Тихий звон чайной ложечки о фарфор. Запах свежей выпечки. Маргарита Николаевна расставляла на столе угощения с особой тщательностью — каждое печенье на своём месте, каждая чашка развёрнута ручкой вправо. Как раньше, когда Андрюша был маленький и любил прибегать на запах маминых пирожков.
— Вика, попробуй вот эти — с корицей. Я помню, ты говорила, что любишь корицу.
Виктория осторожно взяла печенье, словно это была не выпечка, а ядовитое насекомое. Недоверие в её глазах было таким явным, что у Маргариты Николаевны защемило сердце. Но она продолжала улыбаться — той самой улыбкой, которую репетировала перед зеркалом: мягкой, почти материнской.
— Спасибо, — Виктория откусила кусочек. — Очень вкусно.
— Я так рада, что мы наконец можем посидеть вот так, по-семейному, — Маргарита Николаевна подлила невестке чаю. — Знаешь, я много думала… Ты действительно хорошая жена для Андрюши.
Она видела, как дрогнули руки Виктории, державшие чашку. Не ожидала такого, голубушка? И правильно — Маргарита Николаевна сама от себя не ожидала этих слов. Но план был продуман до мелочей: сначала примирение, потом…
Именно поэтому она сначала извинялась пере Викой, потом плакала перед Андреем и уговаривала их сойтись снова. Вика поломалась, но вернулась. И понятно, что уходила она от него только, чтобы насолить ее Андрюшеньке. Негодяйка! Маргарита Николаевна улыбнулась своей самой доброй улыбкой.
— Мам, ты правда это говоришь? — Андрей смотрел на неё с надеждой, совсем как в детстве, когда она обещала ему новую игрушку.
— Конечно, сынок, — она накрыла его руку своей. — Я же вижу, как вы любите друг друга.
Вечер прошёл мирно — впервые за долгое время. Когда молодые уходили, Виктория даже обняла свекровь. А Маргарита Николаевна, закрыв за ними дверь, прислонилась к стене и закрыла глаза. Выдохнула и подумала, что терпеть это было невыносимо. Но первый ход сделан.
Следующие недели она была образцовой свекровью. Помогала с мелкими делами, дарила подарки, звонила только чтобы спросить, как дела. Но внутри неё зрел план — последний и решительный.
Всё началось с мелочей.
— Что-то сердце пошаливает, — говорила она, прижимая руку к груди. — Да нет, ничего страшного, не беспокойтесь.
Но её голос, её поза, её бледность — всё говорило об обратном.
Андрей начал волноваться. Стал заходить чаще, звонить по вечерам. А она всё отнекивалась:
— Не надо, сынок, у тебя своя жизнь, — и видела, как растёт в его глазах чувство вины.
Однажды вечером, когда у Виктории был запланирован важный семейный ужин с её родителями, Маргарита Николаевна разыграла свою главную карту. Дождалась, пока часы покажут начало седьмого — время, когда должны были прийти гости — и набрала номер сына.
— Андрюша, — её голос был слабым, прерывистым. — Мне плохо…
Он примчался через пятнадцать минут, бросив всё. Нашёл её в кресле — бледную, с закрытыми глазами.
— Мама! Что случилось? — руки тряслись. Он запыхался и дышал не чуть не лучше, чем мать.
— Ничего, сынок, — она слабо улыбнулась. — Зачем ты приехал? Вика, наверное, расстроится, — она судорожно вздохнула и добавила едва слышно. — Уже лучше. Просто… так одиноко иногда…
Вызванная скорая помощь ничего серьёзного не нашла.
— Нервное, — сказал врач и выразительно посмотрел на загнанного Андрея. — У вас, похоже тоже.
Андрей устало отмахнулся и остался с ней на весь вечер, держа за руку и рассказывая о своём детстве, словно пытаясь согреть её воспоминаниями.
А дома его ждала разъярённая Виктория.
— Нервное? — язвительно повторила она диагноз врача, который, не подумав сказал ей Андрей, когда она ему звонила, узнать, как свекровь. — Ты понимаешь, что она манипулирует тобой? — кричала она. — Моим родителям пришлось уйти! Они ждали нас два часа!
— Но ей было плохо… — жалобно сказал Андрей.
— Ей всегда плохо, когда у нас что-то важное! Это никогда не закончится, Андрей. Никогда!
Каждое слово Виктории било точно в цель, но не в ту, в которую та метила. С каждым упрёком, с каждым криком невестки Андрей всё больше чувствовал вину — перед матерью, перед той, что родила и вырастила его одна.
***
Маргарита Николаевна, конечно, не слышала этой ссоры, но представляла ее, смакуя во всех деталях.
А потом настал момент для последнего удара. Тамара позвонила Виктории точно так, как они договорились:
— Ты знаешь, я не должна этого говорить… Но Андрей недавно встречался с Катей. Говорят, они долго разговаривали… О прошлом, о том, что могло бы быть…
— У нее же ребенок! — фыркнула, не сдержавшись Вика.
— Нет, что ты! — хихикнула Тамара. — Какие дети?
— Маргарита Николаевна расписывала, что у нее прекрасный ребенок, — злилась Виктория, — прямо ангелочек.
И зачем она обсуждает это с подругой своей свекрови, подумала Вика. Но была так зла, что не могла остановиться.
— Нет, она ошиблась, — подлила масла в огонь Тамара. — Они так мечтали с Андрюшенькой о детях, — она притворно вздохнула, — а тут ты… — она еще раз вздохнула, — бедняжечка Катя… так любит Андрея, что столько лет не может его забыть.
Вика трясущимися руками нажала на отбой и швырнула телефон. Все, все она больше не может ни минуты оставаться в этом змеином логове. К черту и маменькиного сыночка Андрюшу, и Катю и эту дрянь свекровку. А как жаль, ведь Катя ей понравилась. Но, притворялась, наверное. Раз так любит, так любит Андрюшеньку, значит на все готова.
Этого разговора хватило. Вечером Виктория собрала вещи.
— Я ухожу, — сказала она, глядя Андрею в глаза. — Я люблю тебя, но не могу быть третьей в нашей семье. Не могу делить тебя с твоей матерью. С твоей бывшей! Со всем миром. Больше не могу.
— Вика… — он попытался остановить ее.
— Нет, Андрей! — она выдернула руку. — Отстань! Видеть вашу семейку больше не могу!
— Вика…— промямли он.
— Ты должен решить: или ты живёшь своей жизнью, или прячешься у матери под юбкой! Я больше не могу.
Вика отпихнула ужа и выскочила за дверь. В квартире повисла тишина. Такая глубокая. Успокаивающая. Было слышно, как тикают часы на стене. Те самые, что Маргарита Николаевна подарила им на новоселье. Андрей слушал, как они тикают, сорвал их со стены и выбросил в окно.
«Боже, как я устал», — подумал он. — «Мне просто хочется тишины и покоя».
Он плюхнулся на диван. И сидел в темноте, не зажигая свет. Тихо. Темно. И не хотелось шевелиться. Только бы его никто не трогал…
Она пришла. Конечно, она пришла, разве могла не прийти в такой момент? Будто бы дала у подъезда, когда выскочит Вика с чемоданом.
— Сынок, — она присела рядом, попыталась обнять его за плечи. — Может, оно и к лучшему… — едва скрывая радость победы сказала она.
Он медленно повернулся. Она отшатнулась. Сначала ей показалось, что он готов ударить ее. Но Андрей просто посмотрел ей в глаза. Столько боли и понимания было в его взгляде.
— Поздравляю, мама, — тихо, совсем без эмоций, сказал Андрей. — Ты победила. Ты добилась своего.
Он помолчал.
— Теперь я снова один, как ты и хотела.
— Что ты такое говоришь! Я же хотела только…
— Счастья? — он горько усмехнулся. — Нет, мама. Ты хотела контроля. И знаешь, что? Ты его получила. Вместе с моим одиночеством.
Он встал, и она вдруг увидела, каким высоким он стал — выше неё на целую голову. Когда это случилось? Когда её маленький мальчик вырос в этого усталого, сломленного мужчину?
— Я тебя ненавижу. Уходи, — сказал он. — Мне нужно найти себя. Без тебя.
— Андрюша! — она испуганно вскочила.
— Вон, — просто ответил он.
Маргарита Николаевна ушла, гордо подняв голову. Куда он денется? Она его мать. А матерей так просто не бросают.
Дома она слонялась по квартире. Хотела согреть чайник, но забыла включить плиту. Маргарита Николаевна подошла к серванту, где стояли фотографии. Вот Андрюша-первоклассник с букетом астр. Вот его выпускной. Свадьба с Катей. Свадьба с Викторией. Столько счастливых моментов — и все они теперь казались кадрами из чужого фильма.
Она взяла последнюю фотографию — ту, где они втроём на новоселье. Андрей улыбается, обнимая Викторию, а она, Маргарита Николаевна, стоит чуть поодаль с натянутой улыбкой. Всегда поодаль, всегда контролируя, всегда пытаясь вернуть то, что уже нельзя вернуть.
В окно барабанил дождь, и в его монотонном шуме ей слышался шёпот: «Ты проиграла. Ты всё потеряла».
Но даже сейчас, глядя на фотографии, она думала о новом плане. О том, как вернуть сына и как заставить его понять…
Потому что некоторые люди не умеют отпускать. Даже когда это единственный способ сохранить любовь.
