момент в дверь позвонили. Педиатр, полная женщина средних лет, быстро осмотрела ребёнка, задала несколько вопросов и нахмурилась:
— Сыпь нетипичная для обычной аллергии. И характер температуры настораживает. Нужно сдать кровь на анализ.
— Просто аллергия, да? — Анна выглядела встревоженной больше обычного.
— Не могу сказать наверняка, — педиатр качнула головой. — Есть кое-какие симптомы… Скажите, в вашей семье были наследственные заболевания? Особенно аутоиммунные?
Пётр и Анна переглянулись.
— В моей — нет, — ответил Пётр. — У Анны тоже насколько я знаю.
— Странно, — врач потёрла подбородок. — Сыпь очень похожа на ту, что бывает при некоторых генетических нарушениях. Возможно, стоит сдать генетический анализ. На всякий случай.
Когда педиатр ушла, в квартире повисла тяжёлая тишина. Анна стояла у кроватки, не отрывая взгляда от ребёнка. Пётр подошёл к ней сзади, положил руки на плечи:
— Что она имела в виду? Какие наследственные заболевания?
— Не знаю, — Анна напряглась под его руками. — Но я думаю… нам нужно узнать больше о семье Софии.
Пётр резко развернул её к себе:
— Что? Теперь ты вспомнила о Софии? После того, как мы украли её ребёнка, угрожали психушкой, сломали её жизнь?
— Перестань, — Анна отстранилась. — Я просто думаю о здоровье малыша. Если в её семье есть наследственные заболевания, нам нужно знать.
— И как ты предлагаешь узнать? Прийти к ней и сказать: «Извини, что мы украли твоего ребёнка, но не подскажешь ли, чем болели твои бабушка с дедушкой»?
Анна провела рукой по волосам:
— Я… я что-нибудь придумаю. В больнице должны быть её медицинские карты. Если понадобится, мы найдём её родственников.
Пётр подошёл к кроватке, посмотрел на беспокойно спящего ребёнка:
— Если с ним что-то серьёзное… если ему понадобится помощь, которую может оказать только она…
— Даже не думай, — перебила Анна. — Мы справимся сами.
Пётр молчал, глядя на маленькое страдающее существо. Их украденное счастье. Их ходячий укор.
— Я не знаю, смогу ли жить дальше так, — наконец произнёс он. — Каждый день просыпаться с мыслью, что я — вор. Что я украл не вещь, а человека. Жизнь. У женщины, которая мне доверяла.
— Пётр, — голос Анны дрожал, — ты понимаешь, что будет, если ты сдашься? Не только профессиональный крах. Тюрьма! Для нас обоих! И что станет с ребёнком? Его отдадут в детдом или вернут Софии, которая ненавидит нас!
— А разве она не имеет права ненавидеть? — горько спросил Пётр.
Артём заплакал, и Анна бросилась к кроватке. Она взяла малыша на руки, начала укачивать, напевая колыбельную. Пётр смотрел на них — на женщину, которую любил много лет, и ребёнка, которого они желали всем сердцем.
Цена этого счастья оказалась слишком высокой.
И теперь им всем — и Петру, и Анне, и Софии, и маленькому Артёму — предстояло заплатить по счетам.
София стояла возле детской площадки, наблюдая, как молодая мать помогает малышу скатиться с горки. Ветер трепал её волосы, и она механически поправила шарф. Три долгих месяца она пыталась найти правду — обивала пороги, писала жалобы, искала свидетелей. Безрезультатно. Система защищала своих.
— София?
Она вздрогнула, услышав знакомый голос. Перед ней стоял Пётр, осунувшийся, с кругами под глазами.
— Уйди, — она попыталась обойти его. — Или я закричу.
— Подожди, — он преградил ей путь. — Нам нужно поговорить. О ребёнке.
София замерла.
— Что с ним?
— Он болен, — Пётр говорил тихо, почти шёпотом. — Врачи подозревают наследственное заболевание. Нам нужно знать… в твоей семье кто-нибудь страдал аутоиммунными заболеваниями? Или генетическими нарушениями?
София рассмеялась, хотя в её смехе не было веселья:
— Серьёзно? Ты украл моего ребёнка, а теперь приходишь спрашивать о моей семейной истории?
— София, я понимаю твой гнев. Но речь о здоровье ребёнка.
— Моего ребёнка, — отрезала она. — И нет, я не буду помогать вам. Хотите спасти его — верните мне.
Пётр опустил голову:
— Мне жаль. Правда жаль.
— Нет, тебе не жаль, — София смотрела на него с презрением. — Ты просто боишься. Что с ним что-то случится, и это будет на твоей совести. Знаешь что? Пусть так и будет.
Пётр бросил на неё отчаянный взгляд:
— Ты же его мать! Неужели ты не хочешь, чтобы он был здоров?
— Я хочу, чтобы он был со мной. А если не со мной… — она сделала паузу, затем твёрдо произнесла: — Пусть Анна почувствует, каково это — когда у тебя отнимают ребёнка.
Она развернулась и ушла, чувствуя, как горячие слёзы текут по щекам. София знала, что её слова были жестокими. Но разве они не заслужили такой жестокости? Разве не они первыми переступили черту человечности?
Пётр смотрел ей вслед, понимая, что теперь их судьбы связаны навсегда — тонкой нитью жизни маленького человека, которого они все по-своему любили.
И которого они все, каждый по-своему, предали.
Как думаете, есть ли у Софии моральное право отказать в помощи, даже если это может навредить её собственному ребёнку? И можно ли вообще простить такой поступок, как похищение собственного дитя?
