— Я не могу больше. Мне сын нужен был, а у нас уже третья девка. Я не такого хотел от жизни, — Сергей стоял у двери с потёртой спортивной сумкой, не глядя на жену.
Ирина замерла с ложкой в руке. Каша на плите тихо булькала. Машенька ползала по деревянному полу, пытаясь поймать солнечный луч.
— Сережа… пожалуйста. Ты что несёшь? Посмотри на них, — её голос дрогнул.
Он даже не обернулся. Дверь захлопнулась, и этот звук прорезал утреннюю суету. Машенька хныкнула, словно почувствовав что-то. Рыжий Бублик выгнул спину и спрыгнул с подоконника.
Аня, старшая, застыла с тарелками в руках. Её глаза, слишком взрослые для восьмилетней, наполнились пониманием.
— Мам, а папа скоро вернётся? — Лиза дёргала Ирину за халат, не понимая, что только что произошло.
Ирина провела рукой по волосам, замотанным наспех полотенцем. Посмотрела на трёх дочерей — свою жизнь, свою радость — и прошептала:
— Завтракаем, девочки. Каша остынет.
***
Она верила, что он вернётся. День. Два. Неделя прошла. Соседи отводили глаза при встрече.
Надя заглядывала почти каждый вечер — то с банкой малинового варенья, то с пирогом, то просто так, присмотреть за девочками, пока Ирина крутилась с домашними делами.
— И как у него совесть позволила? — Надя разливала чай по чашкам, когда девочки уже видели десятый сон. В её голосе звучала настоящая горечь. — Мужчина, называется. От родных детей сбежал, как от пожара.
Ирина молча смотрела в окно. Клён у забора уже подкрашивал листья в жёлтый — осень подкрадывалась незаметно.
— Знаешь, он последний год какой-то другой был. Всё отворачивался, когда я с Машенькой возилась. Говорил — хватит девок, сын нужен.
— И что теперь?
— Теперь мы сами, — Ирина выпрямила спину.
Дни потянулись как липкая патока.
Ночью она плакала в подушку, чтобы девочки не слышали. Днём — стирала, готовила, пекла. Детское пособие — капля в море.
Печной дым щипал глаза, мука забивалась под ногти, спина ныла, но Ирина поднималась каждое утро.
— А папа на тот свет отправился? — спросила Лиза через месяц, глядя на фотографию на комоде.
— Нет, милая. Папа просто ушёл.
— Почему?
— Потому что иногда взрослые так делают, — ей хотелось сказать правду — что их отец оказался слабаком, но язык не поворачивался. — Иди, помоги Ане с посудой.
Октябрь принёс дожди и холод в старый дом.
Щели в окнах задували ветрами. Ирина замазывала их, а девочки помогали. Аня стала серьёзнее, часто молчала, но всегда была рядом — подхватывала Машеньку, когда та начинала капризничать, укрывала Лизу одеялом.
— Мы справимся, мам, — сказала она однажды вечером, когда они вместе чистили картошку.
— Конечно, доченька, — Ирина поцеловала её в макушку, пахнущую дымом и яблоками.
Машенька делала первые шаги, цепляясь за табуретки и старый комод.
Никто не ожидал, что малышка, путающая слоги и мычащая по ночам, вдруг выдаст не привычное «ма-ма» или «па-па», а чистое, звенящее «Аня».
Старшая дочь замерла с тарелкой в руках, а Ирина вдруг почувствовала, как что-то внутри оттаивает — и рассмеялась так, будто заново научилась этому простому чуду.
— Надо тесто ставить, — она засучила рукава. — С утра напеку плюшек, отнесу в магазин. Обещали взять на продажу.
Аня молча подала ей муку. Чёрный Тимон тёрся о ноги, мурча что-то ободряющее.
Очередной год. За окном падал снег — первый в этом году. Сергей не звонил, не писал. Словно растворился в воздухе.
— А может, он вернётся на этот Новый год? — прошептала Лиза перед сном, прижимая к себе потрёпанного зайца.
Ирина погладила её по голове:
— Спи, зайчонок. У нас своя дорога теперь.
Она не знала, хватит ли сил. Не знала, что будет завтра. Но она знала точно — её девочки не должны чувствовать себя брошенными.
***
Сергей так и не объявился. Не позвонил, не написал. Но они давно перестали ждать его возвращения.
Теперь их дом пах свежей выпечкой и яблоками, звенел от детского смеха. Три девчонки выросли светлыми и сильными, с живыми глазами.
А Ирина — из испуганной женщины стала опорой, от которой не стыдно перенять силу.
Вечером она вышла на крыльцо. Машка и Лиза возились с новым котёнком. В окне горел тёплый свет. Ирина глубоко вдохнула пропитанный росой воздух и улыбнулась.
Кто-то ушёл. Но свет остался с ними.
И впереди — целая жизнь.
***
— Вставай, соня, в школу опоздаешь, — Ирина легонько потрясла Аню за плечо. За окном догорал февраль, второй без Сергея.
Аня подскочила, протёрла глаза.
— А снег ночью был?
— Был. Сугробы по колено намело.
Два года пролетели, оставив морщинки у глаз Ирины и огрубевшие от работы руки. Она научилась быстро топить печь одной спичкой, латать одежду так, что не отличишь от новой, и научилась верить в завтра.
— Мам, у Кольки новый телефон, — Лиза вбежала на кухню, размахивая ложкой. — А мне когда купишь?
— Купим обязательно. Вот продам партию пирогов к празднику.
Ирина улыбнулась, помешивая кашу. Дочка не знала, что вчера она до полуночи пекла, чтобы хватило на валенки Машеньке.
Комната наполнилась запахом свежей выпечки. Тимон, как обычно, устроился на подоконнике, а Бублик гонялся за Машенькой.
— Мы сильные! — выпалила Машка, балансируя деревянным кубиком на ладошке.
Фраза, которую Ирина как-то обронила в тяжёлый вечер, превратилась в их семейное заклинание, которое они шёпотом повторяли перед сном, сцепив руки.
— И не сломаемся, — кивнула Ирина, наблюдая за дочкой с тихой гордостью.
После ухода Сергея деревня словно ближе стала им.
Кто-то приносил варенье, кто-то отдавал старые вещи для девочек. Надя стала почти членом семьи — забегала каждый день, помогала с малышкой, когда Ирина бралась за большие заказы.
— Ты уже не та запуганная курица, какой была при муже, — сказала она однажды, наблюдая, как Ирина ловко управляется с тестом. — Расцвела, как майская роза.
— Какая там роза, — усмехнулась Ирина. — Чертополох скорее.
Но перед зеркалом вечером она вдруг увидела себя — прямая спина, упрямый взгляд. Она действительно изменилась.
Пришло сообщение из школы. У Ани проблемы. Ирина, бросив всё, помчалась.
— Подралась с мальчишкой, — строго сказала учительница. — Он сказал, что у неё отец сбежал, потому что они все никчёмные.
Ирина сжала кулаки.
— И что Аня?
— Разбила ему нос.
Дома Ирина обняла дочь.
— Ты не должна драться.
— А что я должна? — в глазах Ани блеснули слёзы. — Слушать, как все шепчутся? Как нас жалеют?
— Ты должна быть сильнее этого, — Ирина поправила ей волосы. — Пусть говорят. Мы знаем, кто мы.
Весна нагрянула враз — земля раскисла, воздух напитался влагой.
Возле крыльца пробились первые тюльпаны — те самые, что Сергей когда-то сажал, насвистывая.
Ирина дважды бралась за лопату, чтобы выкорчевать эту память, но рука не поднялась — не виноваты цветы, что руки у их хозяина оказались короткими.
В бывшей супружеской комнате теперь царствовал запах свежей выпечки. Старенькая зингеровская машинка, которую притащила соседка Валя, заняла угол, где раньше стояли его вещи.
Здесь они с девчонками колдовали над имбирными пряниками — их уже заказывали даже из райцентра.
— Мам, я на него похожа? — Лизка вертелась перед треснувшим зеркалом, разглядывая свой курносый профиль.
Ирина замерла с недошитой занавеской.
— Глаза его, это да, — она осторожно подобрала слова. — Только вот нутро у тебя другое. Ты не из тех, кто бросает своих.
Она давно не плакала по ночам. Не ждала шагов на крыльце. Деньги, которые раньше уходили на развлечения Сергею, теперь шли на учебники и обувь для девочек. Дом стал светлее.
— Если бы я была мальчиком, папа бы остался? — этот вопрос Лиза задала внезапно, за ужином.
Аня вскинула голову, а Машенька продолжала увлечённо возить ложкой по тарелке.
— Он ушёл не из-за тебя, — твёрдо сказала Ирина. — Он просто слабый человек. А мы — сильные.
Надя принесла письмо — от Сергея. Первое за два года. Ирина долго смотрела на конверт, но не вскрыла.
— Не хочешь узнать, что пишет? — удивилась подруга.
— Зачем? Мы уже другие, — Ирина положила конверт в ящик. — Если захочет увидеть дочерей — пусть приедет и посмотрит им в глаза.
В тот вечер она достала старую фотографию — они вчетвером, ещё до рождения младшой.
Сергей улыбался, обнимая её за плечи. Где был этот человек теперь? Ирина аккуратно вырезала себя с девочками и вставила в новую рамку.
— Мы справились, — прошептала она, глядя на мирно спящих дочерей. — Без него.
***
— Мам, я поступила! — голос Ани дрожал от восторга. — Они приняли меня в педагогический!
Десять лет пролетели, как один миг. Машенька уже вовсю бегала во дворе с соседскими детьми, Лиза помогала печь знаменитые на всю деревню пироги, а Аня готовилась к новой жизни — в городе, в институте.
Ирина прижала к груди письмо о зачислении. Руки дрожали. Сколько ночей она не спала, работая дополнительно, чтобы дочь могла учиться?
Сколько раз отказывала себе в новой одежде, чтобы откладывать на образование девочек?
— Ты заслужила это, — она обняла дочь, чувствуя, как та вытянулась за последний год. — Ты всё делала правильно.
В саду распустились тюльпаны — яркие, гордые, выжившие без особого ухода. На веранде, выстроенной её руками и руками соседа Петровича, стоял новый стол, сколоченный из старых досок и покрытый лаком.
Рыжий Бублик, уже старый и ворчливый, грелся на солнце, а Тимон давно отошёл на небо, оставив после себя трёх котят, которые теперь жили у Нади.
Их дом изменился — вместо старых обоев появились новые, светлые, с мелким цветочным узором. Деревянный пол сверкал от чистоты. На стенах — рисунки Машеньки, грамоты Ани, фотографии их маленькой семьи.
— А я нарисовала открытку, — Машенька протянула Ане лист бумаги. — «Лучшая семья на свете».
— Так и есть, — Аня крепко обняла сестрёнку. — Ты права.
Вечером, когда младшие легли спать, Ирина с Аней сидели на крыльце. Звёзды рассыпались по тёмному небу.
— Боишься? — спросила Ирина.
— Немного, — призналась Аня. — А вдруг я не справлюсь?
— Ты справишься, — Ирина взяла её за руку. — Ты сильная. Мы все сильные.
— Я хочу быть такой, как ты, мама, — вдруг сказала Аня. — Только чуть помягче.
Ирина рассмеялась сквозь слёзы:
— Пожалуй, помягче будет не лишним.
Деревня затихала. В окнах гасли огни. Из соседнего дома доносилась тихая музыка — там праздновали чей-то день рождения. Жизнь продолжалась — без Сергея, но полная и настоящая.
— Интересно, где он сейчас? — впервые за долгое время спросила Аня об отце.
— Не знаю, — честно ответила Ирина. — То письмо я так и не прочитала. Сожгла.
— Правильно сделала, — кивнула Аня. — Нам уже не нужно.
Утром Надя принесла свежие булочки и новость — видели Сергея в соседней деревне. Проездом. Говорят, искал.
— И что ты будешь делать, если придёт? — спросила она, нервно поглядывая на дорогу.
Ирина вытерла руки о фартук:
— Выслушаю. Покажу, как живём.
— А девочки?
— Это их отец, как ни крути. Пусть сами решают.
Но Сергей не пришёл. Может, не решился. Может, проезжал мимо. Это было уже неважно.
Наступил день отъезда. Аня собрала небольшую сумку — всё самое нужное. Автобус приходил в полдень.
Лиза помогала сестре упаковать тетради и книги, молчаливая, сдерживающая слёзы.
— Ты будешь приезжать каждое воскресенье, — сказала она, глядя на Аню снизу вверх. — Обещаешь?
— Обещаю, малявка, — Аня поцеловала её в макушку.
На автобусной остановке их обступила тишина. Ирина держалась, но глаза предательски блестели.
— Звони, как доберёшься, — она поправила воротник дочкиной куртки. — И на перекусы не экономь, слышишь?
Аня крепко стиснула мать в объятиях.
Автобус уносил её в другую жизнь — с дипломом, профессией, будущим. Но корни оставались здесь, в этой земле, в руках матери, в звонком смехе сестёр.
Ирина стояла, глядя вслед, пока автобус не скрылся за поворотом. Лиза прижалась к ней, обхватив за талию:
— Прорвёмся, мам.
— А куда нам деваться, милая.
