После похорон мамы Ирина никак не могла привыкнуть к гнетущей тишине в квартире в Житомире — пока вдруг не раздался требовательный звонок в дверь. За дверью стояли её сестра Светлана и племянница Наташа с такими выражениями лиц, будто явились не скорбеть, а моментально приступить к разделу имущества. И они действительно явились делить.
— Ирочка, открывай скорее! — донеслось из-за двери.
Ирина застыла, держа в руках чашку с недопитым чаем. Сколько же они не общались со Светой? Года четыре, не меньше. С тех пор, как та переехала в новый элитный дом к мужу и стала изображать из себя светскую даму. На похоронах, конечно, появилась. Постояла у гроба, смахнула пару слезинок для приличия. И тут же — испарилась по неотложным делам.
— Иду! — крикнула Ирина и медленно побрела к двери.
За дверью стояла не только Светлана, но и её дочь — Наташа. Племянница. Ей двадцать пять, но она уже держалась невероятно нагло, аж хотелось дать пощёчину. В ультрамодных джинсах, с последней моделью смартфона в руке.
— Привет, тётя Ира, — кивнула Наташа, даже не оторвавшись от экрана. — Мы решили приехать, чтобы, ну, разобрать бабушкины вещи.
Светлана протопала в прихожую, окинув квартиру оценивающим, цепким взглядом.
— Да уж, — вздохнула она, — сколько же хлама накопилось. Одной тебе это не по силам. Мы тебе поможем.
— Спасибо, конечно, но я пока психологически не готова к этому, — начала было Ирина.
— Ты нам отдашь этот комод, — перебила Наташа, наконец подняв взгляд от телефона. — Зачем тебе два?
Ирина опешила:
— Какой комод?
— Вот этот, — Светлана уже стояла в гостиной и похлопывала рукой по резной деревянной дверце старинного комода. — Помнишь, дедушка его сам делал? Своими руками! Такие сейчас стоят бешеных денег, тысяч по сто тридцать тысяч гривен!
— Сто тридцать тысяч гривен? — Ирина опешила ещё больше.
— Да ладно, может, и больше, — махнула рукой Наташа. — У моей подруги такой же продали за сто девяносто тысяч гривен. Ну так что? Отдашь нам?
Ирина стояла, не в силах вымолвить слова. Комод. В детстве она пряталась в нём, играя в «козаков-разбойников». Мама хранила там свои нарядные платья. А пахло от него кедром — дедушка специально клал кедровые дощечки внутрь, чтобы защитить от моли.
— Маме он просто идеально подходит, — продолжила Наташа. — Он отлично впишется в нашу столовую. И вообще, бабуля бы точно отдала. Она же нас очень любила.
— Ты же не собираешься жить тут, как в музее! — подхватила Светлана. — Всё нужно разделить по-честному!
Ирина посмотрела на сестру. На племянницу. На этот комод.
— А второй комод? — тихо спросила она. — Тот, что в спальне?
— Тот обычный, — пожала плечами Светлана. — Советский. Ничего не стоит.
— То есть мне вы оставляете то, что ничего не стоит?
— Ну что ты начинаешь! — рассмеялась Наташа. — Зачем тебе что-то дорогое? Ты же живёшь одна. У тебя и вещей-то особо нет. А у нас семья, просторный дом. К нам постоянно приходят гости.
Ирина почувствовала, как внутри всё сжимается от обиды. Неужели это так просто для них?
— Я должна подумать, — сказала она наконец.
— Что тут думать-то?! — возмутилась Светлана. — Или отдаёшь, или нет!
— Подумаю, — повторила Ирина уже немного твёрже.
Наташа закатила глаза:
— Тётя Ира, ну перестань жадничать. Тебе же досталось всё самое главное! Квартира, дача!
— При чём тут дача?
— А при том, что мы тоже родные!
Ирина стояла посреди маминой гостиной и понимала: вот, оно началось. То, чего она больше всего боялась. То, о чём её соседка Тамара Петровна предупреждала — налететь могут, как стая воронов.
— Мы через неделю приедем с грузовым автомобилем, — сказала Светлана, направляясь к выходу. — Мы договорились?
— Нет, — тихо, но совершенно отчётливо произнесла Ирина. — Не договорились.
Сестра резко обернулась:
— Что значит — не договорились?!
— Значит, нет. Пока нет. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.
Светлана и Наташа переглянулись. В воздухе сгустилось что-то тяжёлое и неприятное.
— Ну смотри, — сказала Светлана, — сама же потом пожалеешь.
И они ушли. А Ирина осталась одна в тишине маминой квартиры, где теперь каждая, даже самая маленькая вещь, казалась ей под угрозой.
Всю неделю Ирина не находила себе места. Днём были какие-то дела — сходить в службу соцобеспечения, в больницу за медицинскими бумагами, разобрать мамины документы. А вечером она садилась в кресло у окна и смотрела на этот комод.
Она прекрасно помнила, как дед его мастерил. Ей тогда было лет шесть. Дед в сарае строгал, подгонял доски, покрывал лаком. А она крутилась рядом, собирая стружку в корзинку.
— Ирочка, — говорил дед, — этот комод будет для твоих детей. И для их детей тоже. Чтобы всё добро в семье передавалось.
Для детей. Только вот своих детей у Ирины не случилось. Муж ушёл от неё очень рано — к женщине помоложе. А времени на создание новой семьи уже не осталось. Все силы уходили на заботу о маме.
Во вторник Светлана позвонила:
— Ну что, приняла решение?
— Ещё размышляю.
— Ира, ты что, издеваешься надо мной? Мы же всё решили!
— Мы ни о чём не договаривались. Ты всё решила сама за меня.
— Слушай, не наглей! У нас семья, дети! А ты одна живёшь в огромной трёшке! Тебе что, жалко сделать подарок родной племяннице?
Ирина молча положила трубку. Руки тряслись.
В среду приехала соседка Тамара Петровна — с домашними пирожками и неподдельным сочувствием:
— Ирочка, милая, как ты? Не скучаешь в одиночестве?
— Да вроде терпимо, Тамара Петровна.
— А я тут слышала, сестра твоя приезжала. С дочкой.
— Приезжала.
— И что им было нужно?
Ирина тяжело вздохнула и всё рассказала. Про комод, про их жёсткие требования, про намёки на суд.
Тамара Петровна только головой покачала:
— Эх, Ирочка. А знаешь, что мне Света в очереди в магазине вчера рассказывала?
— Что?
— Что ты страшно жадная стала. Что совсем совесть потеряла. Мол, родной сестре комода пожалела. И что у тебя всё равно наследников нет — кому же оставлять-то?
Ирина побледнела. Значит, уже разносит сплетни по всем магазинам. Скоро весь район будет знать — Ирина Сергеевна жадная, не даёт сестре добра.
— Ты её не слушай, — махнула рукой Тамара Петровна. — Сама подумай: если бы ей было что делить, она бы тебя тридцать лет навещала?
— Не навещала.
— Вот и я о том же! А теперь — такая милая, такая заботливая. Денег на похороны не дала, кстати.
— Не дала, — тихо подтвердила Ирина.
— А теперь требует! Нахалка!
В четверг Наташа прислала сообщение: «Тётя Ира, мы в субботу точно приедем за комодом. Грузчиков уже заказали. Ждите».
Ирина перечитала это сообщение раз десять. Заказали грузчиков. Значит, решение уже принято. За неё.
Она встала, подошла к комоду, открыла дверцу. Оттуда пахло кедром и чем-то очень тёплым, родным. На полках лежали мамины вещи — платки, кофточки, пакетики с лекарственными травами. И старинная шкатулка с бижутерией.
Ирина опустилась на пол и заплакала. Громко, навзрыд, как в далёком детстве.
В пятницу вечером снова позвонила Светлана:
— Завтра ровно в десять утра будем. Подготовь какую-нибудь бумагу на комод.
— Какие бумаги на комод?
— Расписку, что ты добровольно отдаёшь! А то вдруг потом решишь заявить, что мы силой забрали.
— Света, я, вообще-то, не готова.
— А готовься скорее! Грузчики — это дорого, и их время стоит денег. И не смей нас опозорить перед людьми!
— Перед какими людьми?
— Да хватит притворяться! Весь район в Виннице уже знает, что ты жмёшься отдать комод! Тебе должно быть стыдно!
Ирина снова положила трубку. И вдруг её осенило: они не остановятся. Завтра они придут с рабочими и просто заберут комод. А если она посмеет сопротивляться — поднимут такой крик и скандал, что сбежится весь подъезд.
Они будут орать, что она неблагодарная. Что обижает родную сестру. Что она просто жадная.
И люди поверят. Потому что Светлана умеет убеждать, умеет говорить. А Ирина всегда предпочитала молчать.
Она ходила по квартире до полуночи и размышляла. Может, действительно отдать? Чтобы сохранить мир в семье? Чтобы избежать ругани?
Но каждый раз, глядя на этот комод, она вспоминала дедушку.
В два часа ночи Ирина приняла решение. Впервые за всю свою жизнь — это было её личное решение, которое точно никому не понравится.
Завтра она встретит их у порога. И скажет то, что должна была сказать ещё неделю назад.
Она легла спать и впервые за эту неделю спала по-настоящему спокойно. А утром проснулась с ощущением, будто что-то в ней выросло, окрепло.
В девять утра Ирина встала у окна и принялась ждать. Сердце стучало громко, но страха больше не было.
Будь что будет.
В половине десятого во двор въехала грузовая «газель». Двое мужчин в спецодежде вылезли, начали разгружать тележку и крепкие ремни. Следом за ними — Светлана с Наташей.
Ирина вышла на лестничную площадку и встала прямо в дверном проёме.
Она стояла, как крепость, и наблюдала, как по ступенькам поднимаются четверо. Светлана впереди — с таким лицом, будто идёт не в гости, а на бойню. Наташа за ней — с телефоном наготове, чтобы заснять всё. И двое грузчиков со своим рабочим инвентарём.
Целая армия против одной женщины.
— Привет, Ирочка, — натянуто улыбнулась Светлана. — Ну что, ты готова? Документы подписала?
— Я вас не впущу, — тихо сказала Ирина. — Ни один комод отсюда не уедет.
Светлана застыла посреди площадки:
— Что?!
— Это мой дом. И хватит считать, что я вам что-то обязана.
Грузчики переглянулись. Один — старший, лет пятидесяти — почесал затылок:
— А мы тогда, может, подождём в машине?
— Стойте! — рявкнула Светлана. — Никуда не уходите! Ира, ты что творишь?!
— То, что должна была сделать неделю назад.
Ирина перегородила проём руками. Она была хрупкой, но стояла, как будто могла остановить двух здоровых мужиков.
— Ты окончательно свихнулась?! — завизжала Наташа. — Мы же договорились! Грузчиков нанимали! Деньги платили!
— Я ни с кем не договаривалась. Вы всё решили сами, за моей спиной.
— Ира, не позорься! — Светлана попыталась прорваться к двери, но Ирина не сдвинулась ни на миллиметр. — Весь подъезд услышит!
— Пусть слышат.
— Да ты что, совсем потеряла рассудок?! Я твоя старшая сестра! Я имею полное право!
— Какое право?
— Право наследства! Мы оба дети этих родителей!
Ирина вдруг рассмеялась. Коротко, жёстко:
— Дети? Когда мама упала с переломом — ты где была? Когда ей ставили капельницы — ты приезжала? Когда она ночами стонала от боли — ты была рядом?
— Я работала! У меня же семья!
— А у меня что, не было жизни?! У меня тоже была своя жизнь! Я от всего отказалась ради мамы! А ты явилась только на похороны!
Светлана побагровела от злости:
— Не смей так со мной разговаривать!
На площадке стали появляться соседи. Сначала из квартиры 47 выглянула бабушка Тамара. Потом приоткрылась дверь напротив — там жила семья Михайловых.
— Что тут происходит? — спросила бабушка Тамара.
— Ничего особенного, — злобно бросила Светлана. — Сестра моя жадничает. Комод не отдаёт.
— Какой комод? — заинтересовался Михайлов.
— Дедушкин! — выпалила Наташа. — Бабушка бы отдала! А она жадная!
Ирина почувствовала, как её щёки горят. Опять. Опять выставляют её жадной перед всеми людьми.
— А может, и правильно не отдаёт, — неожиданно заступилась бабушка Тамара. — Если дедушкин — значит, он ей и принадлежит.
— Да что вы такое говорите?! — взвилась Светлана. — Она живёт одна! Зачем ей два комода?!
— А тебе зачем? — вдруг спросила Ирина.
— Что — зачем?
— Зачем тебе мой комод? Отвечай честно.
Светлана запнулась:
— Ну, он же антикварный.
— Дорогой, значит?
— И что с того?!
— То! — Ирина сделала шаг вперёд. — Что тебе нужен не комод — тебе нужны деньги! Сто тридцать тысяч гривен! Или сто девяносто!
— Ира, ты…
— А память? — Ирина смотрела сестре прямо в глаза. — Тебе на это наплевать! Тебе нужны средства!
— Не смей выражаться!
Наташа полезла с телефоном:
— Тётя Ира, вы ведёте себя неадекватно! Я всё снимаю! Я покажу всем, какая вы на самом деле!
Ирина резко выхватила у неё смартфон и со всей силы швырнула его об стену. Телефон разлетелся на мелкие куски.
Наступила мёртвая тишина.
— Ты что натворила?! — прошептала Наташа, глядя на обломки.
— То, что давно должна была сделать.
Светлана отступила назад:
— Ира, ты не в себе! Совсем сошла с ума!
— Может быть, — кивнула Ирина. — Сошла с ума от того, что всю жизнь всем уступала. Мужу уступала — он ушёл к другой. Тебе уступала — ты села мне на голову. Маме уступала — свою жизнь похоронила.
— Не смей трогать маму!
— Мама была хорошим человеком. Но и она привыкла, что я всегда соглашусь! Всегда промолчу! Всегда пожертвую собой!
Ирина почувствовала, как что-то внутри неё рвётся и освобождается.
— Мужики, — обратилась Светлана к грузчикам, — заходите в квартиру. Забирайте комод.
Старший грузчик покачал головой:
— Не можем, гражданка. Хозяйка против.
— Я же плачу!
— А хозяйка против. Мы не бандиты.
— Сколько? — Светлана полезла в сумку. — Пятнадцать тысяч гривен дам! Двадцать!
Ирина смотрела на сестру и вдруг увидела её настоящую сущность. Готова дать рабочим взятку, лишь бы заполучить то, что ей не принадлежит.
— Мужчины, — тихо сказала Ирина, — можете идти. Прошу прощения за это беспокойство.
Грузчики переглянулись и стали спускаться по лестнице.
— Стойте! Куда вы?! — заорала Светлана. — Я же плачу вам деньги!
— До свиданья, — бросил старший через плечо.
Светлана металась по площадке, как загнанный зверь:
— Ира! Ну так нельзя! Мы же родня!
— Нет, — спокойно ответила Ирина. — Больше не родня.
— Что значит — не родня?!
— Семья — это те, кто друг о друге заботится. А ты обо мне когда беспокоилась? — Ирина обвела взглядом соседей. Пусть все слышат. — Когда от меня ушёл муж — ты звонила? Когда я маму в одиночку выхаживала — ты помогала? А теперь ты приехала за наследством и требуешь!
Наташа всхлипнула:
— Тётя Ира, ну зачем вы так резко?
— А зачем ты телефон доставала? — Ирина посмотрела на племянницу. — Чтобы выложить в сеть и показать, какая я плохая? Чтобы все меня осуждали?
— Я не хотела.
— Хотела. — Ирина глубоко вздохнула. — Ладно. Хватит. Идите домой. И больше сюда не приезжайте.
— Ира, ты пожалеешь! — бросила Светлана напоследок.
— Не пожалею, — твёрдо ответила Ирина и решительно вошла в квартиру.
За её спиной с грохотом захлопнулась дверь. Впервые в жизни — она захлопнула дверь.
И стало тихо.
Ирина прислонилась спиной к двери и закрыла глаза.
Прошёл месяц. Может, два. Ирина перестала вести счёт дням.
Светлана не звонила. Наташа тоже. Как будто их отрезало. И это было… странно. Всю жизнь она боялась их осуждения, их претензий, их вечного недовольства. А теперь — полная тишина.
Первую неделю она вздрагивала от каждого телефонного звонка. Думала — вот, сейчас начнутся угрозы, слёзы, попытки надавить через общих знакомых. Но ничего не было.
Только один раз позвонила бабушка Тамара из соседней квартиры:
— Ирочка, а твоя сестра больше не появляется?
— Нет, не появляется.
— И прекрасно, — неожиданно сказала соседка. — Слишком наглая она. И девчонка её тоже. Ты правильно их выставила.
Ирина даже немного растерялась. Она ведь думала, что все будут её осуждать.
Во вторник к ней зашла Тамара Петровна:
— Ирочка, как ты? Не грустишь в одиночестве?
— Нет. Как ни странно, не грущу.
— А чего грустить? — Тамара Петровна села за стол, разлила ароматный чай. — Паразитов прогнала — и правильно. Они тебе звонили хоть раз за все эти годы?
— Не звонили.
— Вот и я о том же! А тут вдруг — объявились, «родственнички». Когда появилось что делить.
Ирина кивнула. И вдруг поняла: она больше не оправдывается. Не объясняет. Не мучается чувством вины.
Вечером Ирина подошла к комоду, открыла дверцу. Оттуда пахло кедром. И, главное, домом.
Дедушка был прав. Этот комод — для семьи. Только семья, как оказалось, бывает разной.
Как же тяжело, друзья, когда горе обнажает не скорбь, а жадность. 😥 История Ирины — это мощный урок о том, что наследство — это не только вещи и метры, но и право на собственное достоинство. Она смогла, наконец, выбрать себя и своё спокойствие, перестав быть вечной жертвой.
А вы считаете, Ирина поступила слишком резко, швырнув телефон, или в той ситуации ей нужно было поставить такую жёсткую точку? Сталкивались ли вы с «родственниками», которые появляются только тогда, когда есть что делить? Поделитесь своей мудростью! 👇
